3.3. Типы человеческой совести и их проявление в уголовном судопроизводстве

В зависимости от системы ценностных ориентаций субъектов деятельности и общения, которые лежат в основе их нравственного сознания, человеческую совесть можно разделить на три типа: идеальный тип человеческой совести; авторитарный тип человеческой совести; гуманистический тип человеческой совести.

3.3.1. Идеальный тип человеческой совести

В идеальном типе совести выражается человеческое представление о духовном начале, определяющем достоинства нравственно совершенной личности, воплотившей в себе наиболее высокие моральные качества. Содержание этого типа совести великолепно выразил бостонский пастор и проповедник Уильям Чаннинг (1780-1842):

"Достоинство человека в том духовном начале, которое называется иногда разумом, иногда совестью. Начало это, поднимаясь выше местного и временного, содержит несомненную истину и вечную правду. В среде несовершенного оно видит совершенство. Начало это всеобще, беспристрастно и всегда в противоречии со всем тем, что пристрастно и себялюбиво в человеческой природе. Это начало властно говорит каждому из нас, что ближний наш столь же драгоценен, как и мы, и что его права столь же священны, как и наши. Оно велит нам воспринимать истину, как бы она ни противна была нашей гордости, и быть справедливым, как бы это ни было невыгодно нам. Оно же, это начало, призывает нас к тому, чтобы любовно радоваться всему, что прекрасно, свято и счастливо, в ком бы мы ни встретили эти свойства. Начало это есть луч божества в человеке" *(262).

Проявление этого божественного начала при осуществлении правосудия придает ему характер "вселенского суда". Яркий образ идеального судьи с совершенной совестью, который благодаря этому божественному началу не только хочет, но и может быть справедливым, нарисовал Ф. Ницше:

"Поистине никто не имеет больших прав на наше уважение, чем тот, кто хочет и может быть справедливым. Ибо в справедливости совмещаются и скрываются высшие и редчайшие добродетели... Рука справедливого, правомочного творить суд, уже не дрожит больше, когда ей приходится держать весы правосудия; неумолимый к самому себе, кладет он гирю за гирей, взор его не омрачается, когда чаша весов поднимается и опускается, а голос его не звучит ни излишней суровостью, ни излишней мягкостью, когда он провозглашает приговор. Если бы он был просто холодным демоном познания, то он распространял бы вокруг себя ледяную атмосферу сверхчеловечески ужасного величия, которой мы должны были бы страшиться, а не почитать ее; но он, оставаясь человеком, пытается от поверхностного сомнения подняться к строгой достоверности, от мягкой терпимости - к императиву "ты должен", от редкой добродетели великодушия - к редчайшей добродетели справедливости... стремится к истине не как к эгоистическому предмету обладания для отдельного лица... к истине как к вселенскому суду, а отнюдь не как к пойманной добыче и радости одинокого охотника... Лишь поскольку правдивый человек обладает безусловной решимостью быть справедливым, постольку можно видеть нечто великое в... стремлении к истине, тогда как для более тупого взора с этим стремлением к истине сливается обыкновенно целый ряд самых разнообразных инстинктов, как то: любопытство, бегство от скуки, зависть, тщеславие, страсть к игре - инстинктов, которые не имеют ничего общего с истиной. Поэтому, хотя мир кажется переполнен людьми, которые "служат истине", тем не менее добродетель справедливости встречается очень редко... мало кто воистину служит истине, ибо лишь немногие обладают чистой волей быть справедливыми, а из числа последних лишь самые немногие достаточно сильны, чтобы быть справедливыми. Совершенно недостаточно обладать только волей к истине: и наиболее ужасные страдания выпадают на долю людей, обладающих стремлением к справедливости, но без достаточной силы суждения; поэтому интересы общего благосостояния требуют прежде всего самого широкого посева способности суждения, которое позволило бы нам отличать фанатика от судьи и слепую страсть творить суд от сознательной уверенности в праве судить. Но где найти средства для насаждения такой способности суждения? Поэтому люди, когда им говорят об истине и справедливости, осуждены испытывать вечную боязливую неуверенность в том, говорит ли с ними фанатик или судья" *(263).

В этом высказывании очень рельефно представлено содержание идеального типа человеческой совести, его основные элементы, благодаря которым судья не только проникается сознательной уверенностью в праве судить, но и действительно способен "воистину служить истине", правильно и справедливо разрешать дело "по совести". Для этого он прежде всего должен обладать "чистой волей", т.е. безусловной решимостью быть справедливым, и стремлением к истине как к "вселенскому суду", а также соответствующими этим нравственно-волевым и интеллектуальным побуждениям нравственными добродетелями: честностью, правдивостью, принципиальностью, чувством ответственности, объективностью, беспристрастностью, великодушием, мягкой терпимостью к людям и т.п.

Для правильного и справедливого разрешения дела "по совести" судья должен обладать не только "добрым сердцем", но и "разумом сердца" - достаточным потенциалом здравого смысла, т.е. естественной логической способности суждения и житейского опыта, от которых, как уже отмечалось, зависят сила, зрелость и точность его суждений, умозаключений при разрешении дела.

Кроме того, все эти драгоценные человеческие качества высочайшей нравственной и интеллектуальной пробы, которые не у всякого найдешь, у судьи с идеальным типом совести сочетаются с совершенным отсутствием лени ума, праздного любопытства, отношения к подсудимому как к пойманной добыче и прочих "охотничьих инстинктов", зависти, тщеславия и других нравственных пороков, которые в той или иной степени проявляются почти у каждого человека, и поэтому люди предпочитают великодушно называть их "человеческими слабостями".

Совершенно очевидно, что счастливое сочетание всех необходимых для правильного, справедливого разрешения дела достоинств и полного отсутствия "человеческих слабостей", являющихся потенциальным источником судебного произвола, среди обыкновенных людей практически не встречается. В полной мере всеми этими добродетелями может обладать только сам Создатель, а не простые смертные. Перефразировав высказывание Цицерона о природе, можно сказать, что Создатель не сотворил на Земле никого с совершенной во всех отношениях совестью, но, как бы опасаясь, что ему нечего будет дать остальным, если отдаст все совершенства одному, он каждому дал свои достоинства вместе с каким-нибудь недостатком.

И человечество настолько смирилось с этим, что, по свидетельству известного польского философа и писателя Владислава Татаркевича, "мораль стремления к совершенству не будит всеобщей симпатии. Не только потому, что эта идея слишком трудна и потому ненадежна... Более того: мы видим, что стремление к совершенству легко будит в людях чувство самодовольства и превосходства, те черты, которые называют фарисейскими. И точно так же известно, что это стремление часто является эгоцентричным и дает худшие результаты в моральном и общественном плане, чем поведение экстравертивное, основанное не на собственном совершенстве, а на доброжелательности и доброте по отношению к другим" *(264).

На грешной Земле совесть, в которой выражаются присущие человеческой природе достоинства и недостатки, проявляется в различных формах гуманистической и авторитарной совести. Эти типы человеческой совести в той или иной степени (в различных пропорциях) свойственны каждому человеку. В процессе социализации индивида (воспитания, образования и деятельности) уникальное сочетание авторитарной и гуманистической совести формируется под влиянием условий жизни, воспитания и деятельности личности.

Конкретное проявление авторитарного и гуманистического типа совести в деятельности и общении зависит не только от устойчивых индивидуально-психологических особенностей и временного психического или психофизиологического состояния личности, но и от внешних условий деятельности, нравственного "микроклимата" в коллективе или группе, ценности которых разделяет данная личность, сложившейся жизненной ситуации, обстановки, в которой человек принимает решение, требующее нравственного выбора.