6 Апреля 1961 года начался неофициальный допрос. Блейк все отрицал. Никаких

доказательств у допрашивающих не было. Дик Уайт рассчитывал только на то, что

Блейк не выдержит давления и сдастся. Он считал, что Блейк слишком эмоционален и

не понимает: англичане бессильны без его собственного признания.

Уайт требовал от подчиненных терпения.

— Если не заставим его сейчас признаться и отпустим, он просто улетит в Москву.

На третий день допросов следователи были в отчаянии. Они уже задали все мыслимые

и немыслимые вопросы. Еще полчаса, вспоминал Гаролд Шерголд, и Блейка пришлось

бы отпустить. Но пресс восьми лет двойной жизни ослабил его сопротивление.

— Мы понимаем, почему вы стали работать на Советский Союз, — говорил Шерголд. —

Когда вы оказались в корейском плену, вас пытали и заставили признаться, что вы

сотрудник британской разведки. Потом вас этим признанием шантажировали, и вам

пришлось с ними сотрудничать.

И тут Блейк взорвался:

— Никто меня не пытал! Никто меня не шантажировал! Я сам предложил советским

разведчикам свои услуги. Я действовал в соответствии со своими убеждениями,

потому что верю в коммунизм. Пытки или деньги ни при чем.

Выложив все, Блейк мрачно произнес:

— Может быть, вы дадите мне пистолет и оставите в комнате одного?

— Ну что вы! — бросились успокаивать его недавние коллеги по МИ-6. — Не надо все

это так серьезно воспринимать!

Дику Уайту доложили, что Блейк сознался. Но на суде он может отречься от своего

признания, и судья закроет слушания. Никаких доказательств — помимо признания —

у обвинения нет. Уайт предложил продолжить игру, чтобы Блейк говорил и дальше,

чтобы дал как можно больше доказательств для будущего обвинительного заключения.

Уайт позвонил генеральному прокурору и сказал, что забирает Блейка на выходные

под свою ответственность.

— Главное — верните его живым, — рассмеялся прокурор.

Блейка повезли за город в дом Гаролда Шерголда. Присутствие жены и матери

хозяина создавало расслабленную атмосферу. Сотрудники особого отдела Скотленд-Ярда

охраняли дом. Блейк пек блины и рассказывал:

— Я сфотографировал каждый документ, который прошел через мой стол.

Он не мог остановиться и наговорил сколько, что хватило для предъявления ему

обвинения.

— Он пытается доказать нам свою значимость, — констатировал Уайт.

В Лондоне не знали, что делать. Многие разведчики возражали против суда над

Блейком. Они боялись поколебать авторитет МИ-6. Британская разведка все еще

оставалась клубом джентльменов, в котором вся жизнь подчинялась неписаным

правилам. Сор из избы не выносился.

Премьер-министр Гаролд Макмиллан, при котором начался расцвет разведки,

сокрушался:

— Это может свалить правительство.

Министр иностранных дел Эдвард Хит посочувствовал Уайту:

— Бедный Дик, вам придется всех уволить и начать все сначала.

— Почему, господин министр?

— Так ведь русские теперь знают всех офицеров МИ-6!

Уайт объяснил министру, что разведка так устроена, что Блейку известна только

часть оперативных работников. К тому же, даже если русские знают имя сотрудника

МИ-6, им неведомо, чем тот или иной разведчик занимается.

Суд состоялся в мае 1961 года. Джордж Блейк полагал, что получит четырнадцать

лет — максимальное наказание по этой статье. Рассчитывал выйти раньше, заслужив

право на условно-досрочное освобождение.

Но генеральный прокурор предложил предъявить Блейку пять отдельных обвинений,

разделив его «преступную деятельность» на пять отрезков. МИ-6 довела до лорда

Паркера, который председательствовал на тайном процессе, что Блейк виновен в

гибели как минимум сорока агентов британской разведки, казненных в

социалистических странах. И судья Паркер приговорил Блейка по каждому из пяти

обвинений к четырнадцати годам, причем первые три срока должны отбываться один

за другим. Иначе говоря, ему предстояло сидеть в тюрьме сорок два года, прежде

чем он мог рассчитывать на условно-досрочное освобождение.

Блейк был потрясен.

На условия содержания он не жаловался. Камеры весь день открыты, вечером можно

посмотреть телевизор, разрешено иметь радиоприемник, показывают кино… Раз в

месяц приходили родственники, приносили домашние пироги. Тюрьма эта действует и

поныне — я видел ее в Лондоне. Стоит длинная очередь родственников, ждущих

свидания. Новое поколение тюремщиков не знает имя узника, совершившего

знаменитый побег.

Блейк подружился с заключенным по имени Шон Берк. Его посадили за то, что он

послал по почте бомбу полицейскому, обвинившему его в растлении

несовершеннолетнего. Этот славный человек помог советскому разведчику. 22

октября 1966 года Джордж Блейк бежал из тюрьмы. Без особых усилий он перелез

через стену с помощью веревки, которую ему перебросили с той стороны. Друзья

доставили его в Восточный Берлин. Британская разведка предупреждала

администрацию тюрьмы, что Блейк может попытаться бежать, но администрация

смягчила режим для образцового заключенного. Даже когда ирландец Шон Берк

признался, что это он организовал побег, британская разведка считала, что

произошедшее — дело рук КГБ, который доказал, что может заботиться о своих людях…

И на Западе, и на Востоке страшились одного и того же: внезапной атаки, которую

начнут обезумевшие ястребы; случайности, которая может привести к

полномасштабной войне; маленького конфликта, который может перерасти в настоящую

войну.

Американцы не могли определить, каков в реальности военный потенциал Советского

Союза. Главная задача разведки состояла в том, чтобы избавиться от страха перед

внезапным нападением Советского Союза. В конце пятидесятых предпринимались

отчаянные усилия, чтобы выяснить возможности советских вооруженных сил. Во время

корейской войны появились истребители МиГ-15, которые оказались лучше британских

и американских истребителей. Сильное впечатление произвела советская ракетная

программа. При этом британской разведке не удалось завербовать ни одного сколько-нибудь

заметного агента в Советском Союзе или коммунистической Восточной Европе.

Разочарования в агентурной работе только подкрепляли уверенность англичан и

американцев в том, что аэрофотосъемка советской территории — самый надежный,

хотя и крайне опасный инструмент разведки. По заказу ЦРУ корпорация «Локхид»

построила разведывательный самолет У-2, способный летать и ночью и днем, в любую

погоду. Он был снабжен всеми видами фотооборудования и радиолокатором. Пилоты

надевали скафандры, снабженные кислородными приборами и приспособлениями,

которые позволяют обходиться без туалета в течение многочасового полета. У-2

поднимался на высоту двадцать километров, в те годы недоступную для авиации и

ракет советской противовоздушной обороны.

Президент Соединенных Штатов Дуайт Эйзенхауэр поверил в возможности самолетов-шпионов,

когда ЦРУ преподнесло ему фотографию, снятую с самолета: хозяин Белого дома

играл в гольф. Эйзенхауэр смог даже различить на снимке мячик.

В июне 1956 года американские У-2 появились на аэродроме в Висбадене (Западная

Германия), причем правительство ФРГ не поставили в известность. Впервые У-2

пролетел над территорией Советского Союза 4 июля 1956 года. Фотографии Кремля и

Зимнего дворца получились исключительно хорошего качества, четкие, с множеством

деталей. На следующий день американский самолет-разведчик вновь вошел в

советское воздушное пространство. На официальный советский протест не обратили

внимания. В течение десяти дней были проведены пять полетов. Фотографировали

военные аэродромы вокруг Москвы и судоверфь под Ленинградом, где обнаружили, что

полным ходом идет строительство подводных лодок, способных нести ракеты с

ядерными боеголовками.

Во время войны на Ближнем Востоке и венгерского восстания осенью 1956 года

Эйзенхауэр распорядился прекратить полеты. Они возобновились в марте следующего

года. За последующие четыре года десять У-2, расквартированных на аэродромах по

периметру границ Советского Союза, совершили минимум двести полетов над военными

и промышленными объектами.

Заместитель директора ЦРУ по оперативной работе Ричард Биссел пытался уговорить

французского президента Шарля де Голля принять участие в этой разведывательной

программе. Де Голль отказался.

Ричард Биссел хотел привлечь и англичан. Дело в том, что для каждого полета ему

требовалась санкция Эйзенхауэра; президент осторожничал, разрешение давал со

скрипом. Полеты английских летчиков на У-2 потребовали бы согласований не с

Эйзенхауэром, а с британским премьером. В апреле 1956 года в Англию прибыл

первый самолет-разведчик У-2. Но из-за истории с погибшим коммандером Крэббом, о

чем еще пойдет речь в этой книге, премьер-министр Энтони Иден запретил

разведывательные полеты над СССР и Восточной Европой с британской территории.

У-2 взлетали с территории Турции, Пакистана и Западной Германии. Анкара не

позволяла углубляться в советское воздушное пространство, поэтому все чаще

самолеты взлетали из пакистанского города Пешавара.

Вдоль южной границы Советского Союза самолеты-разведчики обнаружили полигоны для

испытаний ракетной техники. Полигон в Сары-Шагане в Казахстане привлекал особое

внимание, подозревали, что там испытываются противоракеты. В июне 1957 года

пилот, отклонившись от запланированного курса, увидел в Тюра-Таме полигон для

межконтинентальных баллистических ракет — за три месяца до запуска первого

советского спутника. Ядерный полигон в Семипалатинске тоже держали под

постоянным контролем.

Советские зенитчики стреляли все лучше, американские конструкторы пытались

сделать У-2 невидимым для радаров. Но попытка опередить время не удалась.

Имевшиеся в их распоряжении материалы приводили к перегреванию самолета. Летчик,

пилотировавший опытный «невидимый» образец, погиб.

В марте 1958 года президент Эйзенхауэр прекратил полеты У-2. Эйзенхауэр понимал,

как реагировали бы американцы, если бы советские самолеты летали над их

территорией. Чем дальше, тем больше он опасался неприятных неожиданностей. Он

надеялся, что очень скоро самолеты У-2 больше не понадобятся, потому что вот-вот

появятся спутники-шпионы с новейшим фотооборудованием.

В конце пятидесятых лидеры Демократической партии сплотились с руководителями

военной промышленности. Одни хотели получить военные заказы. Другие искали

удачный лозунг для предвыборной кампании 1960 года. Так родилась версия о том,

что советские ракетно-ядерные возможности превышают американские. Демократы

утверждали, что Эйзенхауэр слишком много думает об экономике и слишком мало об

обороне страны. Это нашло отклик в испуганном американском обществе.

Закрытость Советского Союза играла ястребам на руку. Не было никакой иной

возможности проверить громкие утверждения Хрущева о советских ракетных

достижениях, кроме как отправить У-2. Разведывательные полеты снизили страх

перед неожиданным советским нападением. Фотографии, сделанные с У-2, доказывали,

что советские ракеты заправлялись жидким топливом, следовательно, требовалось

много времени для подготовки к старту. Дуайту Эйзенхауэру нужны были эти снимки,

чтобы противостоять собственным ястребам, сторонникам супержесткой линии. В июле