Часть V. Литература эмиграции

ИЛЬЯ ДМИТРИЕВИЧ СУРГУЧЕВ (1881 — 1956)

Примечательным явлением литературной жизни Ставрополья можно считать творчество Ильи Дмитриевича Сургучева.Сам писатель своей первой серьезной публикацией считал повесть «Из дневника гимназиста», опубликованную в газете «Северный Кавказ» в сентябре 1898 года под псевдонимом И. Северцев.

В «Ставропольском хронографе» за 1996 г. мы находим подтверждение факта, что «литературная биография Сургучева началась еще в студенческие годы с публикаций очерков и рассказов в газете «Северный Кавказ». В доме Сургучева на Ясеновской собирались журналисты, читали свои произведения Коста Хетагуров, Леонид Пивоваров, Евгений Третьяков. Здесь родилась идея издания первого на Ставрополье литературно-художественного сборника «Наш альманах».

Из всех писателей эпохи серебряного века И.Д. Сургучев имеет к литературе Ставрополья наиболее близкое отношение. Он не только родился в Ставрополе, но и прожил здесь много лет, испытывая постоянно трогательную любовь к своему городу. Эмигрировал он после совершения Октябрьской революции, которую осознавал как катастрофу, разрушившую возможность свободного творчества. Это произошло в 1922 году. Жил в Праге, Париже. В Париже и умер, похоронен на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа. В некрологе, опубликованном парижским журналом «Возрождение», говорилось: «…Их было семь… Бунин, Зайцев, Куприн, Мережковский, Ремизов, Сургучев и Шмелев… Семь было с нами в изгнании, которые представляли собой русскую литературу и были духовными наследниками Толстого, Достоевского, Чехова. Семеро… ушли в неведомое…».

Уже в первых литературных опытах Сургучева ощущается влияние А.П. Чехова и Горького. Горький видел в Сургучеве талантливого писателя, «относящегося к литературе с тем священным трепетом, которого она —святое и чистое дело—необходимо требует». Печатался под псевдонимамиФеникс, И. Северцев, И.С.

С городом Ставрополем связана почти вся жизнь писателя вплоть до эмиграции. На страницах его произведений мелькают названия ставропольских улиц, описаны подлинные события истории города, традиции ставропольцев, их особые, благодаря пестрому этническому составу, быт и нравы. Ставропольские дороги героев писателя легко узнаваемы, они и сейчас кое-где сохранили приметы старого города —особенно бульвар (бывший Ермоловский), триумфальная арка в его начале, Крепостная горка, где раньше возвышался собор.

Психологизм и лиричность стиля в произведениях И. Сургучева сочетаются с традиционным для классической русской литературы неприятием бездуховности и пошлости, повседневной мелочности и корыстности интересов людей, особенно заметных в провинциальном быту в силу того, что эти качества здесь являются массовыми и обыденными, практически традиционно общепринятыми. О.А. Лоткова указывает на весьма любопытное в этой связи, хранящееся в крайгосархиве дело Ставропольского окружного суда «По обвинению И. Сургучева по ст. 1040». И.П. Меснянкин и Н.К. Глущенко жаловались на И. Сургучева в том, что он оскорбил их достоинство, напечатав в «Северном Кавказе» за 15 мая 1911 года заметку «Говорят». Через несколько месяцев после разборки жалобы Сургучев написал пьесу«Торговый дом», сюжет которой навеян подлинными событиями, происшедшими в доме купца Меснянкина, большого самодура и в то же время ценителя искусства. Дело было закрыто из-за того, что срок для возбуждения его по нарушениям постановления в печати составил один год.

Во время гражданской войны Сургучев сотрудничает в ОСВАГе Добровольческой армии, печатается в донских и крымских периодических изданиях, осуждая всякое проявление бессмысленного насилия и ужасы гражданской братоубийственной войны.

Имя нашего земляка И. Сургучева хорошо известно российскому читателю, в последнее время его произведения стали объектом глубокого научного исследования филологов, краеведов, ученых. Наследие И.Д. Сургучева получило широкую огласку, напечатано множество научных трудов, проливающих свет на белые пятна биографии писателя.

В творческом наследии Сургучева достаточно большое количество произведений, отличающихся индивидуальным стилем и проблематикой. Это писатель, сочетающий хорошую классическую традицию с собственным взглядом на жизнь, где немалое место принадлежит идеям, порожденным его литературными связями и местопребыванием в городе, который, не будучи близок к столицам, сосредоточил в себе истоки собственной почвы, свою поэзию, свое малое-великое, без особенных претензий, но в тоже время необычайно фундаментальное, органичное, не случайное. Все, что здесь происходило, не было привнесено искусственно, все внешние притоки перерабатывались и изменялись под действием этой органичности, потому что все, что здесь происходило, не могло происходить иначе — диктовала Кавказская война, диктовала пограничность, диктовала провинциальная мягкость и простота, диктовала природа с ее неожиданным уютом, соседствующей экзотикой, диктовали курорты. Люди здесь отличались своим общим лицом, хотя и не теряли своей индивидуальности. Здесь можно было почти совсем бездельничать, но и накопить столько внутренней энергии, что она могла подготовить самые неожиданные действия, тем более, что и в обстоятельствах этого провинциального бытия неожиданность потенциально присутствовала всегда. Вот эти особенности и были для Сургучева живым творческим питанием. В его произведении «Губернатор»(который часто именуют повестью, исходя из первоначального наименования при жизни Сургучева, хотя на самом деле по эстетическим признакам это скорее роман) такие черты налицо. Это роман о Ставрополе, о ставропольском губернаторе (четко прорисованы черты прототипа Никифораки), о других лицах, очень напоминающих реально живших людей (ротмистр Клейн—ротмистр Фридрихов, архиерей Герман—архиерей Агафадор), здесь ставропольские улицы, ставропольский храм на горке, бульвар, «разрубивший мечом улицу пополам», предместья, мостовые, губернаторский дом, даже дом полицмейстера, где «когда-то проездом на Кавказ жил три дня Пушкин». Здесь «остатки былой крепости с амбразурами, в которых теперь вместо пушек были фонари», здесь описание осенней ярмарки. Здесь соломенные шторы на окнах, сервиз, купленный в Венеции, смазанные салом сапоги, завитая вьюнчиками, «цветами раннего прохладного утра» терраса и везде цветники. Здесь устоявшийся и всем знакомый быт. Действие происходит медленно и вяло, кажется, все в полудреме или в воспоминании, все одно и то же. Но автор умело соблюдает меру. В провинциальной скуке происходят трагедии, живут философские вопросы, прорастают народные корни, ведутся светские интриги, возникает неповторимая история женщины и, наконец, развивается судьба человека, осознавшего неправедность своей жизни.

Система романа строится на переплетении в жизни одного человека, обозначенного наименованием «губернатор», нескольких жизней, в сущности, совершенно различных, но тем не менее совмещенных в одной человеческой оболочке. Он —губернатор, администратор, функционер, всю жизнь выполняющий свои обязанности, как положено, как это делают все штатные губернаторы, т. е. наводит порядок, понимаемый как подавление личности, стоит на страже закона, что соответствует беззаконию, видит себя первым и самым важным человеком в губернии, отягощенным грузом административной ответственности, а значит, обесценивающим в своих глазах всех остальных людей. С другой стороны—в губернаторе странным образом существует очень добрый, по-своему привлекательный человек, чей образ создан сложными приемами психологизма. Синтез динамичных внутренних монологов, внутренней диалогической системы с архетипическими мотивами дома, лестницы, неба, дороги и т. д. еще больше укрупняет образ, переводя его из реалистически детерминированного повествования в символико-философское. Сюжет строится в диалоге автора и героя, который прямо не обозначен, но очень последовательно ведет повествование. Авторская позиция порой кажется замещенной позицией персонажа, который постепенно приближается к точке зрения автора. В историю героя ретроспективно включаются эпизоды смерти, оставшиеся в его памяти. Воспоминания о совершенном им во время крестьянского бунта убийстве, о смерти знакомого полицмейстера, потрясение от смерти дочери, наконец, осознание приближающейся собственной смерти идут в параллели с воображаемыми картинами своей смерти и тех реакций на нее, которые неизбежно должны последовать. Движение от смерти воображаемой к смерти реальной, по существу, составляет подлинный романный сюжет, сюжет человеческого очищения, сюжет перехода от истин ложных к истинам настоящим, сюжет прозрения. В главном герое происходит осознание порочности все прежней жизни, прожитой в определившихся рамках общественного детерминизма, и открывается высшая, духовная истина: «Ходите достойно звания вашего», где звание—не губернатор и даже не отец, а—человек в высшем смысле этого слова, человек, смыслом существования которого должна быть духовная чистота и стремление к высокой точке нравственного закона.

Созданию глубокого, противоречивого и жизненно верного типа личности способствует и система «двойников» губернатора: духовно чистого, любящего и преданного слуги Свирина и палача-садиста, грубого, но необходимого для власти убийцы Пыпова. Тот и другой есть в губернаторе, тот и другой мучают его. Но не так, как у Достоевского, где «двойники» обретают мистический смысл. В романе Сургучева они живут совершенно самостоятельно и реально, без намеков на сходство, и только обострившееся сознание губернатора обрекает его на признание в себе этих двух начал.

Не найдя ничего более адекватного открывшейся ему истине, губернатор едет открывать тюрьму. Люди не дают ему этого сделать и (в который раз в России!) объявляют его сумасшедшим. Мотив смерти, окрашивающий образ губернатора в особые духовно-психологические тона, в итоге приводит к мотивам, обозначающим высший смысл человеческого бытия. Психологическая напряженность соотнесена с тем, насколько трудно, почти невозможно понять открывающийся в окне свет и колокольный звон, вызывающие ассоциации с бесконечностью бытия. Отвергая свое губернаторство, герой оставляет себе человечность.

Роман на первый взгляд прост. Реалии места и времени, исторически и географически легко узнаваемые, реалии Ставропольской губернии рубежа веков создают видимость документализма и беллетризованности произведения. Но за этой видимостью обнаруживается философская глубина, многослойность образной системы, жанровая синтетичность. Роман Сургучева «Губернатор» —пример высокой культуры, обусловленной коренными, глубинными традициями духовности, не имеющими региональных границ. И все же рожден он в ставропольской провинции, и этот факт свидетельствует, что не местом пребывания, а талантом писателя определяется уровень творчества, а место служит лишь вдохновляющим стимулом.