Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Млечин Л. - Холодная война. Политики, полководцы, разведчики - 2011.rtf
Скачиваний:
26
Добавлен:
24.07.2017
Размер:
11 Mб
Скачать

1939 Года страна была оккупирована и расчленена. Словакия превратилась в

профашистское государство. Александр Дубчек и его брат вступили в компартию,

когда на это решались немногие. За коммунистами охотились. Отец Дубчека был

арестован.

Летом 1944 года в Словакии вспыхнуло восстание, поддержанное из Москвы и из

Лондона. Александр Дубчек участвовал в восстании вместе с братом. Его брата

убили немцы, Александр был ранен. После войны Дубчека взяли на партийную работу.

В 1955 году отправили на учебу в Москву — в Высшую партийную школу при ЦК КПСС.

Советские чиновники считали его надежным товарищем. Но Дубчек, честный и простой

человек, абсолютно не был похож на обычного партработника.

«Высокий, с интеллигентным лицом и фигурой царевича Алексея, нервный, подвижный,

не то неуверенный в себе, не то с особой манерой обращения» — таким увидел

руководителя Чехословакии заместитель министра иностранных дел Владимир Семенов.

Александр Дубчек делал то, что он считал нужным, и искренне не мог понять,

почему в Москве почти сразу насторожились. 5 апреля 1968 года пленум ЦК

компартии Чехословакии одобрил «Программу действий КПЧ». Прежде всего речь шла

об экономических реформах. Радован Рихта придумал формулу — «социализм с

человеческим лицом». Он включил ее в одну из речей, написанных для Дубчека.

Привлекательная формула стала лозунгом обновления.

Дубчек искренне верил, что его реформы служат социализму. Он отменил цензуру и

требовал, чтобы партийные органы информировали страну о том, чем они занимаются.

Перемены в стране совпали с приходом весны. И это обновление вошло в историю как

Пражская весна. Она избавила страну от страха. Люди получили право свободно

высказываться, исчезла цензура, и страна изменилась. Народ поверил Дубчеку.

Впервые лидер компартии стал народным лидером.

В шестидесятых годах в Западном Берлине, Париже и Лондоне восстала левая

молодежь. Эта волна захватила американские и японские университеты. В Китае это

было восстание хунвейбинов против собственной политической элиты.

После этого мир стал иным. Не изменилось социально-экономическое устройство ни

одного государства, но изменился химический состав атмосферы, в которой живет

общество. Справедливо назвать те события революцией. Но это была, если можно так

выразиться, революция духа. Ломая стену молчания, лжи, ханжества, унижения,

сокрушая закоснелые формы существования общества, взбунтовавшаяся молодежь

помогла осознать ценность и достоинство человеческой жизни.

Парижские студенты в мае 1968 года сооружали баррикады, но не хватались за

оружие и ни в кого не стреляли. Они добились своей цели. Им не только разрешили

слушать любую музыку, носить длинные прически и одеваться так, как кому

заблагорассудится. Они заставили общество задуматься над такими проблемами, как

противоречие между духом и властью. Чехословацкое общество тоже переживало

обновление.

Леонид Ильич Брежнев долго не мог сформулировать своего отношения к Пражской

весне. Он был растерян, столкнувшись с непонятным явлением. Когда восставали

восточные немцы, венгры или поляки, они ненавидели свою власть. А в Чехословакии

власть и народ были заодно. Восемьдесят процентов населения поддерживают

политику коммунистической партии и безоговорочно высказываются за социализм. От

всего этого московских лидеров просто оторопь брала.

С 28 июля по 1 августа 1968 года в здании железнодорожного клуба чехословацкой

пограничной станции Чиерна-над-Тисой политбюро КПСС выясняло отношения с

руководством Чехословакии.

— Вы односторонне оцениваете наше положение, не считаетесь с мнением народа, —

отвечал Дубчек на предъявленные ему обвинения. — Мы пробуем идти своим путем, а

вы другим. Что же, у вас нет трудностей и ошибок? Но вы о них умалчиваете, а мы

не боимся сказать правду своему народу.

Посольство и представительство КГБ в Праге трактовали происходящее в

Чехословакии как процесс, опасный для интересов Советского Союза. Спецслужбы

доказывали, что происходящее в Чехословакии — это результат действий ЦРУ и армии

НАТО уже готовы войти на территорию страны.

Ранним утром 18 августа 1968 года на втором этаже старого здания Министерства

обороны маршал Андрей Антонович Гречко провел секретное совещание.

— Что-либо записывать запрещаю, — сказал министр. — Я только что с заседания

политбюро. Принято решение на ввод войск Варшавского договора в Чехословакию.

Это решение будет осуществлено, даже если оно приведет к третьей мировой войне.

Но в Москве точно знали, что Запад не вмешается: Восточная Европа — это

советская зона влияния.

Гречко сообщил, что разговаривал с министром обороны Чехословакии генералом

Дзуром. Андрей Антонович предупредил его, что если со стороны чехословацкой

армии прозвучит хотя бы один выстрел, то Дзур будет повешен на первом же дереве.

Чехи оказали пассивное сопротивление: убирали указатели населенных пунктов,

чтобы запутать советских солдат, писали на стенах домов: «Отец — освободитель.

Сын — оккупант». В некоторых населенных пунктах в танки и бронетранспортеры

бросали камни или цветочные горшки. Около четырех утра 21 августа 1968 года

здание ЦК окружили советские бронетранспортеры и танки. Десантники ворвались в

кабинет первого секретаря, где заседал Президиум ЦК.

Один из соратников Дубчека с ужасом подумал: да это же те самые солдаты, которых

ты с восторгом встречал в мае сорок пятого! Это они сейчас нацелят на тебя свои

автоматы. Секретарь ЦК Зденек Млынарж вспоминал, как во время немецкой оккупации

Чехословакии патрули вермахта прочесывают Прагу. И с этой минуты, говорил он,

для меня исчезла разница между теми и этими солдатами — все они были оккупантами…

Первоначальный план — полностью сменить руководство и завоевать страну на свою

сторону — не удался. Утром 22 августа в столовой одного из пражских заводов

открылся чрезвычайный XIV съезд партии. Съезд потребовал вывести иностранные

войска из Чехословакии и вернуть законно избранным руководителям страны

возможность исполнять свои обязанности.

«Почти катастрофическое положение, — записал в дневнике член политбюро и

партийный руководитель Украины Петр Ефимович Шелест. — Наши войска в

Чехословакии, а ЦК, правительство, Национальное собрание выступают против нас,

наших действий, требуют немедленного вывода наших войск из страны…»

Брежневу не оставалось ничего иного, кроме как вступать в переговоры с Дубчеком

и заставить чехословацкое руководство «узаконить» пребывание советских войск.

Советским солдатам объясняли, что «войска НАТО угрожают захватить Чехословакию и

свергнуть народную власть». Но московские лидеры собственную пропаганду никогда

не принимали всерьез. Сейчас, когда открылись документы политбюро, видно, что в

своем кругу партийные лидеры не говорили, что это дело рук Запада. Они понимали,

что против социалистической власти восстал народ.

Брежнев откровенно говорил Дубчеку и его соратникам:

— Вы делаете то, что вам заблагорассудится, не обращая внимания на то, нравится

нам это или нет. Нас подобное не устраивает. Чехословакия находится в пределах

тех территорий, которые в годы Второй мировой войны освободил советский солдат.

Границы этих территорий — наши границы. Мы имеем право направить в вашу страну

войска, чтобы чувствовать себя в безопасности в наших общих границах. Тут дело

принципа. И так будет всегда…

В Москве исходили из того, что отмена цензуры, свободные выборы, отказ от

всевластия партии ведут к разрушению режима. Следующим шагом станет выход из

Варшавского договора. Москву не интересовала судьба социализма. Советские

руководители хотели сохранить контроль над Восточной Европой. Уход Чехословакии

из соцлагеря означал поражение в холодной войне.

— Никаких неожиданностей в связи с вводом войск не было, — говорил Громыко. —

Был поднят шум, истерия в западной печати. Но у нас уже был опыт 1956 года, было

ясно, что других действий со стороны Запада не будет.

В последний раз пражане вышли на улицы, чтобы проводить в последний путь

студента Карлова университета Яна Палаха. Он покончил с собой 16 января 1969

года в знак протеста. В самом центре Праги он облил себя бензином и зажег спичку.

У него обгорело восемьдесят пять процентов кожи. Но он жил еще четыре дня.

Его протест был направлен не против власти чужой державы, с которой он ничего не

мог поделать, а против инертности собственной страны, против медленного

привыкания к тому, что произошло. Он был убежден, что единая воля народа

заставит чужие войска уйти. До последней минуты Ян Палах хотел знать, что

изменил его поступок. Зашевелились ли люди, правительство?

Руководители страны еще у власти, но уже сдались, и поступок Яна Палаха их

только пугает. Они искренне верят, что единственное, что нужно стране, — это

порядок, спокойствие, нормализация. Цензура усиливается. Советские войска со

всеми удобствами устраиваются в стране, где много дешевого хрусталя, бочкового

пива и свежей ветчины. «Нормализация» будет продолжаться двадцать лет…

«Чехословацкие реформы, Пражскую весну, испугавшись, решили задавить вводом

наших войск, — писал помощник генерального секретаря ЦК КПСС профессор Вадим

Александрович Печенев, — а задавили последнюю серьезную попытку реформировать

социалистическую систему у нас, в Советском Союзе. В принципе реформы на «китайский

манер» были возможны, но до августа 1968 года, а после — вряд ли».

Малая война и большая кровь

Президента Соединенных Штатов Линдона Джонсона обуревали сильные страсти. В нем

словно сосуществовали два человека. Один был невероятно обаятелен, другой —

жесток и злобен. Окружающие считали, что он сошел со страниц романа Достоевского

— грешник и святой, шут и государственный деятель, циник и сентиментальный

человек; он будто разрывался между стремлением к вечности и саморазрушением.

Твердая воля и огромная жизненная сила сочетались в нем с уверенностью в

собственном всемогуществе и уверенностью в том, что ему все позволено.

Бывали времена, когда он пил каждый день. Казалось, что он просто алкоголик. И

вдруг он останавливался. У него было животное чутье на слабости других людей.

Джонсон любил унижать своих помощников. Как заметил один из них, «иногда мне

казалось, что он, как и мой отец, может в любую минуту взять ремень и выпороть

меня».

Техасский политик Линдон Джонсон рано заявил о себе и очень молодым стал лидером

демократов в сенате. Он точно знал, где власть: в Техасе — у нефтяных баронов, в

сенате — у консерваторов. Он мастерски устанавливал личные отношения, умел

ладить с людьми и манипулировать ими. Он знал слабости людей, с которыми имел

дело, и понимал, на какие кнопки следует нажимать.

Линдон Джонсон считал себя самым влиятельным лидером демократов. Они столкнулись

с Джоном Кеннеди в 1960 году в борьбе за право баллотироваться в президенты. На

партийном съезде в Лос-Анджелесе Кеннеди выиграл. В определенном смысле Джонсон

даже ощущал облегчение, хотя в душе считал себя более подходящим кандидатом, чем

юный Кеннеди. Его жена леди Бёрд плакала.

На следующее утро позвонил Кеннеди. Трубку взяла секретарь. Она разбудила леди

Бёрд, та поговорила с Кеннеди и пошла будить мужа:

— Поговоришь с ним?

— Да, — сказал он.

Южане давили на Кеннеди, чтобы он пригласил Джонсона на роль вице-президента.

Братьям Кеннеди не нравился Джонсон.

— Я хочу заглянуть и поговорить, — сказал Кеннеди.

— Джек, я сам к вам поднимусь. Я должен вас поздравить.

Но Кеннеди настоял, что зайдет. Джонсон выпрыгнул из постели и велел все

прибрать. Кеннеди появился около одиннадцати. Он завел речь о том, что ему нужен

сильный вице-президент. Он хотел, чтобы Джонсон сам предложил себя. Но Джонсон

предложил на выбор сенаторов Губерта Хэмфри или Стюарта Саймингтона. Разошлись

ни с чем. На протяжении нескольких часов друзья Джонсона несколько раз

беседовали с Робертом Кеннеди, который говорил, что либералы против Джонсона.

Джонсону передали, что Бобби изъявил желание с ним поговорить. Джонсон отказался

и ответил, что примет только прямое предложение от Джона Кеннеди. Без пятнадцати

три дня Джон Кеннеди позвонил и сделал Джонсону предложение баллотироваться в

вице-президенты. Отказываться было нелепо, но и большой радости Джонсон не

испытывал, считал, что вице-президентство — худшая работа в стране.

На юге страны протестанты предсказывали катастрофу, если изберут католика

Кеннеди, говорили, что он станет подчиняться только своей церкви, то есть будет

получать указания непосредственно от папы римского. Джонсона это вывело из себя.

Он защищал католика Кеннеди уже не по обязанности, а потому, что считал это

справедливым.

На предвыборном собрании в Техасе он напомнил о старшем брате Джона Кеннеди

Джозефе, военном летчике, который погиб во Вторую мировую во время боевого

вылета:

— Отправляя его на боевое задание, никто не спрашивал Джо Кеннеди, к какой

церкви он принадлежит.

Две тысячи человек, как один, встали. На следующий день все газеты напечатали

эти слова Джонсона. Больше Кеннеди не напоминали о его католицизме. Он победил.

На юге — благодаря Джонсону.

Вице-президентство было тоской для Джонсона. Он скучал по Капитолию. Он выпивал,

лежал на диване и смотрел в потолок. Особенно его не любили в аппарате

президента и вычеркивали его имя из списка приглашенных в Белый дом. Отношения с

братьями Кеннеди у него не сложились, они ему не доверяли. Два клана не ладили.

Джонсоны считали семейство Кеннеди снобами, а те — Джонсона деревенщиной и

провинциалом. Джонсона мучил комплекс неполноценности — рядом с фантастически

популярным Джоном Кеннеди. В 1963 году Линдон Джонсон обреченно сказал:

— Мое будущее уже в прошлом.

Выстрелы в Далласе в ноябре 1963 года все изменили. Новый президент Соединенных

Штатов Линдон Джонсон унаследовал от Джона Кеннеди Белый дом и войну во Вьетнаме.

После Второй мировой Хо Ши Мин, лидер борьбы за независимость Вьетнама,

воспользовался удачной ситуацией для завоевания независимости. Его лозунг гласил:

«Побольше друзей, поменьше врагов». 2 сентября 1945 года в Ханое была

провозглашена Демократическая Республика Вьетнам. В Декларации независимости

говорилось: «Французы бежали, японцы капитулировали, император Бао Дай отрекся

от престола».

Но Франция не хотела терять свои колонии, французские войска высадились в

Сайгоне и попытались вновь завоевать страну. Хо Ши Мин просил американского

президента Гарри Трумэна помочь вьетнамскому народу. Американцы оказались в

ловушке. Симпатии их были на стороне национальных движений, требовавших свободы.

В декабре 1953 года Аллен Даллес потребовал от своих подчиненных материалы о Хо

Ши Мине. На докладе в Белом доме он рассказывал Эйзенхауэру о ходе боев, в

которых французы терпели поражение. Когда Даллес пытался привлечь внимание

президента Эйзенхауэра к вьетнамским делам, президент его прервал:

— Вы думаете, что меня должно волновать это богом забытое место?

Но вовсе отказать европейским союзникам в помощи Соединенные Штаты не решились —

поставили французам оружия на миллиард с лишним долларов, отправили им в помощь

советников и авиацию.

Потери французской армии составили сорок с лишним тысяч солдат и офицеров. 7 мая