Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Димитриева-Миф и литература.rtf
Скачиваний:
71
Добавлен:
14.03.2016
Размер:
1.39 Mб
Скачать

Тема 8. Мифопоэтическое осмысление абсурдности и бездуховности бытия в литературе хх века (модернизм, авангард, антиутопия, научная фантастика, постмодернизм и близкие к нему авторы)

Углубление кризиса культуры в ХХ в. не могло не сказаться на литературе. Через обращение к мифопоэтической традиции, доказавшей на протяжении веков не только свою жизнеспособность, но и явную плодотворность, писатели различных направлений пытаются в рамках художественной вселенной создаваемых ими произведений упорядочить хаос жизни, воссоединить целостность мира, придать смысл абсурдности и пустоте бытия, преодолеть ужас существования, нравственно и эстетически обновить мир.

Насколько эти попытки оказались успешными для представителей модернистской и постмодернистской литературы, можно судить по таблице, в которой отражены характерные особенности мировосприятия, проявляющиеся в мифотворчестве архаическом (традиционном) и ХХ в. (модернистском, постмодернистском):

Критерии для сравнения мировосприятия

В архаическом (традиционном) мифе

В модернистком и постмодернистком мифотворчестве

1. Трансцендентная сила, которая господствует над человеком

природа, вечная, мудрая и священная

цивилизация, рутинный социальный и житейский опыт, повседневность

2. Тип героя

культурный герой, борец за сохранение космического порядка, народный заступник

природно-оргиастический или экзистенциально-абсурдный герой

3. Носители мифологического сознания

архаическая народная общность и связанный с ней кровными и духовными узами герой

персонаж-одиночка, самоуглубленный и независимый

4. Отношение к мифу

почтительное и благоговейное приятие

интеллектуальное осмысление, пародийное обыгрывание, ироническая отстраненность

5. Общий пафос текста

оптимистический, героический

трагический, траги-фарсовый, гротескный

Существенно, что сами писатели-модернисты осознают обнаружившийся в душе человека ХХ в. конфликт между традиционным, естественным (чувствами, ощущениями) и плодами развития цивилизации (рассудком, рассчётом). Такое внутреннее состояние переживает, например, герой романа Марселя Пруста «В поисках утраченного времени». В форме романа «потока сознания» писатель передаёт восприятие жизни героем как хаоса иррациональных ощущений, как растворение «я» героя в потоке жизни. Поэтому для него так важно обретение «утраченного времени»: оно означает возврат к спасительным Началам (основам) индивидуальной судьбы и души.

Один из крупнейших модернистских мифотворцев ХХ в., Джеймс Джойс, также раскрывавший духовно-нравственный смысл жизни человека через мифологему пути, создал и художественно воплотил в своих произведениях концепцию эпифании (озарения) как высшей ступени восприятия и познания мира в его сложности и взаимосвязях (роман «Улисс», рассказ «Эвелин» и др. из сборника «Дублинцы»).

Вирджиния Вулф, представитель и зачинатель литературы авангарда, находит средство примирения с абсурдным миром в таком свойстве мифосознания, как медиация (соединение) противоположностей. В её произведениях на уровне образной системы, хронотопа, сюжета снимаются противопоставления мгновения и вечности, мужского и женского, прошлого, настоящего и будущего, что осуществимо, конечно, только при созерцательном восприятии жизни, при внеинтеллектуальном прозрении сущности бытия, которые наиболее адекватно передаются в тексте благодаря использованию модернистского приёма «потока сознания» (романы «Орландо», «Волны» и др.). Рассматриваемый в ракурсе духовно-нравственной проблематики, этот приём не только передаёт мифологический пафос всеединства и потока жизни, но и переводит сюжеты о пространственном путешествии героев произведений в истории их становления и самопознания. Художественному воплощению личностно значимого опыта духовно-нравственного становления служат в произведениях В. Вулф архетипические образы моря, корабля, маяка, города, его улиц, окон и др. (романы «Путешествие вовне», «Ночь и день», «Миссис Деллоуэй», «На маяк»).

Темы распадения человеческих связей в условиях цивилизации, давления рутинной повседневности и бегства от неё в природный мир раскрывает в своём творчестве еще один представитель литературы авангарда Д. Г. Лоуренс. Будучи знаком с научными трудами Дж. Фрэзера по мифу и ритуалу, он использует в произведениях мифологемы «умирающего и возрождающегося божества», «священного брака» и другие, прибегает к античной мифологии. В рассказах «Солнце», «Запах хризантем» названные темы реализуются в чертах идиллического хронотопа, в оргиастическом (животно-инстинктивном) поведении героя в сочетании с экзистенциальными мотивами одиночества, свободы, абсурда бытия, неудовлетворённости существованием.

Стремление отказаться от интеллектуально-рационального отношения к действительности и вернуться к иррациональности мифотворчества характерно также для творчества Франца Кафки. При чтении его произведений читатель сталкивается с алогизмом (отсутствием логики) и абсурдностью созданной автором картины мира, из которых герои подчас выходят духовно и нравственно дезориентированными (роман «Процесс», новеллы-притчи). При этом достоинством творчества Ф. Кафки, несомненно, является то, что благодаря реализации в произведениях писателя мифоархетипических мотивов описываемые в них ситуации приобретают универсальный, актуальный для нас духовно-нравственный смысл.

Близко по общему пафосу к произведениям Ф. Кафки творчество представителей «театра абсурда». Сознательно преувеличивая абсурдность мира посредством использования приёма парадокса, Э. Йонеско и С. Беккет в моделируемых ими совершенно невероятных, как может показаться, ситуациях-мифах, тем не менее, представляют типичные, универсальные проблемы человеческого бытия: непонимания людьми друг друга, взаимной отчужденности, конформизма («Лысая певица», «В ожидании Годо» и др.)

Если в художественном мире М. Пруста, Дж. Джойса, В. Вулф, Д. Г. Лоуренса, Ф. Кафки, драматургов «театра абсурда» человеческая жизнь представлена в диапазоне от попыток постичь сложный мир, хотя бы на уровне иррациональном, и принять, до пассивности и покорности перед нелогичностью мира, то в художественной вселенной Альбера Камю, особенно в ранних его произведениях, из абсурдности бытия следует бунт героя, который автор оправдывает опытом мифологии и литературного мифотворчества предшествующих эпох (эссе «Миф о Сизифе», роман «Чума», философская работа «Бунтующий человек»). Для полноты оценки творчества А. Камю необходимо, однако, учитывать и поздние его произведения, за которые писатель был удостоен Нобелевской премии – повесть «Падение», сборник новелл «Изгнание и царство». В них герои А. Камю, в полном соответствии с экзистенциалистской концепцией о внутренней свободе выбора и личной ответственности человека за происходящее с ним, переживают озарение, вдруг понимая, что жизнь, ограниченная рамками быта и исполнения социальных ролей, является их «изгнанием» из подлинного бытия. Постижение этой истины открывает им двери в «царство» – жизнь, одухотворенную чувствами сострадания к другому человеку (новелла «Немые»), творчеством («Ионас, или Художник»), проникновенным созерцанием природы («Взрослая женщина»). Об использовании мифопоэтических приёмов в этих произведениях говорят их обобщенно-архетипические названия, в некоторых случаях прямо отсылающие читателя к мифологическим текстам и провоцирующие на сравнение духовно-нравственного звучания поздних произведений и ранних («Камень, который толкают» из сборника «Изгнание и царство» и раннее эссе «Миф о Сизифе»).

Важное место мифо-ритуалистические мотивы занимают в философии писателей-битников (1950-е гг.) и близких к ним авторов: сходство с мифологическими героями им самим и их героям придают эпатаж как форма бунта против общественной бездуховной морали, жизнь в пути, выбор ситуаций на грани жизни и смерти как испытание духа, поиск откровения («Электропрохладительный кислотный тест» Тома Вулфа, «На дороге» Дж. Керуака, «Вопль» А. Гинзберга). Мифо-ритуалистическая основа проявляется и в специфических художественных приёмах, использовавшихся битниками – «спонтанном письме», «алхимии слова», заимствованным из иррационального мифотворческого опыта А. Рембо и экспрессионистов. Ранее, в 30-е годы ХХ в., объявление бессознательного источником творчества, автоматизм письма, эстетика «надреального искусства», «приручение» хаоса и алогизма посредством интуитивного словесного творчества объявляли задачей искусства сюрреалисты (Ж.-А. Буаффар, Р. Витрак, А. Бретон, А. Арто, Р. Кревель, ранние П. Элюар и Л. Арагон). Существенно, что названные особенности эстетики и поэтики заимствовались сюрреалистами из мифо-ритуалистической традиции. На это указывает насыщенность их произведений такими мифологемами, как сон, грёза, бред, смерть, зеркало, ребёнок и др. Показательно также то, что философские основы сюрреализма составили работы З. Фрейда и А. Бергсона, а литературным истоком явилась поэзия А. Рембо. О притягательности философии и эстетики сюрреалистов свидетельствует то, что ряд писателей прибегает к ней не только в молодые, но и в зрелые годы. Например, пройдя через опыт «социалистического реализма» в романе «Коммунисты», Л. Арагон в позднем творчестве снова обращается к усложнённым, пронизанным иррациональной стихией мифа литературным формам (роман «Бланш, или Забвение», поэзия). В позднем творчестве Л. Арагона архетипы шута (актера) и героя-бунтаря (Прометея), зеркала, двойника, жемчуга, слова, маски воплощаются в системе глубоких по своему духовно-нравственному смыслу образов-символов. Для понимания духовно-нравственного смысла арагоновской поэзии последнего периода важно дать соответствующую интерпретацию часто встречающемуся в ней мифологическому мотиву сошествия в ад, который самым тесным образом связан с арагоновской поэтической концепцией творчества как «жизни и гибели всерьёз» и с вытекающими из неё шекспировскими реминисценциями (образы Гамлета и Офелии, короля Лира).

Примером интеллектуального осмысления писателем мифологических образов и мотивов, близкого научному труду, служит творчество Томаса Стернза Элиота. Особенно насыщена мифоархетипическими реминисценциями поэма Т. С. Элиота «Бесплодная земля». В подтексте поэмы лежит легенда о святом Граале. Известно, что Т. С. Элиот специально интересовался научными исследованиями на эту тему – работами «Золотая ветвь» Дж. Дж. Фрэзера, «От ритуала к рыцарскому роману» Дж. Л. Уэстон. В частности, в поэме нашли отражение связь образа Короля-рыбака из легенд о короле Артуре и святом Граале с первобытным обрядом инициации, с мифологемой «смерть-возрождение». Автор также прибегает к античной мифологической традиции осмысления природной цикличности как умирания (бесплодия) и оживания (плодоношения) земли, к мифам об Адонисе и Озирисе.

Образ бесплодной земли несёт в поэме Т. С. Элиота обобщённое значение, являясь метафорой бездуховной, мёртвой современности. Духовно-нравственный пафос поэмы раскрывается через мотив «воскрешения» земли (мира современности), связанный с архетипическим образом воды, с мифо-ритуалистическими мотивами жертвенного страдания и смерти. Присутствуют в тексте и апокалипсические библейские мотивы. Как уже закрепившиеся в культуре знаки, ставшие архетипичными, восприняты Т. С. Элиотом и включены в поэму строки, образы и мотивы «Божественной комедии» Данте, «Бури» Шекспира, «Цветов зла» Бодлера и других произведений мировой литературной классики.

Сознательное использование и интеллектуальное осмысление мифологических образов и мотивов характерно для творчества Олдоса Хаксли, Уильяма Голдинга, Айрис Мёрдок, Джона Фаулза, Умберто Эко, а также американских драматургов, близких модернизму. Например, глубоко осмысленными предстают мотивы карнавала, игры, метаморфозы, вообще традиция карнавальной народной культуры в романе «Шутовской хоровод» О. Хаксли. Заметим, что карнавал как инвариант посвятительного ритуала становится в культуре ХХ в. обобщённой метафорой духовно-нравственного преображения человека. Однако в постмодернистской литературе эта высокая функция игры снижается и зачастую нивелируется перенасыщенностью цитатами и реминисценциями ради иронического пародирования и интеллектуальной игры как таковой. Например, школьный учитель Теодор Гамбрил, герой «Шутовского хоровода» О. Хаксли, представлен не столько ищущим смысл жизни героем, сколько частью одного большого хоровода, в котором вертятся его знакомые и знакомые его знакомых. Более того, все романное действие является жизненным фарсом.

Возвращаясь к мотивам метаморфозы, карнавала, игры в их высоком метафорическом значении как способа духовно-нравственного бытия человека (эту идею отстаивал Й. Хёйзинга в работе «Человек играющий»), отметим, что такую функцию выполняют мотив путешествия и архетипический образ пикаро (героя-плута) в создаваемых по образцу пикарескного романа произведениях Сола Беллоу «Приключения Оги Марча», «Планета мистера Самлера». Его герои-плуты бескорыстны, их плутовство есть искусство жить творчески, то есть одухотворённо.

Мифологема пути и архетип героя-путника были распространены также в американской драматургии ХХ в. (пьесы «Трамвай «Желание»», «Орфей спускается в ад» Т. Уильямса, «Смерть коммивояжёра» А. Миллера и др.). Прибегая к мифологическим архетипам, американские драматурги метафорически изображают не только индивидуальную человеческую судьбу, но и общечеловеческую историю (пьеса «Траур к лицу Электре» Ю. О'Нила).

С критикой мифа о счастливом будущем человечества, которое будет достигнуто на пути прогресса науки и техники и совершенствования форм управления обществом, выступили писатели, разрабатывавшие жанр романа-антиутопии. Романы «О, дивный новый мир» Олдоса Хаксли, «Скотный двор» Джорджа Оруэлла созданы авторами по канонам мифотворчества, но являются по своему пафосу антимифами, сатирически развенчивающими тоталитарные и технократические мифы. Гротескная модель бездуховной цивилизации, по сути – антимиф, представлена и в пьесе Э. Каммингса «Антропос, или будущее искусства».

Антимифом по отношению к просветительскому мифу о духовно-нравственных достоинствах просвещённого знаниями и цивилизацией человека является роман У. Голдинга «Повелитель мух», написанный в жанре антиробинзонады. Тот же миф разрушает У. Голдинг и в романе «Шпиль»: мифологические оппозиции (собор – болото, подвиг – преступление, духовное – плотское, Бог – зверь, небо – земля, разум – безумие) рождают у читателя чувство сомнения в способности цивилизованного человека находить верные духовные и нравственные ориентиры.

Активно развивавшееся в литературе второй половины ХХ в. научно-фантастическое направление опиралось на богатый мифотворческий опыт литературы, но разрабатывало во многом новые, научно-технократические мифологические миры. Существенно, что, восприняв уроки романов-антиутопий, создатели лучших образцов научно-фантастической литературы (романы «451° по Фаренгейту» Р. Бредбери, «Установление», «Установление и империя» и др. А. Азимова, «Гражданин Галактики», «Пасынки Вселенной» и др. Р. Хайнлайна, «Убик» Ф. Дика) далеки от идеализации смоделированных ими мифомиров. Это видно из того, что герои, как правило, находятся в ситуациях, требующих решения серьёзных духовно-нравственных проблем: такова социальная действительность, в которой они живут.

Постмодернисткий подход к восприятию действительности и культурных универсалий-архетипов (подход иронический, игровой) сказался в фантастической литературе ХХ в. С сатирической трактовкой социальных стереотипов-«мифов» выступили в фантастических произведениях Р. Шекли и Т. Пратчетт. Кроме того, романы Т. Пратчетта о Плоском Мире представляют собой постмодернистские пародии на жанр фэнтези. Говорить о близости к постмодернизму произведений П. Коэльо позволяет характерная для них свободная контаминация фольклорно-мифологических, религиозных (христианских, буддистских), оккультных (масонских, каббалистических) архетипов, напоминающая интеллектуальную игру с названными традициями, которой автор-мистификатор придал традиционную мифопоэтическую форму поиска духовно-нравственных истин (в данном случае, форму обманчивую, возможно, скрыто пародийную).

Литература для чтения

Джойс Дж. «Улисс».

Вулф В. «Орландо».

Лоуренс Д. Г. «Солнце», «Запах хризантем».

Кафка Ф. «Процесс», «Превращение», «Прогулка в горы», «Платья».

Камю А. «Миф о Сизифе».

Вулф Т. «Электропрохладительный кислотный тест».

Керуак Дж. «На дороге».

Элиот Т. С. «Бесплодная земля».

Уильямс Т. «Орфей спускается в ад».

Бредбери Р. «451° по Фаренгейту».

Контрольные задания и вопросы

Объясните, каким образом мифологический тип мировосприятия даёт возможность героям зарубежной литературы ХХ в. противостоять абсурдности и бездуховности существования.

Назовите зарубежных писателей ХХ в., в произведениях которых реализуется мифоархетпический мотив озарения (эпифании). Какие духовно-нравственные смыслы открываются героям в моменты эпифании?

Приведите примеры реализации в произведениях зарубежных писателей ХХ в. мифоархетипического мотива пути как метафоры духовно-нравственного становления человека.

Творчество каких писателей может служить примером интеллектуального, научного осмысления мифоархетических образов и мотивов?

Какие явления ХХ в. подтолкнули писателей к созданию произведений-антимифов? Дополните ответ примерами произведений-антимифов.

Дайте духовно-нравственную оценку художественным опытам обращения писателей-модернистов к архетипам. Дополните ответ примерами.