3. Мемуары дипломатов

Наряду с записками иностранцев - путешественников большой интерес представляют мемуары некоторых иностранных дипломатов.

Среди них яркой и крупной фигурой был автор интересных воспоминаний, руководитель внешней политики Франции – Талейран (1754–1838). В 1799–1807 и 1814–1815 гг. он – министр иностранных дел, в 1808 г. – участник Эрфуртского свидания, в 30 - х годах – французский посол в Лондоне. Начав свою карьеру до буржуазной революции во Франции в качестве церковника (к моменту революции он был епископом), Талей - ран примкнул к революции, сбросил с себя сутану, довольно рано почувствовал возрастающее значение Наполеона и сблизился с ним. Уйдя в отставку после Тильзита, он изменил Наполеону в Эрфурте и стал предавать его Александру I. Потом он изменил Наполеону еще раз в пользу Бурбонов.

Холодный, расчетливый делец, очень острый и проницательный ум, Талейран не останавливался перед предательством – в жизни, и перед ложью – в мемуарах. Инициатор убийства герцога Энгиенского, он изображал в своих воспоминаниях это убийство актом, совершенным по инициативе Наполеона, и осуждал его. Но значительно чаще Талейран предпочитал обходить неприятные для него вопросы. «Он понимал, – говорит акад. Тарле, – что, действуя на мировой арене, оказав несколько раз громадное влияние на ход дел в самые решающие исторические моменты, проявляя всегда абсолютную беззастенчивость и не пытаясь даже оправдываться почти ни в чем впоследствии, он и не может рассчитывать, что ему будут очень верить в его мемуарах. Поэтому он избрал такой метод. Он прежде всего загромоздил свои мемуары перепечаткою официальных документов или служебных и полуслужебных донесений, которые он составлял за время своей активной политической жизни. Затем он просто обошел молчанием все те случаи, где лгать было бы совсем бесцельно вследствие слишком уже большой известности и твердой установленности бесспорных фактов».

Помимо международно-политической конъюнктуры, мемуары Талейрана изображают несколько моментов, существенно интересных для историка СССР. Так, он рассказывает в нескольких фразах об инициативной роли Александра I в отношении боя под Аустерлицем. Очень интересно сообщение, что после битвы под Прейсиш-Эйлау Наполеон стремился начать переговоры о мире. Но лишь крайне бегло упоминается Тильзитский договор, хотя Талейран участвовал в переговорах с Пруссией.

Подробнее и гораздо интереснее сообщения об Эрфуртском свидании и Венском конгрессе. Правда, говоря о первом из них, Талейран умалчивает о встречах с, Александром I и разговорах, во время которых он вдохновлял русского императора на сопротивление Наполеону. Об этом он молчит, так же как о своих просьбах об уплате за измену, о конспиративной переписке, какую Талейран вел с русским правительством. Что же тогда сообщает Талейран? Он излагает ход выработки Эрфуртского соглашения, но значительно больше внимания уделяет обстановке конгресса – праздникам и театральным зрелищам, устраивающимся Наполеоном для придачи блеска свиданию императоров.

Примерно с подобного же рода умолчаниями рассказывает он и о Венском конгрессе. Талейрана особенно занимает вопрос о торжестве легитимизма, созданном его деятельностью, и лишь в связи с этим он говорит относительно своих возражений против присоединения к России герцогства Варшавского.

Все сказанное показывает, как много пробелов в мемуарах Талейрана, как неполно и неточно его изложение. Пользоваться этим сомнительным источником можно лишь при соблюдении всех необходимых предосторожностей, учитывая манеру замалчиваний, характерных для автора.

Другой видный европейский дипломат начала века – Меттерних (1773–1859) – оставил краткие автобиографические записки, доведенные до 1815 г. Посвященные, главным образом, австро-французским отношениям, они касаются также взаимоотношений Австрии и России. Но характер этих записок не таков, чтобы они давали достаточный материал историку. Рассказ о переговорах Австрии, России и Пруссии перед войной с Наполеоном 1805–1807 гг. заменен бессодержательными общими фразами с характеристикой момента и анекдотами: как русский посол в Берлине Алопеус, распечатывая дипломатическую почту, потерял собственноручное письмо Александра I прусскому королю, как он после бесплодных поисков схватился за голову, и тогда из обшлага его халата вывалилось письмо и т. п. Война 1805 г. почти обойдена молчанием. Неудачу под Аустерлицем Меттерних тенденциозно целиком приписывает Александру, требовавшему сражения. О дальнейшем он ограничивается фразой: «День Аустерлица наступил; о последствиях этого разгрома можно прочитать в Пресбургском мирном договоре». Столь же бессодержательно и дальнейшее изложение, посвященное времени Венского конгресса.

Отказаться от мемуаров Меттерниха историк не может, но источник этот – небольших возможностей и невысокого качества.

Воспоминания Бисмарка (1815–1898) не могут не привлечь внимания уже в силу положения автора. Посланник в Петербурге в 1859 – 1862 гг., рейхсканцлер – руководитель внешней политики Германской империи в такие напряженные десятилетия ее, как 70 – 80 - е годы, – Бисмарк многократно сталкивался с вопросами русской внешней политики и с русскими людьми.

Находясь в отставке, Бисмарк начал писать свои мемуары, названные им «Мысли и воспоминания». Он по нескольку раз пересматривал, переделывал уже готовый текст, не только дополняя и исправляя, но и переписывая заново отдельные главы. Сложившееся в результате произведение – «это не только апологетический документ. Это прежде всего политическое завещание основателя Германской империи, написанное, как гласит посвящение, «сынам и внукам для понимания прошлого и в поучение на будущее»» (А. Ерусалимский). Неудивительно поэтому наличие умолчаний, частое отвлечение от вопроса в сторону. Автор то касается самой сущности международно-политической ситуации в тот или иной момент, то тут же пускается в мелочные рассказы о том, как его угощали в Петергофе или Царском селе. При всем том он старается датъ возможно меньше фактических данных о дипломатических переговорах или столкновениях и изобразить дело в возможно более общих чертах.

Книга его, говорит один из исследователей воспоминаний Бисмарка, «не является бесспорным источником относительно тех событий и лиц, которые она изображает». Бисмарк далеко не всегда квалифицирует свои дипломатические шаги так, как он их рассматривал на самом деле. В начале 1863 г. Бисмарк заключил с Россией конвенцию относительно борьбы против революционного движения в Польше. Он изображает эту конвенцию как победу в кабинете русского царя прусской политики над польской, как свою победу над Горчаковым и Велепольским, но смысл и значение конвенции для антифранцузской политики Пруссии и создания разлада в намечавшемся сближении России и Франции отмечает лишь мельком.

Тот же прием замалчивания Бисмарк употребляет в других случаях. Говоря о шлезвиг-гольштинском вопросе, Бисмарк совсем не считает нужным рассказать о примененных им способах запугивания руководителя русской внешней политики – Горчакова. Германскому канцлеру важно было добиться со стороны России невмешательства, обеспечивавшего выполнение немецкого плана. Бисмарк пугал Горчакова возможным сближением Пруссии с Францией, возможностью нового возбуждения польского вопроса. Горчаков понимал, что Бисмарк запугивает его, однако – по соображениям общей политики России – устранился от участия в решении вопроса о Шлезвиге. В мемуарах Бисмарк все это обошел молчанием.

Поскольку Бисмарк нас сейчас интересует своими сообщениями о русской политике, о германо-русских отношениях, указанные выше особенности воспоминаний германского канцлера всегда следует иметь в виду. Бисмарк рассказывает, что в период франко - прусской войны 1870–1871 гг. он стремился к укреплению отношений с Россией и Австро-Венгрией. Однако он не говорит, что в то же самое время тянулся к сближению и с Англией. Эта последняя попытка оказалась неудачной, и Бисмарк был особенно заинтересован в устойчивости отношений с Россией. Родилась политическая комбинация, известная под именем «союза трех императоров» – германского, русского и австрийского (1873). Но Бисмарк совершенно не хотел брать на себя какие-либо обязательства по отношению к России. Он стремился использовать и свой союз с обеими державами и противоречия между ними. И то, что Бисмарк рассказывает в своих мемуарах, не является точным отражением его реальной политики.

С деятельностью русской дипломатии связана неудача политики Бисмарка в 1875 г., которой он никогда не мог простить престарелому русскому канцлеру. В своих воспоминаниях Бисмарк говорит о нелепости идеи превентивной (предупредительной) войны. Однако к ней-то он и стремился, желая положить предел реваншистским поползновениям Франции. Бисмарк заверял Петербург, что Германия всемерно стремится быть полезной русской политике, рассчитывая за это на русскую поддержку в период готовившегося столкновения с Францией. Однако Горчаков не только не поддержал плана германского канцлера, но явился в Берлин, где оказались вынужденными заявить об отсутствии воинственных намерений. Роль Горчакова в этих событиях навсегда оставила у Бисмарка враждебное отношение к руководителю русской политики, и не раз в своих воспоминаниях германский канцлер обрушивается на Горчакова, высмеивает его, посылает по его адресу несправедливые упреки и обвинения.

К концу политической деятельности Бисмарка относится известный договор «перестраховки». В 1887 г. Бисмарк возобновил Тройственный союз (между Германией, Австро-Венгрией и Италией), направленный, с одной стороны, против России, с другой – против Франции. Но Бисмарку важно было устранить опасность войны на два фронта – на западе и востоке. Для этого надо было связать известными обязательствами Россию. Бисмарк, сообщив русской дипломатии свой секретный договор с Австро-Венгрией, предложил заключить в свою очередь договор русско-германский. Договор предусматривал взаимный нейтралитет в случае войны, но имел оговорку, что теряет силу в случае нападения России на Австро-Венгрию или Германии – на Францию. Благодаря этому соглашению и договору Тройственного союза Германия была обеспечена союзом с Италией в случае войны с Францией, союзом с Австро-Венгрией на случай войны с Россией, а сверх того нейтралитетом России. Так как такое соглашение препятствовало франко - русскому сближению, Россия потребовала компенсации, и был подписан секретный протокол, обещавший сохранение доброжелательного нейтралитета и оказание дипломатической поддержки Германией в случае, если бы Россия сочла необходимым «принять меры к защите входа в Черное море». В своих воспоминаниях Бисмарк об этом не говорит, бросая лишь один неясный намек. В ряде случаев Бисмарк дает верные характеристики, бросает интересные мысли. В 1870 г., когда разгром Франции повел к решительному изменению в том соотношении сил, какое сложилось в период Крымской войны, русская дипломатия в известной ноте Горчакова заявила об отказе от признания пунктов Парижского трактата, запрещавших России иметь военный флот в Черном море. Бисмарк говорит об этом факте, показывает свое положительное отношение к нему, приписывает себе даже инициативу в этом деле.

Бисмарк не раз касается вопроса о значении России – ее внешнеполитической ориентации – для прусской политики. Им всегда руководят прусские интересы, но тем более существенна оценка, даваемая им роли России. А позиция последней была в высшей степени важна для развития планов Бисмарка. Она была решающей в борьбе Пруссии за Шлезвиг-Гольштейн; благожелательность России была необходима в период прусско-австрийской войны; русский нейтралитет имел определяющее значение для исхода франко - прусской кампании. Изображение места русской внешней политики в общеевропейских отношениях, данное таким выдающимся дипломатом, как Бисмарк, не может не привлечь внимания историка, «... Мы должны радоваться, – пишет он, – когда при нашем положении и историческом развитии мы встречаем в Европе державы, с которыми у нас нет никаких конкурирующих интересов в политической области, и к таким державам по сей день относится Россия. С Францией мы никогда не будем жить в мире, с Россией у нас никогда не будет необходимости воевать...»

Иногда «Мысли и воспоминания» Бисмарка интересны и в бытовом отношении. Говоря о Петербурге в последние годы царствования Николая I, Бисмарк верно отмечает то пристрастие к мундиру, какое было обычным для николаевского режима. Он посмеивается над воровством, наблюдавшимся им во дворце. Он старается охарактеризовать различные слои высшего петербургского общества.

«Мысли и воспоминания» Бисмарка – документ огромного интереса. Задача историка, пользующегося им в качестве источника, осуществить фактический анализ, провести проверку свидетельств Бисмарка другими источниками.