Тема 7. Вклад российских учёных-разработчиков исторической поэтики в изучение связи мифа и литературы

С конца XIX и на протяжении всего XX века в российском литературоведении шла активная работа по созданию исторической поэтики. Одним из первых к её разработке приступил А. А. Потебня [114]. Своей основной исследовательской задачей он считал изучение генезиса художественной образности из языка и мифа.

В 70-е годы XIX вв. одновременно с лингвистом А. А. Потебней проблемами исторической поэтики занялся литературовед А. Н. Веселовский [23–25]. Будучи знаком с трудами этнографов Э. Тайлора и Дж. Фрэзера, отталкиваясь от разработанного ими учения о первобытном анимизме, он высказал следующую мысль: первобытный человек сопоставлял явления природной и социальной жизни с переживаемыми им психологическими процессами, следовательно, окружающая действительность в его восприятии суггестировалась (очеловечивалась). На основе сопоставления природного и человеческого миров, то есть благодаря их «психологическому параллелизму», выражаясь словами А. Н. Веселовского, в человеческом сознании складывались образы, которые постепенно разворачивались в определённые мотивы, объединялись в сложные сюжетные комплексы и в итоге порождали мифы. Вклад А. Н. Веселовского в разработку теории мифосознания тем более значим, что, кроме концептуального обоснования генезиса художественной образности из мифа, он показал, как психологический параллелизм, корнями уходящий в мифологию, реализуется в фольклоре и литературе – в различных видах тропов и разнообразных жанрах, например – в жанре народной песни, в образном и синтаксическом строе которой явно прослеживается параллелизм, основанный на отождествлении состояний души человека с природными явлениями. В начале ХХ в. идеи А. А. Потебни и А. Н. Веселовского были развиты российскими учёными Н. Я. Марром и И. Г. Франк-Каменецким.

Попытку описать типичный сюжет сказок предпринял в ХХ в. В. Я. Пропп в работах «Морфология сказки» и «Исторические корни волшебной сказки» [116]. Элементы этого сюжета во многом оказались сходны с мотивами героического (инициационного) мифа, выделенными Дж. Кэмпбеллом в «Тысячеликом герое». Данный факт вполне объясним тем, что, как доказывает В. Я. Пропп в книге «Исторические корни волшебной сказки», сказка происходит из мифа. Среди развившихся из мифа сказочных сюжетных мотивов, которые обнаружены В. Я. Проппом в сказках народов мира, в том числе в славянских сказках, следует назвать такие мотивы, как отлучка из родного дома, переправа через поток, служащий границей между своим и чужим миром, встреча с волшебным помощником, путешествие по тёмному лесу (символ опасности на грани смерти, всегда сопутствующий инициации), приют в лесной избушке, воцарение ложного героя, брак (свадьба), разоблачение ложного героя и воцарение истинного героя, бегство из чужого мира и возвращение домой.

Обосновывая точку зрения на сказку как на «сниженный» миф, В. Я. Пропп раскрывает также ритуальную праоснову сказки, доставшуюся этому жанру от мифа. В частности, ритуальные корни сказки В. Я. Пропп видит в мотивах воцарения и борьбы истинного и ложного героя, являющихся отзвуками описанного ранее Дж. Фрэзером ритуала посвящения в жрецы (цари леса). Кроме того, мотивы, связанные с описанием лесной избушки, её обитателей и всего, происходящего в ней, В. Я. Пропп связывает с древним обрядом посвящения (инициации) юношей в «лесном доме». Например, возможность асоциальных действий обитателей «лесного дома» указывает на временное «выключение» посвящаемых из обычной жизни социума, одежда из шкур животных и перьев является тотемистским пережитком (намекает на тотемные представления о животных и птицах-прародителях людей, которые в качестве духов принимают участие в посвящении), необходимость сохранения в тайне от непосвящённых происходящего в «лесном доме» также свидетельствует об опосредованном (через миф) генезисе сказки из ритуала.

О. М. Фрейденберг в работах «Лекции по введению в теорию античного фольклора», «Образ и понятие», «Поэтика сюжета и жанра» [143; 144] продолжила исследование связей художественной литературы с мифосознанием, опираясь на выводы А. А. Потебни, Л. Ф. Воеводского, Н. Я. Марра, И. Г. Франк-Каменецкого и ряда зарубежных ученых (Ф. Бастиана,Дж. Фрэзера, Г. Узенера, Э. Кассирера, Э. Дюркгейма, Л. Леви-Брюля). В частности, О. М. Фрейденберг была подробно рассмотрена античная система литературных жанров в её историческом развитии из мифологических представлений. Особый интерес исследовательница проявила к обрядовым истокам трагедии и проследила генезис эстетического катарсиса из древних мистерий (таинств), обладавших очистительной (психотерапевтической) функцией [143, с. 440–480]. Исходя из уже ставших традиционными в российской и зарубежной науке положений о субъективации (суггестировании) мифологическим человеком фактов объективной действительности [143, с. 184] и о вытекающем отсюда чувственно-конкретном, образном характере мифологического мышления [143, с. 181] [144, с. 51–52], О. М. Фрейденберг выстроила сложную систему различного рода воплощений мифосознания, включив в неё простейшие мотивы и обозначающие их метафоры; ритмико-словесные, действенные (выраженные в действии), вещные и персонификационные (принявшие форму конкретных личностей) выражения архаических представлений, а также их жанровые и родовые, то есть собственно литературные формы. Не менее важен сделанный О. М. Фрейденберг вывод о тождестве имени и вещи в мифологическом сознании.

Говоря о генезисе (происхождении) художественной литературы из мифологического сознания, нельзя не отметить значение книг и статей М. М. Бахтина в разработке этого вопроса. Непосредственное отношение к теории мифа имеет книга М. М. Бахтина о Рабле [6, с. 484–496] и статья учёного о своеобразии романного хронотопа [6, с. 234–408]. В них М. М. Бахтин, как и О. М. Фрейденберг, а также О. Р. Арановская [2], генетически выводил литературу из древних календарных ритуалов, но заострял внимание не на трагедийном катарсисе, а на элементах народной смеховой культуры, которая, по его справедливому мнению, даёт жизнь таким литературным персонажам, как плут и шут. Описывая различные формы времени и хронотопа в романе, М. М. Бахтин выделил циклический природный (идиллический) хронотоп и хронотоп порога (испытания, мистерии).

Наиболее объективной, глубокой и всесторонней следует признать концепцию мифа, предложенную российским литературоведом Е. М. Мелетинским [94–97]. В фундаментальной монографии «Поэтика мифа» он систематизировал и охарактеризовал известные науке трактовки мифа от древнейших времен до наших дней и представил собственную обобщающую теорию мифосознания. Синтезировав положительный опыт, накопленный различными исследовательскими школами, Е. М. Мелетинский в «Поэтике мифа» выделил такие принципиальные качества мифосознания, как синкретизм (единство религии, философии и искусства, словесного искусства в частности), конкретно-чувственный (образный) способ отражения фактов действительности, объяснение и поддержка существующего космического и социального порядка посредством регулярно повторяемых ритуалов – наглядно-действенной формы проявления мифологического мышления, дихотомия текущего и начального времен, маркированных как эмпирическое и сакральное, опора на систему других бинарных оппозиций (смерть – жизнь, низ – верх, левое – правое и так далее) и преодоление этих антиномий благодаря прогрессивному посредничеству, осуществляемому медиативными героями и объектами, придание особой роли определённой категории героев – так называемым «первопредкам-демиургам-культурным героям», принципиальная значимость героев-трикстеров.

Неоспоримое достоинство книги заключается в том, что в ней Е. М. Мелетинский продемонстрировал, как черты мифологического сознания реализуются в повествовательных формах. Начав анализ с различных типов мифов, он показал, как традиционные мифологические герои, мотивы, сюжеты переходят в более поздние по времени возникновения жанры словесного творчества: быличку, сказку (сначала мифологическую, потом волшебную), эпос, роман – и как они при этом видоизменяются.

Следует отметить, что аналогичная попытка рассмотреть генезис форм повествовательного искусства ранее была предпринята В. Жирмунским. В книге «Народный героический эпос. Сравнительно-исторические очерки» [46] он обозначил линию развития повествовательных жанров – от богатырской сказки через героический эпос к эпосу романическому. Монография Е. М. Мелетинского «Поэтика мифа», в сравнении с книгой В. Жирмунского, имеет важное преимущество, поскольку в ней историческая поэтика выстраивается, исходя из признания мифа генетическим ядром всех поздних жанровых образований. Тем не менее, В. М. Жирмунский внёс весомый вклад в дальнейшее исследование вопросов исторической преемственности литературы по отношению к мифу. В его монографии выявлен ряд типичных для народного героического эпоса образов и сюжетных мотивов, которые, в контексте исследований других учёных, могут быть рассмотрены как исторически восходящие к мифологическим моделям: чудесное рождение героя и его магическая неуязвимость, побратимство богатырей, их боевое товарищество (трансформация мифологических образов братьев-близнецов), значимая роль в судьбе героя его коня – соратника и главного помощника, подателя различных благ хозяину и его народу (образ, восходящий к мифологическим животным-помощникам), богатырское сватовство и предварение поединка с вражеским богатырем взаимным высмеиванием и похвальбой (мотивы, генетически связанные с жреческим ритуалом воцарения, воспринятым мифологией), героическая мать богатыря – справедливая и добрая, мудрый советчик из старейшин.

Возвращаясь к рассмотрению научной значимости исследований Е. М. Мелетинского, обратим внимание на главу его монографии «Поэтика мифа», посвящённую проявлениям мифологизма в художественной литературе ХХ в. в их соотнесенности с ритуальными моделями (священный брак, инициация и так далее), с одной стороны, с реалистической и модернистской литературной эстетикой – с другой.

Положения, сформулированные в «Поэтике мифа», Е. М. Мелетинский закрепил и развил в книгах «Палеоазиатский мифологический эпос: Цикл Ворона» [96], «Введение в историческую поэтику эпоса и романа» [94], «О литературных архетипах» [95]. Последняя из названных работ особенно важна, так как благодаря ей проясняется отношение Е. М. Мелетинского к психоаналитической (юнгианской), ритуалистической и структурной концепциям литературного мифологизма, чрезвычайно популярным в современной науке. В книге «О литературных архетипах» Е. М. Мелетинский отстаивает правомерность употребления термина «архетип» при анализе литературных произведений и прибегает к нему в собственном разборе поэтики русских и зарубежных писателей. Однако он отличает свою трактовку архетипов от юнгианской. Исследователь обоснованно утверждает, что сфера архетипов непосредственно связана с актуальной социальностью, а значит, не следует в архетипических мифологических рассказах об инициации героя или творении мира усматривать только метафору космизации личного сознания (индивидуации), как делали это К. Г. Юнг и его последователи. Так же справедливо утверждение Е. М. Мелетинского, что архетипы и коллективно-бессознательная психология в целом вряд ли имеют наследственный характер [95, с. 15]. Обнаруживая в произведениях конкретные ритуальные модели (например, инициационные), находя в них универсальные знаковые структуры (например, бинарные оппозиции), и прилагая к ним определение «архетип», Е. М. Мелетинский неоднократно подчёркивает, что чаще всего путь их проникновения в литературу опосредованный, через предшествующие стадии становления словесного искусства – сказку и эпос. Следовательно, несмотря на то, что книга «О литературных архетипах» свидетельствует об активном использовании автором ряда положений, сформулированных К. Г. Юнгом, Дж. Фрэзером, К. Леви-Строссом, В. Я. Проппом и некоторыми другими, близкими к ним учёными, всё же концепция мифологизма художественного сознания, отстаиваемая Е. М. Мелетинским, отличается от психоаналитической, структуралистской и ритуалистической, поскольку она принципиально исторична.

Полагаем уместным сослаться здесь на точку зрения М. М. Бахтина. В своих литературоведческих исследованиях он много внимания уделял авторской психологии, убежденно высказывался о ритуальных и фольклорных истоках художественной литературы, обнаруживал преемственность литературных героев, сюжетных схем, хронотопов по отношению к древним праформам – плоду мифологического сознания. Однако, как и Е. М. Мелетинский, он был далёк от психоаналитической, ритуалистической и структуралистской теорий художественного мифологизма в их классическом виде. Мнение М. М. Бахтина о пути проникновения древнейших форм в литературу сходно с позицией Е. М. Мелетинского. «Культурные и литературные традиции (в том числе древнейшие) сохраняются и живут не в индивидуальной субъективной памяти отдельного человека и не в какой-то «коллективной психике», но в объективных формах самой культуры <…>, и в этом смысле они межсубъективны и межиндивидуальны (следовательно, и социальны); отсюда они и приходят в произведения литературы», – писал М. М. Бахтин в статье «Формы времени и хронотопа в романе» [6, с. 397].

Литература для чтения

Бахтин М. М. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике // Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. М.: Худож. лит., 1975. С. 234–407.

Мелетинский Е. М. Введение в историческую поэтику эпоса и романа. М.: Наука, 1986. 320 с.

Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. М.: Лабиринт, 2000. 335 с.

Фрейденберг О. М. Поэтика сюжета и жанра. М.: Лабиринт, 1997. 448 с.

Контрольные задания и вопросы

Назовите отечественных исследователей, доказавших происхождение литературных жанров: народной песни, былички, сказки, эпоса, трагедии, романа – из мифа, связанного, в свою очередь, с ритуалом. Назовите монографии этих учёных, наиболее важные для исследования связи мифа и литературы.

Опираясь на позиции В. Я. Проппа, О. М. Фрейденберг, Е. М. Мелетинского, М. М. Бахтина, аргументируйте положение о происхождении фольклора и литературы из мифа.

Перечислите черты, которые характерны для мифологического сознания, согласно позиции Е. М. Мелетинского.

В чём заключается принципиальное отличие позиции Е. М. Мелетинского, М. М. Бахтина – с одной стороны, и представителей ритуалистического, психоаналитического, структуралистского направлений изучения связи литературы с мифом – с другой, по вопросу о наследовании авторским сознанием мифологических образов и моделей (архетипов).