34	ДОСОКРАТИКИ

«Бог есть день и ночь, зима и лето, война и мир, изобилие и голод (подразумеваются все противоположности); он принимает различный вид точно так, как оливковое масло, когда смешивается с благовониями, именуется по запаху каждого из них» (Иппо-

лит. Опровержение всех ересей IX, ю, 8; DK 22 В 67; Dumont, 81; KRS, η° 2Ο4, р. 203: «Бог есть день-ночь, зима-лето, война-мир,пресыще- ние-голод (все противоположности — таков смысл); он изменяется подобно тому, как огонь, смешиваясь с курениями, получает название соответственно аромату каждого из них» ).

Во времена Гераклита умащения изготовляли, напитывая масляную основу смесью различных благовоний: полученным душистым мазям давали разные наименования в зависимости от присущих этим благовониям ароматов, — но основой служила одна-единственная связующая субстанция — масло. Точно так же, по Гераклиту, мы даем разные названия различным наблюдаемым в природе явлениям в зависимости от их противоположных свойств. Но за этой противоречивой изменчивой множественностью обнаруживается первоосновное единство, тождественное божественному Огню.

Гераклитовский универсум предстает перед нами во всем своем многообразии, со всеми своими противоположностями; мы видим тут беспощадную вечную борьбу. Однако эта борьба обеспечивает вещам существование, точнее —полное столкновений сосуществование, которое сохраняет природы и самотождественность вещей и которое завершается согласно предустановленным праведным законам. Таково видение Гераклита, и обязано оно отнюдь не поэтическому воображению или эзотерическому мистицизму. Это видение, основанное на рациональном анализе, подтверждаемое скрупулезным эмпиризмом и поверяемое душой, в которой, без сомнения, не было ничего варварского.

ЧИСТАЯ КРИТИКА РАЗУМА

Парменид

Прекрасному союзу разума и чувств, позволившему physikoi одержать многие победы, скоро был положен конец. Разум, отстаивая свое первенство, обратился против чувств и возвестил, что возможности их ограниченны и им никак нельзя

МЫСЛИТЕЛИ ДОПЛАТОНОВСКОЙ ЭПОХИ

35

доверяться. Эту рационалистическую революцию совершил Парменид.

«Парменид... благоустроил свою родину {Элею} наилучшимизаконами, так что власти ежегодно брали с граждан клятву оставаться верными законам Парменида» (Плутарх. Против Колота, 32; Мога1гау П2бa-b; DK28A121)·

В философии, как и в политике, влияние Парменида ощущалось долгое время, хотя он создал одно-единственное сочинение — поэму, написанную гекзаметром (около двухсот строк).

Поэма делится на три части: аллегорическое вступление, повествующее о странствии, которое привело Парменида к богине, преподавшей ему философское учение; далее — «метафизическая» часть, где описан «Путь Истины» и представлено ядро парменидовской философии; наконец, физическая часть, где Парменид, следуя «Путем Мнения», излагает читателям свою теорию о природе.

В третьей части, от которой остались только фрагменты, содержалось немало замечательных наблюдений, особенно астрономических. Так, Парменид был первым мыслителем, утверждавшим, что Земля имеет сферическую форму; он учил, что Луна заимствует свой свет у Солнца; он также открыл, что утренняя и вечерняя звезда —одно и то же небесное тело, планета Венера. Но всего примечательнее в этой части его труда —суждение, высказанное о ней самим автором:

Этим кончаю об истине верное слово и мыслью Также ее отрешаюсь. Мнениясмертных отселе

Вызнай, обманному строю речей моих красных внимая. [...] Правдоподобно поведаю мира все устроенье, Дабы суждения смертных тебя упредить не успели.

(Симпликий. Комментарий к «Физике», 38; DK 28 В 8. 5°~52> 6о6i; KRS, η° 3Ο2, р.274-275)

Путь Мнения резко отличается от Пути Истины: то, что Парменид расскажет нам, следуя первым путем, обманно — т. е. ложно.

Читатели поэмы, пораженные этим заявлением Парменида, не поверили философу Зачем же Парменид рассказал длинную историю о природе, историю, в которой есть но-

1. Пер. А. В. Лебедева.

36	ДОСОКРАТИКИ

визна и даже открываются новые истины, если на самом деле он считал, что история эта — совершенно ложная? Может быть, третья часть поэмы все-таки представляет то, что также относится к учению ПарАменида, может быть, в ней тоже содержится истина, пусть и не столь высокого порядка, как истина из второй части? Нет, мы должны понимать Парменида буквально. Он уверил нас, что Путь Мнения ложен, он объяснил нам, почему в поэме все же дается его описание («правдоподобно поведаю... дабы суждения смертных тебя упредить не успели»), — значит, надо принять это уверение и это объяснение, хоть они и малоудовлетворительны. Притом мы должны подчеркнуть, что парадоксальная ложность Пути Мнения действительно вытекает из воззрений, представленных Парменидом в центральной части поэмы. Как бы то ни было, именно в этой части Парменид, в своих собственных глазах и в глазах его преемников, принес философии богатый дар.

Центральная часть поэмы Парменида почти полностью сохранена Симпликием, напоминающим, что в «библиотеках» его времени сочинения Парменида уже не было. Эта часть начинается с кардинального аргумента, на котором держится все дальнейшее.

Ныне скажу, а ты восприми мое слово, услышав, Что за пути изысканья единственно мыслить возможно.

Первый гласит, что «есть» и «не быть никак невозможно»: Это —путь Убежденья (которое Истинеспутник).

Путь второй —что «не есть» и «не быть должно неизбежно»: Эта тропа, говорю я тебе, совершенно безвестна, Ибо то, чего нет, нельзя ни познать (не удастся), Ни изъяснить...

(Прокл. Комментарии к «Тимею» I, 345» DK 28 В 21; KRS, nü 291,

р.263)

Кдвум описанным тут путям прибавляется третий. Это путь, которым бродят ничего не знающие люди «о двух головах»,

ι.Пер. А. В.Лебедева. $-я строка от конца интерпретируется автором данной главы иначе: «Это тропа, накоторой ничего не узнаешь (panapeythea emmen atarpon). Ср. впереводе М.Л.Гаспарова:

Этот путь — так я говорю — уводит в иезианьс...

(Эллинскиепоэты VHI-JII вв. дои. э. М., 1999)

МЫСЛИТЕЛИ ДОПЛЛТОНОВСКОЙ ЭПОХИ

37

Коими «быть» и «не быть» одним признается и тем же И не тем же, но все идет на попятную тотчас.

(Симпликий. Комментарий к «Физике», 117,10-13; DK 28 В 6. 4~5>

Таким образом, мыслимы три пути, по которым может направить свои исследования тот, кто предпринимает какое-ли- бо изыскание. Но Парменид убеждает нас, что в действительности можно идти только одним путем. Если кто-то решил заняться изысканием, он должен выбрать первый путь. Что хочет сказать нам Парменид? Что такое путь изыскания? Как точнее охарактеризовать три пути, обозначенные у Парменида, и почему, согласно Пармениду, следовать нужно первым из этих трех путей?

Если вы предпринимаете изыскание о каком-то предмете — например, о пчелах или о кометах, —вы можете последовать путем существования, путем «есть»: вы можете заранее предположить, что предмет вашего изыскания существует, что есть пчелы, есть кометы. Но можно последовать и вторым путем, исходя, таким образом, из гипотезы, что предмет изыскания не существует, что пет ни пчел, ни комет. Наконец, вы можете пойти путем людей «о двух головах»: тогда вы предположите, что предмет существует и не существует, что пчелы и кометы есть и что их нет. Эти три возможности исчерпывают все мыслимые пути.

Третий путь, путь бытия и небытия, должно быть, выглядит странным, даже противоречивым. Парменид, однако, указывает на то, что такая возможность выражает самое распространенное предположение, предваряющее исследование, предположение, из которого, в частности, исходили (вне всякого сомнения) те, кто первыми изучали природу. В каком смысле physikoi предполагали, что пчелы и кометы существуют и не существуют? Может быть, они основывались на допущении, что пчелы существуют в Афинах, а в Скифии их не бывает, что кометы существуют в апреле, но не показываются в мае? Коротко говоря, physikoi наверняка предполагали —как предполагают все, —что объекты их изысканий существуют здесь и не существуют там, существуют теперь и не будут существовать впоследствии. Отсюда Парменид и вывел необычное заключе-

1. Пер.А. В. Лебедева.

38	ДОСОКРАТИКИ

ние: physikoi, как и все люди, считают, что объекты их изысканий существуют и не существуют.

Как бы то ни было, именно таковы возможные, или мыслимые, пути. Но почему отвергаются два последних? Второй путь «уводит в незнанье», потому что несуществующее нельзя ни узнать, ни даже упомянуть. Нельзя даже и помыслить то, чего нет, ибо

«одно и то же то, что может мыслиться, и то, что может быть» (Плотин. ЭннеадыУ, ι, 8; DK28 В 31; KRS, п° 292, р. 265, п.7).

Мыслить можно только о сущих; следовательно, не-сущие нельзя ни узнать, ни упомянуть, ведь если нечто узнают или упоминают, значит, о нем мыслят. Второй путь, таким образом, исключается — он не есть ни путь знания, ни путь исследования: на этом пути невозможно что-либо мыслить и невозможно проводить какие-либо изыскания.

Аргумент Парменида более или менее ясен, но на первый взгляд может показаться малоубедительным. Парменид утверждает, что мыслить можно только о сущих; однако напрашивается возражение: ведь мы думаем об Улиссе или о Кирке, которые никогда не существовали; мы говорим о единорогах, о крылатых конях... Если ничто не мешает нам думать об Улиссе, даже если Улисса никогда не существовало, то аргумент Парменида несостоятелен — уже с первых шагов философ сбивается с дороги.

Но такое возражение Пармениду, конечно, слишком поспешно. Когда я говорю: «Улисс был великий герой греческой мифологии» или: «У единорога один рог на голове», мне надо спросить себя, действительно ли я думаю о несуществовавшем

ι. Пер. Дж. Бернета (приведен у А. О. Маковельского). Обращаем внимание читателя наимеющиеся другие интерпретации этого ключевого положения Парменида (to garayto noein cstin tekaieinai):

—«Мыслить ибыть одно итоже» (Г. Церетели, Λ.В. Лебедев), «Ведь мышление и бытие одно ито же» (А.О.Маковельский), «Ибо мыслить [сущее] и существовать одно итоже» (Г.Дильс);

—«Одно итожеесть мысль ито, о чем она мыслит» (Трубецкой С.II. «Учение ологосе вего истории», Сочинения. M., iQQ4> с- 65)·

Таким образом, этот тезис истолковывается кактождество бытия имышления; как тождество мысли ипредмета мысли; как утверждение оневозможности мыслить несуществующее (интерпретация автора главы «Мыслителидоплатоновской эпохи»).

МЫСЛИТЕЛИ ДОПЛАТОНОВСКОЙ ЭПОХИ

39

Улиссе, или же я думаю скорее о существующей поэме Гомера; действительно ли я думаю о несуществующих единорогах, или скорее —о существующих мифах или собраниях сказок. На самом деле вымыслы ставят проблемы, имеющие лишь косвенное отношение к путям, о которых говорит Пармеиид. Поэтому, чтобы оценить значимость выдвинутых им положений, лучше взять какой-нибудь пример из области науки.

Несколько лет назад американские астрономы на основе наблюдаемых явлений предположили, что они открыли вблизи Плутона неизвестную прежде планету. Планету назвали Персефоной; были высказаны догадки о величине Персефоны, о скорости ее движения, о продолжительности года в царстве Персефоны и т. д. Позднее, увы, стало ясно, что Персефоны не существует и никогда не существовало. У наблюдаемых явлений, которые натолкнули ученых на гипотезу о новой планете, были другие причины и другие объяснения —никакой планеты не требовалось. До того как вскрылась ошибка, астрономыоптимисты мыслили о Персефоне? Говорили о Персефоне? Тут мы склонны согласиться с Парменидом: они не мыслили ни о Персефоне, ни о какой-то новой планете, именно потому, что такой планеты никогда не было. Конечно, они вели речи, как если бы была такая планета; и если бы Персефона существовала, то о ней бы они и говорили. Но Персефоны не существовало, и они никогда не говорили о ней. (О чем же они говорили? —Может быть, ни о чем? Или, вернее, о наблюдаемых ими вначале явлениях?)

А вот другой пример. Прочитав Физику Аристотеля, я говорю вам: «Парон был философ-пифагореец V в.» Перечитывая текст, я замечаю, что греческое слово parön/παρών истолкованное мной как имя собственное, в действительности — причастие настоящего времени. Аристотель подразумевал: «некий присутствовавший (parön) при этом (или: бывший там) пифагореец...»1; он вовсе не говорил о философе по имени Парон. Но когда я сказал: «Парон был философ-пифагореец V в., говорил ли я о Пароне? Сказал ли я о Пароне, что он был философ? Мне думается, что нет: я не говорил ни о ком, я не сказал

ι. См.: Аристотель. Физика II, 13, 222 b 17· В переводе В. П. Карпова: «одни называли <время> мудрейшим, а пифагореец Парон, наоборот, невежественнейшим...» В русском тексте есть примечание: «Ни в каких источниках мы

не находим никаких сведений о Пароне» (Аристотель. Сочинения в ψ-x т-, т. $, с. 5Ö8). У А. В. Лебедева имя Парон в заголовке стоит под вопросом.

4O ДОСОКРАТИКИ

ни о ком, что он философ. Я, конечно, произнес фразу, но я ничего не сказал.

Эти замечания приведены здесь лишь как доказательство правоты Парменида. Но, смею надеяться, они заставляют думать, что положение, которое я бы назвал принципом Парменида (согласно этому принципу, то, о чем мыслят, должно существовать), не является очевидно ложным. В самом деле, не менее половины древних и новых философов следовали в этом отношении Пармениду. Они даже выработали другие аргументы, основанные на соображениях семантического порядка; аргументы эти указывают на то, что иарменидовский принцип обладает по меньшей мере вероятностью.

Итак, руководствуясь своим принципом, Парменид исключил второй путь. А почему он отверг и третий —путь людей «о двух головах»? Видимо, Парменид предположил, что его принцип, исключающий второй путь, точно так же исключает и третий, поскольку об этом третьем пути он говорит:

Ведь никогда недокажешь того, чтоб не-сущее было. Тыотведи свою мысль от такого путиизысканы*.

(Платон. Софист, 237а; DK28 Вη. ι-2)

Третий путь — гипотеза, что предметы изыскания и существуют, и не существуют; следовательно, предполагается, в частности, что они не существуют, —но аргумент против второго пути показал, что такое предположение абсурдно.

Чтобы оценить этот аргумент, надо ближе рассмотреть принцип Парменида. Пока я сформулировал его так:

(ι) Если исследователь χ мыслит о предмете у, необходимо, чтобы у существовал.

Чтобы придать этому принципу более строгий смысл, надо внести временные уточнения; они могут быть разных видов. Например, можно различать три следующих принципа:

(ι А) Если χ в момент t мыслит об у, необходимо, чтобы у существовал всегда;

(ι В) Если χ в момент t мыслит об у, необходимо, чтобы у существовал в момент t,

(1 С) Если χ в момент t мыслит об у, необходимо, чтобы у существовал в какой-либо момент.

Чтобы дискредитировать второй путь, Парменид воспользовался самой слабой версией своего принципа, т. е. вереи-

МЫСЛИТЕЛИ ДОПЛЛТОНОВСКОЙ ЭПОХИ

4 1

ей (ι С). Но чтобы исключить третий путь, ни (ι С), ни (ι В) недостаточны: надо принять наиболее сильную версию —вер- сию (ι А).

Философы, признававшие принцип Парменида, приняли только его слабую версию. Принять версию (ι В) значило бы отрицать возможность изучать историю— мыслить о Наполеоне, о Юлии Цезаре, о Пармениде. Приняв версию (ι А), мы потеряли бы возможность думать о том, о чем думаем чаще всего, — а именно о себе самих. Хотя, как я отмечал выше, существуют и другие аргументы, по-видимому, подтверждающие одну из версий принципа Парменида, эти аргументы подтверждают в действительности лишь наиболее слабую версию. Что до меня, то я не знаю такого аргумента, который позволял бы мне надеяться, что когда-нибудь может быть доказана более сильная версия этого принципа. В общем, я согласен с Парменидом, когда он предостерегает от второго пути. Но третий путь — обычный путь physikoi, — безусловно, сопротивляется его могучей логике.

Как бы то ни было, избрав для себя путь, надо им следовать. Но прежде Парменид делится с нами методологическим размышлением:

Пусть не влачит тебя навыкупрямый такою стезею, — Взор слепой упражнять, ухо, преполноезвона, Звонкий язык. Разумом ты рассуди многоспорный Довод, что мнойизречен.

(Секст. Против ученых VII, 114; DK 28 В η. 3-6; KRS, n° гдф р.266)

Посредством чистого разума Парменид устранил два тупиковых пути: исключив третий, он подорвал доверие к эмпирическим данным, так как по всему видно, что это путь наблюдения, путь эмпиризма. Парменид требует от нас, таким образом, избегать всякого эмпирического процесса и полагаться только на разум. Но как посредством одного лишь разума проводить исследования о пчелах или о кометах? Выбор пути и априорного метода не может не влиять на наши изыскания. Сильная версия принципа Парменида замыкает исследование

втесных пределах, ограничивая его вечными сущими.

Встихах своей поэмы сам Парменид не следует тем путем, которому отдал предпочтение: он подробно описывает его, но занимается он метафизикой, а не физикой, или наукой. По-

42	ДОСОКРАТИКИ

скольку избирается какой-то предмет исследования, можно констатировать, что такой предмет существует, —а можно ли пойти дальше, определяя другие свойства, которыми должен обладать этот предмет? Описание Пути Истины послужит для нас ответом. Итак, Парменид поставил перед собой вопрос: если нечто существует, что можно сказать о нем как о существующем? Такой вопрос требует совершенно отвлеченного исследования, метафизического исследования в аристотелевском смысле. Аристотель определил метафизику (не употребляя этого термина) как исследование сущего в качестве такового1. Это означает, что он поместил в сердцевину философии парменидовский вопрос: каковы границы существования, пределы, в которых всегда должно пребывать всякое сущее?

Сопровождая Парменида в его метафизическом странствии, мы идем в неожиданном направлении. Если нечто существует, отсюда, согласно Пармениду, можно вывести, что: ι) оно не было рождено и никогда не погибнет; 2) оно есть «целое», «единородное», «нераздельное»; з) оно неизменно и неподвижно; и 4) оно полно и завершенно. Парменид выводит эти положения в пяти десятках трудных, сжатых стихов, где почти каждое слово нужно долго обдумывать. Я прокомментирую здесь лишь часть первого вывода, который представлялся преемникам Парменида наиболее верным из его метафизических заключений.

Парменид пытается доказать, что существующая вещь не может быть порожденной, что абсолютное становление невозможно. Свой тезис он обосновывает двумя немногословными аргументами. Если предположить, что существующее было порождено,

Какое же сыщешь ему ты начало?

Как и откуда взросло? Изне-сущего? Вздора такого Ни говорить не дозволю, ни мыслить, ведь невыразимо, Да и немыслимо это «Me есть». Ичто было нужды Раньше иль позже ему из ничего народиться?

(Симпликий. Комментарий к «Физике», 162, 18-22; DK28 В 8. ο- ίο; KRS,п° 296, р.267-268)

Оба аргумента предполагают: то, что было — гипотетически — рождено, с необходимостью рождено из несуществую-

1. См.: Метафизика Ε, ι, 1026 a 31.

МЫСЛИТЕЛИ ДОПЛАТОНОВСКОЙ ЭПОХИ

43

щего, по-гречески ek me eontos / έκ μή έόντος. Эти слова часто недопонимают —нередко задают себе вопрос: почему же оно не рождено из существующего? Но такая возможность, весьма заманчивая, исключена в силу веских логических причин. Действительно, если нечто становится F,оно не было F до того, как стало F: если стена становится серой, когда я ее крашу, она не была серой в тот момент, когда я взялся за кисть. Стать F —значит, не быть F прежде. А быть порожденным или созданным означает стать существующим: если нечто порождается, оно начинает существовать, становится существующим. Итак, порождение логически влечет за собой факт предшествующего несуществования: если нечто порождено в момент ty тогда до самого момента t оно не существовало. Это и подразумевает Парменид, когда предполагает, что все (гипотетически) порожденное должно происходить ek më eontos. И пока что Парменид прав.

Чтобы получить первый аргумент против порождения,Парменид прибавляет к этому предположению только одну посылку: «Ведь невыразимо, да и немыслимо это „Не есть"». Посылку он, без сомнения, основывает на собственном принципе. Однако из его принципа сформулированная таким образом посылка не следует: зная, что Венера существует, я могу мыслить —поскольку принцип это позволяет1, —что она не существует. Принципвоспрещает нам говорить о несуществующем, не воспрещая говорить, что нечто не существует. Но, хоть я и могу мыслить, что Венера не существует, истина при этом не может быть на моей стороне; иными словами, принцип Парменида убеждает меня, что всякая мысль вида «х не существует» должна быть ложной. Ибо, если бы такая мысль была истинной, тогда χ не существовал бы и, следовательно, я мыслил бы о несуществующем. В общем, вместо слов: «Ведь невыразимо и немыслимо, что χ не существует» Парменид должен был бы сказать: «Всякая фраза, всякая мысль вида „х не существует" с необходимостью ложна».

Но такая посылка для Парменида не подходит. Действительно, если я считаю, что нечто было порождено, я не должен говорить, что оно «не существует», —я должен говорить,

ι. Согласно принципу Пармяшда, если бы планеты Венера не существовало, тогда о ней ничего нельзя было бы помыслить — даже того, что она не существует.

44	ДОСОКРАТИКИ

что оно не существовало. Выше я обозначил три различные версии принципа Парменида. Чтобы показать, что всякая фраза вида «хне существовал» должна быть ложной, ни (ι В), ни (ι С) недостаточны: надо либо воспользоваться самой сильной версией принципа, версией (ι А), либо придумать четвертую версию:

(ι D) Если χ в момент t мыслит об у, необходимо, чтобы χ существовал во всякий момент, предшествующий t.

Неудивительно, если Парменид неявно воспользовался сильной версией своего принципа: ведь воспользовался же он ею, тоже неявно, в ходе аргументации против людей «о двух головах». Но, как я подчеркивал выше, сильная версия принципа Парменида, по всей вероятности, ложна. Учитывая, что версия (i D) также представляется ложной, привлечение ее ничего не дает. Итак, приходится констатировать, что первый аргумент Парменида против порождения несостоятелен.

Второй аргумент («И что было нужды...») вводит другой принцип. Парменид предполагает здесь, что, если какой-то объект был порожден, то для этого было основание, причина, сделавшая его порождение необходимым, причем именно в тот момент, когда он был порожден. Это принцип достаточного основания, который уже встречался нам у Лнаксимандра. Если нет никакого основания для того, чтобы произошло скорее событие X, чем событие X и если невозможно, чтобы произошли вместе X и У тогда ни X, ни У не происходят.

Предположим, что какой-то объект был порожден, например, что позавчера родился котенок. В этом случае должно существовать нечто, касающееся котенка, что объясняет, почему он родился позавчера, а не «раньше иль позже». Но, поскольку появился он «из ничего», невозможно, чтобы было нечто в таком роде (объясняющее, почему он не родился ни раньше, ни позже): до своего предполагаемого рождения котенок не обладал никаким качеством, и, следовательно, в отношении этого котенка не было никакого различия между днем позавчерашним и любым другим. Итак, рождение котенка невозможно.

Как мы оценим этот аргумент? Конечно, можно было бы усомниться в самом принципе достаточного основания. Почему исключается возможность подлинно спонтанного события? Сама логика не гарантирует нам, что все происходящее происходит благодаря достаточной причине. Во всяком слу-

МЫСЛИТЕЛИ ДОИЛАТОНОВСКОЙ ЭПОХИ

45

чае, даже если принять этот принцип, мы все-таки не обязаны соглашаться с Парменидом, который нуждается в какой-то особой версии данного принципа. Принимая принцип, можно было бы согласиться с тем, что если позавчера родился котенок, то, значит, есть нечто, что объясняет, почему этот котенок родился именно в этот момент; но одновременно можно было бы отрицать то, что, видимо, принимал как гипотезу Парменид, — что такой элемент, объясняющий, почему этот котенок родился именно в этот момент, тождествен какому-то качеству котенка. Наоборот, естественнее было бы предположить, что причина рождения котенка —определенная жизнедеятельность кота и кошки, его родителей. Для кота-сына все дни до его рождения были одинаковы. Другое дело —кошка и кот: для них иные дни были отмечены особыми удовольствиями.

Таким образом, несостоятелен и второй аргумент Парменида. Первое положение его метафизики, согласно которому ничто не рождено1, не получает адекватного обоснования — и это нас ничуть не удивляет, поскольку мы знаем, что время от времени на свет рождаются котята...

Метафизика Парменида, основанная на двусмысленных принципах, при тщательном разборе оказывается ложной. Но в то же время она являет собой одно из самых гениальных усилий философской мысли. Прежде всего, Парменид открыл оригинальный и плодотворный образ мышления: он увидел возможность последовательно провести априорную аргументацию, отправляясь от внешне неоспоримых принципов и прибегая к внешне строгим дедукциям. Точнее говоря, он открыл метафизику, дисциплину, которая начиная с Аристотеля займет центральное место в философском дискурсе. Кроме того, аргументы Парменида оказали влияние на всех его пре-

1.На этом пути остается Только то, что Есть. На этом пути перед нами

Много примет у него: оно нерожденно, несмертно, Цельно, единородно, недвижно, полнопределыю, Не было и не будет, но есть, но ныне, но вкупе, Слитно, едино.

(Фр. 8, пер. М. Л. Гаспарова; курсив мой. — В. Г.)

Автор данной главы трактует здесь Парменидово сущее («то, что Есть») не в собирательном смысле, а разделительно — не как «сущее вообще», а как «всякое сущее».