196 Дональд кэмпбелл

простому логическому факту существования некоей заштрихованной

области. Тулмин хорошо отметил этот момент: <Философы иногда

утверждают, что конечное число эмпирических наблюдений всегда

можно объяснить в терминах бесчисленного множества гипотез. В

основе этого замечания лежит простое наблюдение, согласно которому

через всякое конечное множество точек можно провести бесчисленное

множество математических кривых. Если бы <объяснение> заключа-

лось в одном только проведении кривых, эта доктрина имела бы

некоторое влияние на практику научного исследования. На самом деле

перед ученым стоит совсем другая проблема: его задача состоит, как

правило, в том, чтобы в интеллектуальной ситуации, предъявляющей ряд

требований, приспособить некоторое новое открытие к унаследованным

идеям, не создавая без нужды угроз интеллектуальным достижениям

своих предшественников. Это проблема совсем иного порядка

сложности, чем простое проведение кривых. Здесь речь идет отнюдь не

о выборе из бесчисленного множества имеющихся возможностей:

может потребоваться гениальное озарение, чтобы вообразить хотя бы

только одну такую возможность> (Тоштш [92, с. 113-115]).

Только когда имеются по-настоящему разработанные альтер-

нативные объяснения, то есть когда кое-что известно о содержании

заштрихованной области, только тогда встают вопросы об обоснован-

ности теорий, предсказания которых подтверждены. Именно потому,

что с теорией Ньютона не соперничала ни одна должным образом

разработанная альтернативная теория, она в течение 200 лет

рассматривалась как бесспорно истинная даже такими критически

настроенными эпистемологами, как Кант. Заштрихованная область

была пуста в каком угодно практическом смысле. Однако факт

последующего отказа от теории Ньютона в пользу теории Эйнштейна

заставляет увидеть в Юмовом анализе научной истины уместно

поставленную проблему научной индукции.

В действительности положение еще сложнее. Когда такая

теория, как теория Ньютона, вообще не находит себе хоть сколько-

нибудь достойных конкурентов и когда она с неподражаемым

изяществом предсказывает великое множество явлений, мы, как

правило, прощаем ей кое-какие неверные предсказания. Так, как

197

подчеркивает Кун [60], во времена Ньютона были известны

систематические ошибки в предсказаниях, например, относительно

прецессии перигелия Меркурия, которые могли бы быть расценены как

доказательство несостоятельности теории Ньютона, если бы в те

времена существовала теория Эйнштейна. Более правдоподобной

выглядит картина конкуренции между разработанной ранее и более

успешно подкрепленной теориями при объяснении сравнения образов

(СатрЬе11 [23]).

Таким образом, единственный процесс, посредством которого

может утверждаться научная теория, - это процесс <ограничения

правдоподобных конкурентных гипотез>. Поскольку эти гипотезы

никогда нельзя перечислить заранее и поскольку они обычно сугубо

специфичны и требуют своеобразных способов ограничения, это

последнее неизбежно представляет собой довольно-таки несовершен-

ную и неубедительную процедуру. Однако логический анализ

затруднений на нашем пути к научному знанию (от Юма до Поппера)

убеждает нас в том, что это и есть самое большее, что мы можем

сделать, что это и есть наш геркулесов, если не сизифов, труд.