40 Его первой статьи мы находим следующие слова:

"Далее о разделении состояний сознания на два больших агрегата, яркий и

слабый, говорится как о "дифференциации их на два противоположных бытия,

которые мы называем субъектом и объектом". Если слова вообще имеют

какое-нибудь значение, то м-р Спенсер, очевидно, отождествляет "объект" с

агрегатом состояний сознания. Между тем в том месте, откуда проф. Грин взял

эти слова и которое у него самого помещено внизу страницы, внимательный

читатель заметит одно слово (опущенное проф. Грином в цитате, находящейся

среди текста), совершенно изменяющее весь смысл этой цитаты. Именно, у меня

говорится о результате не "дифференциации", а частичной дифференциации.

Если, употребляя выражение проф. Грина, слова вообще имеют какое-нибудь

значение, то и слова "частичная дифференциация" не могут иметь одинакового

смысла со словами "полная дифференциация". Если "объект" образовался уже при

этой частичной дифференциации, то чем же станет он, когда дифференциация

завершится? Очевидно, "если слова имеют какое-нибудь значение" и если бы

проф. Грин не опустил в своей цитате слово "частичная", то было бы ясно, что

я агрегата ярких состояний никогда не выдавал за объект. Небольшой пример,

приведенный здесь, может служить образцом тех приемов, какими пользуется

проф. Грин в своих рассуждениях. Везде, в обеих своих статьях, он разбирает

лишь отдельно выхваченные небольшие отрывки, причем обыкновенно придает им

смысл, совершенно отличный от того, какой эти отрывки имеют в общей связи с

остальным текстом.

С простодушием "незрелого студента" (с воззрениями которого проф. Грин

сравнивает некоторые мои взгляды) я воображал, что если предметом обсуждения

являются целых три последовательных главы, то нельзя предполагать, чтобы

окончательные выводы были изложены в первой из них; но теперь, после данного

мне профессором Грином урока, я впредь буду знать, что критик может

оспаривать то, что очевидно еще неполно, как будто оно уже совершенно

закончено, и может рассуждать, как о вполне развитом, о таком понятии,

которое, как видно даже из заглавий соответственных глав, находится еще в

зачаточном состоянии.

На этом я и покончу; если же воспоследует еще какой-нибудь ответ, то

пусть он так и останется без возражений. Надо же, чтобы спор был наконец

когда-нибудь закончен, или самое дело будет от этого проигрывать Я могу лишь

пожелать одного- пусть лучше читатель сам вдастся в истолкование моих

взглядов, чем принимать на веру, без надлежащей проверки, всякие

представляемые ему разъяснения их".

Postscriptum. Из заметки, приложенной м-ром Нетльшипом к новому изданию

статей проф. Грина, видно, что после появления предыдущих страниц в печати

проф. Грин писал издателю "Contemporary Review": "Я по совести не могу

ничего взять назад из того, что мною было написано ранее; но в моей статье

есть некоторые выражения, о которых я очень сожалею, так как они могут

подать повод к обвинению меня в недостатке личного уважения к м-ру Спенсеру

По основаниям, в достаточной степени выясненным в моем ответе м-ру Ходжсону,

я не могу признать себя виновным в превратном изложении того, что говорит

м-р Спенсер; но, перечитав впоследствии хладнокровно мою первую статью, я

нашел, что позволил себе, в пылу полемики, употребить в ней некоторые

выражения, не совсем уместные, - особенно со стороны неизвестного писателя

(хотя бы даже и "профессора"), нападающего на маститого философа. Делаю это

признание исключительно ради собственного удовлетворения, а никак не под

впечатлением того, чтобы это могло как-нибудь касаться м-ра Спенсера".

Возможно что кое-кто из единомышленников проф. Грина и спросит, каким

образом - после того, как он заявил, что по совести не может ничего взять

назад и что не повинен в превратном изложении моих взглядов, - я могу

называть его критику беззастенчивой. Отвечу, со своей стороны, что критик,

который упорствует в повторении, того что по самому виду своему является

непорядочным, и затем утверждает, что по совести не может поступить иначе,

еще не доказывает этим своей порядочности а скорее на оборот. Кто в своей

цитате обдуманно пропускает слово "частичный" и трактует затем как полное

то, что заведомо является неполным; кто, имея дело с рассуждением,

обнимающим три главы, считается только с первой из них; кто продолжает

упорствовать в своих мнениях, после того как ему указано на последовательные

искажения, допущенные им в своем изложении; - тот, если не заведомо

бесчестен, то, во всяком случае, лишен способности отличать при споре

правильное от неправильного. Единственное еще одно возможное предположение

приходит мне в голову: не являются ли подобные приемы естественным

следствием той философии, которой придерживается мой критик? Конечно, если

бытие и небытие - одно и то же, то точная передача и извращение также,

пожалуй, одно и то же.

Прибавлю, что есть любопытное сродство между идеями, лежащими в основе

вышеприведенного письма, и теми чувствами, которые высказываются в нем. Так,

проф. Грин говорит, что приносит извинение в неуместности своих слов

исключительно ради "собственного удовлетворения". Его совесть не

успокаивается изъявлением сожаления, что его неуместные слова были многими

прочитаны, не выражает он своего сожаления и мне, против которого эти слова

были направлены; он изъявляет свое сожаление издателю "Contemporary Review"!

Значит, по его мнению, обида, нанесенная публично известному А, может быть

вполне смыта извинением, принесенным частным образом перед В! Это скорее

гегелианский образ мышления; или, вернее, тут гегелианский образ

чувствования совпадает с гегелианским же образом мышления.

Конец второго тома Опытов

TOM III