Лошади в политическом обзоре

В семиозисе проблемной политической статьи особое место занимают так называемые знаки ориентации – ситуативные антонимы, номинирующие лиц/стороны, занимающие позиции ведущего/ведомого в реализации политического партнерства. Одной из специфических антонимических пар, характерной для русскоязычного дискурса последних лет, является всадник/лошадь. Популярность данных обозначений объясняется рядом экстралингвистических причин:

• обыгрывание 2002 – года лошади в китайском календаре;

• негласный политический статус ряда конноспортивных событий, в частности, скачек на приз Президента РФ;

• мощная ‘ассоциативная аура’ [Шейгал 2000: 167] номинаций, т.к. обе единицы являются обозначениями этнокультурных концептов;

• влияние аллюзивных политических текстов (в частности, высказывания Бисмарка: «В отношениях всегда есть лошадь и всадник»).

В русскоязычном политическом дискурсе «лошадь» развивает значение «неравноправный партнер, сторона, которая в результате реализации договора терпит убытки», ср.: Америке давно пора понять, что Россия лошадью быть не желает!

В англоязычном дискурсе ситуативные антонимы всадник/лошадь широкого распространения не получили: позиция оказалась «занятой» в силу обособления значения ‘rider’ – дополнение, поправка (к документу, в т.ч. политическому). В тех случаях, когда метафорическая номинация всадник/лошадь имеет место, речь идет о гармоничном партнерстве, ср.: This is the concept of partnership of horse and rider: the horse is German economic strength; the rider is French political intelligence… Можно в какой-то мере говорить о жанровой специфике реализации концепта, т.к. для английского языка актуализация поведения второго актанта в когнитивном сценарии ВСАДНИК/ЛОШАДЬ практически несвойственна, что может объясняться «предметной» модальностью по отношению к животным, характерной для английской лингвокультуры в целом (о животном –‘ it’).

Более востребованными знаками ориентации ‘ведущий/ведомый’ в английском языке оказалась пара horse/cart (to put a cart before a horse); в проблемных статьях устойчивое выражение встречается в сильной позиции (заголовок) и оживляется за счет атрибутивных маркеров: Obama’s cart before the horse economy; в тексте статьи метафора не поддерживается либо поддерживается за счет невербальных средств, обычно карикатур (см. рис.).

Данное выражение калькировано в русском политическом дискурсе и в последнее время получило очень широкое распространение. «Ставить телегу впереди лошади» – изначально не является частью русскоязычного фразеологического фонда, но обладает достаточной прозрачностью. Тем не менее, о полной эквивалентности в переводе речи быть не может, т.к. ‘телега’ имеет более специализированное значение, чем ‘cart’ в английском языке и приводит к снижению образа. Прагматический эффект данного выражения близок к пословицам, «содержащим элемент поучения и ставящим адресат в положение провинившегося или недостаточно опытного человека» [Карасик 2004: 26]. Кроме того, использование бытовой предметной метафоры при распредмечивании абстрактного понятия в русском языке, в отличие от английского, как правило приводит к эффекту отрицательной оценочной контаминации [подробнее см. Макеева 1999].

Российские политические обозреватели, используя ингерентный оценочный потенциал данного знака агональности, стилистически обыгрывают его, делая узловым элементом конвергенции, например: Указывая Грефу его место в разработке экономической политики, премьер предложил ему вооружиться каким-то «тонким экономическим инструментом». Например, лошадью. Остальные же министры должны сыграть роль телеги (Журнал «Деньги» № 41 от 18.10.2004).

Специфика данной пары знаков ориентации заключается в оценочной синонимии контекстных антонимов: оба элемента пары являются инструментом эффективной политической пейоризации, что в какой-то мере отражает негативистскую, нигилистическую тональность проблемных политических обзоров в русскоязычном дискурсе.