МЫСЛИТЕЛИ ДОПЛАТОНОВСКОЙ ЭПОХИ

23

Относил ли сам Пифагор идею о вечном возвращении к области физики —как постулат, который может быть подтвержден наблюдениями или научными доказательствами? Или же, напротив, в отличие от своих собратьев из Милета, он был мистиком, чья теория —всего лишь мечтание, поведанное узкому кругу избранных учеников? Теории, о которых нам сообщает Порфирий, кажутся в известном смысле систематизированными, в их совокупности есть последовательность и единство. Бессмертие души, возможно, равнозначное бессмертию личности, осуществляется посредством метемпсихоза. Метемпсихоз же наводит на мысль о единородности всех видов живых существ и являетсячастью более общей теории —теории вечного возвращения. С другой стороны, ни одно свидетельство не дает нам уверенности, что Пифагор пытался основать свои теории на доказательствах и хотел представить их в доказательной форме. Но если мышление самого Пифагора в этом отношении окутано тайной, то среди его первых учеников были и настоящие physikoi.

Алкмеон

Алкмеон, родом из Кротона, «слушал» (или, иначе говоря, усвоил устные учения) Пифагора. Он написал книгу, первые фразы которой цитирует Диоген Лаэртский:

«Алкмеон Кротонский, сын Пирифоя, так сказал Бротину, Леонту и Бафиллу: обо всем невидимом, обо всем смертном богам дана ясность, людям же — лишь судить по приметам...» (Диоген Лаэртский VIII, 831; DK24 Вi; KRS,п° 439' Р· 3^5» η · ι^: «Кротонец Алкмеон, сын Пирифоя, сказал Бротину, Леонту и Бафиллу следующее: о невидимом, {а также и} о смертном только боги владеют досто-

верным знанием, {нам же,} как людям, дано лишь строить догадки»2).

Относительно содержания этой книги известно, что Алкмеон перенял по крайней мере одну из пифагорейских теорий:

«Он говорит, что душа бессмертна, потому что подобна бессмертным существам. А подобие это присуще ей, поскольку она вечно движется; ведь и все божественные существа — Лупа, Солнце и все

ι. Пер. М.Л. Гаспарова.

2. Взят за основу перевод А. О. Маковельского.

24	ДОСОКРЛТИКИ

небо — всегда находятся в беспрерывном движении» (Аристотель. О душе, 405 а. з°~Ь ι).

Уже у Фалеса душа была по сути своей источником движения. Ллкмеоп воспринял эту идею; он утверждал, в частности, что душа движется сама собою. Но то, что движется по самой своей сути, движется всегда; если же душа всегда движется, значит, душа всегда существует... Это гениальное доказательство воспроизведет в Федре Платон (оно похоже на «онтологическое» доказательство бытия Бога).

Соблазнительно сделать предположение, что Алкмеон попробовал включить учения Пифагора в рациональную систему. Алкмеон, без сомнения, был physikos; он разработал теорию, в которой важное место занимают «противоположности». Кроме того, он был врачом —зачинателем замечательной традиции сближения философии и медицины —традиции, достигшей высшей точки своего развития у Галена. Его интересовали также явления восприятия:

«Человек, по его словам, отличается от других <животных> тем, что только он понимает, а другие ощущают, но не понимают» (Тео-

фраст. Об ощущениях {De sensibus), 25; DK 24 В 1а1).

Алкмеон описал действие пяти чувств; он признал, что мозг играет важную роль в восприятии; говорили —правда, свидетельство это сомнительно, — что он произвел иссечение глаза; применяя свои физические теории к особому случаю —стро- ению и функционированию человеческого тела, он пытался объяснить здоровье и болезнь.

Так же как и сам Пифагор, Алкмеон остается для нас личностью довольно загадочной; но то, что мы о нем знаем, позволяет нам утверждать, что философия Пифагора, возможно, изначально была связана с научными изысканиями.

Ксенофан

Ксенофан из Колофона, который рассказывает историю оПифагоре и щенке, умер, в столетнем возрасте, около 480 г. до Р. X. Поэт и сатирик, он подвергал критике идеи других мыслителей. Некоторые из его собственных теорий, известных нам лишь по небольшим фрагментам, касаются природы. Но

ι. Пер.А. В. Лебедева.

МЫСЛИТЕЛИ ДОПЛАТОНОВСКОЙ ЭПОХИ

25

Ксенофан снискал восхищение своих преемников не как physikos: он внес весомый вклад в две другие области — теорию познания и теологию.

Гордые притязания первых physikoi неизбежно должны были породить свою противоположность — сомнение. Философы думают, что они обрели знание, постигли сущность мира, но правда ли, что человек способен понять природу вещей, правда ли, что знание достижимо? Алкмеон в начале своей книги противопоставлял знание богов человеческим догадкам. Ксенофан размышляет об этом более глубоко:

Ясного муж ни один не узрел и никто не познает Ни о богах, ни о всем, о чем толковать я решился.

Если кому и случится чистейшую правду промолвить, Сам он не знает того — во всем лишь мненье бывает.

(Секст Эмпирик. Против ученых (Adversus mathematicos) VII, 49;

DK 21В 34î KRS, n° 186, p. 190: «Ни один человек не знает и никогда не познает всей истины о богах и обо всем том, о чем я веду разговор; ведь даже если кто-то случайно скажет всю правду, сам он об этом не узнает; ибо все скрывает видимость [или: видимость воздвигается для всех]»1.)

О точном смысле этих стихов спорили уже в Античности; но суть аргумента очевидна: Ксенофан не сомневается, что мы способны добраться до истины; сомневается он лишь в том, что, достигнув истины, мы можем это узнать.

Но в чем причина такого сомнения? Чтобы ответить на этот вопрос, надо подробнее рассмотреть теологию Ксенофана. У нее было два аспекта — положительный и отрицательный. Возьмем положительный аспект. Ксенофан утверждал:

{Есть} единственный бог, меж богов и людей величайший, Смертным отнюдь не подобный ни видом своим, ни мышленьем.

(Климент Александрийский. Стромати V, 14, log. 1; DK 21 В 23; KRS, n° 170, p. 180:

Бог же — единый, он всех и богов и людей величайший, Смертному вовсе не близкий ни обликом, ни разуменьем.

Черты этого величественного бога обрисованы в других стихах Ксепофана: бог не был рожден; он вечно пребывает

ι. Двоякая интерпретация второй части последней фразы (dokos d' epi pasi tetyktai) связана с неоднозначностью слова dokos (=dokêsis) — «мнение», «предположение», «видимость».

20	ДОСОКРЛТИКИ

на одном месте; он мыслит, постигая мыслимое «всем своим существом»; он все потрясает одной только силой ума; в моральном отношении он безукоризнен. Таким образом, Ксенофан создал новое понятие о боге, в корне отличное от традиционного представления об олимпийских богах. Кроме того, весьма вероятно —в этом нас убеждают доксографические источники, — что он построил целую теологическую систему и связал различные черты своего бога с помощью строгих отвлеченных доказательств. В общем, Ксенофан разработал естественную теологию, изложенную в нижеследующих стихах (Силлах).

Что среди смертных позорным слывет и клеймится хулою, — То на богов возвести ваш Гомер с Гесиодом дерзнули:

Красть, и прелюбы творить, и друг друга обманывать хитро.

(Секст Эмпирик. Против ученых IX, 193; DK 21В и1; KRS, η° ι66, р.178:

Всё па богов возвели без изъятья Гомер с Гесиодом, Что поставляют в укор, в бесчестие люди вменяют:

Не погнушаются кражей, развратом, обманом взаимным.)

Боги Гомера были созданы по человеческому подобию. И вообще мы творим богов по собственному образу: так, у эфиопов боги черные, с приплюснутыми носами, у фракийцев — рыжие и голубоглазые (Климент Александрийский. Строматы VII, 4, 22. ι; DK 21 В ι6). Более того,

Если бы руки имели быки и львы <или кони>, Чтоб рисовать руками, творить изваянья, как люди,

Кони б тогда на коней, а быки на быков бы похожих Образы рисовали богов и тела их ваяли Точно такими, каков у каждого собственный облик.

(Климент Александрийский. СтроматыУ, ц., юд. 3; DK 21 В 15; KRS, п° 169, p. 179: «Но если бы быки, лошади и львы имели руки и могли бы ими рисовать и создавать произведения <искусства>, подобно людям, то лошади изображали бы богов похожими на лошадей, быки же похожими на быков и придавали бы <им> тела такого рода, каков телесный образ у них самих».)2

ι. Пер. М.Л. Гаспарова.

2. Пер.А. В. Лебедева; А. О.Маковельского.