3. Затем я спросил, каким образом проф. Тэт признает основанием физики

Ньютоновы законы движения, когда они Ньютоном только развиты, но не

доказаны, тем более что и проф. Тэт не приводит в пользу их никаких

доказательств в своем "Руководстве натуральной философии" (Treatise on

Natural Philosophy). Я приступил к рассмотрению, как могла бы быть мыслима

апостериорная гарантия, если не существует априорной, и указал, что первый

закон движения не может быть выведен ни из земных, ни из небесных явлений

без petitio principii.

Ответа не последовало; критик лишь охарактеризовал мое рассуждение, как

"в высшей степени ошибочное" (совершенно расходясь в этом с двумя

выдающимися авторитетами, которые его читали), но, кроме этой

характеристики, ничего не сказал в ответ на мой вопрос.

4. На мое указание, что Ньютон не приводит доказательств для своих

законов движения, критик отвечал, что Principia в целом составляют именно

такое доказательство", на что я заметил, что Ньютон назвал их "аксиомами" и

что по обычному предположению аксиомы не могут доказываться выводами из них

же.

Критик цитирует одно из писем Ньютона, показывающее, что хотя тот и

называл законы движения "аксиомами", но все же рассматривал их как принципы,

ставшие общими путем индукции, и что, следовательно, он не мог считать их

априорными.

5. В ответ на это я указал, что каково бы ни было понятие Ньютона об

этих "аксиомах", но он открыто и определенно исключал их из разряда

"гипотез". Из этого я заключал, что он не считал своих Principia в целом за

доказательство их, как это делает критик, если признавал, что предположение,

сделанное вначале и долженствующее быть доказанным посредством результатов

этого предположения, есть "гипотеза".

Ответа не дано.

6. Оставив в стороне авторитеты, я рассмотрел по существу мнение, что

достоверность законов движения доказана или может быть доказана путем

установления истинности астрономических предсказаний, и показал, что сам

процесс подобной проверки предполагает существование этих законов

Ответа нет.

7. Для того чтобы еще более выяснить тот факт, что конечные физические

истины признаются и должны быть признаны за априорные, я указал, что в

каждом своем опыте физик молчаливо предполагает существование между причиной

и следствием отношения такого рода что если единица причины производит

единицу следствия, то две единицы причини произведут две единицы следствия,

из этого я заключил, что означенное общее предположение обнимает собою и

частное предположение подтверждаемое вторым законом движения.

Ответа нет, т. е. нет старания показать неверность этого положения, а

вместо того одни придирки, основанные на опущении мною слова

"пропорциональность" в местах, где оно подразумевалось, хотя и не было

поставлено.

8. Я обратил внимание критика на одно место из "Философии

естествознания" Дж. Гершеля, где то г причисляет к "признакам того

отношения, которое мы понимаем под причиной и следствием"

"пропорциональность следствия с его причиной во всех случаях прямого

независимого действия" и где это предположение пропорциональности

представляется как предшествующее физическому исследованию, а не как

долженствующее быть установленным посредством его.

Ответа нет.

9. В заключение я высказал требование, чтобы эта пропорциональность

была доказана. Я говорил: "Пусть мой критик установит ту истину, что между

причиной и следствием существует пропорциональность, посредством процесса,

нигде не предполагающего, что если единица силы производит известную единицу

следствия, то две единицы подобной силы произведут две единицы такого

следствия".

Ответа нет.

Таким образом, так как по всем этим существенным пунктам трое моих

оппонентов-математиков не дают никакого ответа, то этим самым они доставляют

мне повод обратить их приговор против них же самих. Они отвлекали внимание

читателей от главных вопросов и направляли его путем спора на побочные.

Основные вопросы ими обходились, а новые, подчиненного порядка,

возбуждались.

Какой же вывод можно сделать из всего этого? Да только такой, что тот,

кто в силах напасть на центральную позицию своего противника, не станет

растрачивать свои силы на мелкие аванпостные стычки. Если он отказывается от

нападения на самую крепость, то, значит, он видит, что она неприступна.

Если я взял на себя труд отвечать на критику и отражать неправильные

истолкования своих воззрений, то сделал это потому, что нападение на частную

доктрину, которую я защищаю, является отчасти нападением и на конечную

доктрину, лежащую в основе дедуктивной части Основных начал, - на доктрину,

утверждающую, что количество существования (бытия) вообще неизменно. Я

согласен с В. Гамильтоном, что сознание необходимости причинности вытекает

из невозможности постигнуть возрастание или уменьшение совокупности бытия.

Пропорциональность между причиной и следствием есть вывод, отрицание

которого предполагает утверждение, что некоторое количество причины может

исчезнуть без результата или некоторое количество следствия может возникнуть

без причины. Я настаиваю на априорном характере второго закона движения в

той абстрактной форме, в которой он выражается, просто потому, что это также

есть вывод, хотя и несколько более отдаленный, из той же самой конечной

истины. И единственное основание, заставляющее меня настаивать на значении

этих интуиции, заключается в том, что, согласно эволюционной гипотезе,

безусловное единообразие в вещах производит безусловное единообразие в

мыслях и что основные мысли более представляют собою бесконечно обширные

накопления опытности, чем результаты наблюдений, опытов и мыслительных

процессов какой-либо единичной жизни.

XVI

ПО ПОВОДУ ОБЪЯСНЕНИЙ ПРОФЕССОРА ГРИНА

(Из "Contemporary Review" за февраль 1881 г. )

{ Я не стал бы перепечатывать настоящую статью, если бы не последовала

перепечатка той статьи, на которую она служит ответом. Но как скоро м-р

Нетльшип вздумал увековечить в своем издании беззастенчивую критику проф.

Грина, - я счел себя обязанным сделать то же самое с теми страницами,

которые посвящены были мною разоблачениям беззастенчивости последнего.}

Метафизический спор, даже в самом лучшем случае, бывает весьма скучен;

но он становится особенно неприятным тогда, когда вызывает возражение за

возражениями. Поэтому я чувствую некоторую нерешимость, представляя вниманию

читателей "Contemporary", (хотя бы даже только таких, которые интересуются

метафизическими вопросами) несколько замечаний касательно рецензии проф.

Грина, ответа на нее м-ра Ходжсона и последующих объяснений проф. Грина; но

мне кажется, что я едва ли был бы вправе оставить все это без внимания и

ничего не сказать в оправдание взглядов, оспариваемых проф. Грином, или,

вернее, в опровержение доводов, приводимых им против них.

Когда появились обе статьи проф. Грина, я не хотел было отвечать на

них, не желая создавать себе лишние помехи для работ, так как, с одной

стороны, полагал, что едва ли многие заинтересуются нашим спором, а с другой

стороны, был уверен, что почти всякий, кто стал бы читать статьи проф.

Грина, вполне сумел бы, благодаря знакомству с моими Основаниями психологии,

оценить, как превратно он излагает мои взгляды и как несостоятельны его

возражения на них. Однако я принужден сознаться, что такое убеждение мое

было весьма ошибочным; опыт показал мне, что читатель обыкновенно

предполагает правильной передачу критиком рассуждений автора - и редко дает

себе труд проверить, насколько смысл, придаваемый критиком цитируемому им

отрывку, согласуется с тем смыслом, какой имеет этот отрывок в связи с

остальным текстом. Да кроме того, мне не следовало забывать, что при

отсутствии ответа на возражение возникает обыкновенно предположение, что

критик прав и что вовсе не обремененность занятиями, а лишь бессилие

заставляют автора воздержаться от ответа. Поэтому мне нечего было

удивляться, когда я из первых же строк статьи м-ра Ходжсона узнал, что

критика проф. Грина была принята вообще весьма благосклонно. Я весьма обязан

м-ру Ходжсону, что он выступил на защиту моих взглядов; а прочитав

возражения проф. Грина, я даже думаю, что главные доводы м-ра Ходжсона

должны вполне остаться в силе. Конечно, я не могу представить здесь разбор

всего этого спора, шаг за шагом. Я предполагаю остановиться лишь на главных

пунктах его.

В конце своего ответа проф. Грин отмечает "два недоразумения более

общего характера, на которые он (м-р Ходж-сон) указывает ему (Грину) в

начале своей статьи". Не признавая этого, проф. Грин пока откладывает свои

возражения по означенному поводу, хотя я и не вижу, как он в данном случае

мог бы доказать верность своих идей. Другие недоразумения, тоже общего

характера, имеющие значение предварительных замечаний по отношению к его

критике, могут быть здесь указаны и послужат, как я полагаю, одним из

доказательств несостоятельности этой критики.

Так, проф. Грин приводит следующее место из Оснований психологии:

"Отношение между разделами, противополагаемыми, в виде антитезы, всей

совокупности проявлений Непознаваемого, было для нас определенной, данной

величиной. Вытекающие из нее выводы оказались бы весьма шаткими, если бы

можно было доказать ложность или сомнительность самой этой величины. Если

идеалисты правы, то вся теория эволюции есть не более как мечта".

Это место он комментирует так:

"У того, кто смиренно признает теорию эволюции верным выражением наших

знаний о животной жизни, но кто в то же время считает себя идеалистом, это

положение не может не вызвать некоторого смущения. Но, разобравшись в нем,

он найдет, что, говоря здесь о теории эволюции, м-р Спенсер имеет в виду

главным образом приложение этой теории к объяснению познания, - приложение,

отнюдь не обязательное для того, кто признает названную теорию за теорию

животной жизни" {"Contemporary Review" за декабрь 1877 г., стр. 35.}.

Отсюда следует, что проф. Грин понимает эволюцию лишь в том популярном

смысле, в каком о ней говорится в "Происхождении видов". Между тем то

понятие об эволюции, о котором идет речь в приведенной цитате, далеко не

тождественно с ним, и это легко было бы понять проф. Грину, если бы он

припомнил определение означенного понятия, данное мною в Основных началах.

Мысль, которую я имел в виду выразить в приведенной цитате, такова:

если эволюция, как я ее понимаю, есть, при известных условиях, результат

того универсального перераспределения вещества и движения, которое и ныне

происходит, и всегда происходило во Вселенной, и если в течение тех ее

фазисов, которые характеризуются как астрономический и геологический,

предположить полное отсутствие жизни, а тем более сознания (в какой-либо

известной нам форме), - то теория эволюции необходимо должна признать особый

род бытия, независимый от того, который мы ныне именуем сознанием и

предшествующий ему. Я и высказал, что, следовательно, теория эта

представляется просто мечтой, если существуют лишь одни идеи, или если, как,

кажется, думает проф. Грин, объект существует только по отношению к

субъекту.

Насколько подобная общая точка зрения является для меня необходимой,

как базис для моих психологических исследований, и насколько представляется

ошибочной критика, игнорирующая это, станет ясно всякому, кто обратит

внимание на то, что, отрешившись от указанного взгляда, я оказался бы

глубоко непоследовательным, между тем как в обратном случае никакой

непоследовательности не было бы. Проф. Грин говорит, что моя доктрина

"приписывает объекту, который на самом деле без субъекта есть ничто,

независимую реальность, и затем она предполагает, что объект постепенно

придает субъекту известные качества, существование которых на самом деле

необходимо обусловливается теми свойствами, которые, по предположению,

должны их порождать" {"Contemporary Review" за декабрь 1877 г., стр. 37.}.

На это я скажу, что действительно, приписывая объекту "независимую

реальность" и отрицая, что без субъекта он был "ничто", моя доктрина, хотя и

совершенно несогласная со взглядами проф. Грина, вполне согласна сама с

собою. Если бы проф. Грин правильно понял теорию преобразованного реализма

(Основания психологии, п. 473), то он увидел бы, что, по моему мнению,

качества субъекта и объекта, представляющиеся сознанию, являясь результатом

кооперации объекта и субъекта, существуют лишь благодаря этой кооперации и,

подобно всем производным, не похожи на своих производителей и что вместе с

тем производители существуют ранее своих производных, ибо без них не могло

бы быть последних. Столь же неосновательно и другое предварительное

недоразумение, приводимое проф. Грином. Именно, он говорит: "Было бы весьма

грустно подумать, что, по воззрениям м-ра Спенсера и м-ра Льюиса, отношение

между сознанием и миром соответствует отношению между двумя предметами,

находящимися один вне другого; но, по-видимому, они не совсем беспричастны к

подобным грубым представлениям" и т. д.

Но так как я совершенно сознательно соглашаюсь с тем взглядом (и даже

изложил его во всей полноте), который проф. Грин не решается мне приписать,

потому что было бы "грустно подумать", что я разделяю такое "грубое

представление", ибо взгляд этот во всем согласуется с доктриной о

психологической эволюции, как я ее изложил, - то я удивляюсь, как можно было

предположить, будто я держусь иных воззрений. Принимая по внимание, что II,