Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Ричард Сеннет - Коррозия Характера.doc
Скачиваний:
16
Добавлен:
28.03.2016
Размер:
1.14 Mб
Скачать

Глава 1

Пассивность

НЕДАВНО Я ВСТРЕТИЛ в аэропорту того, кого не видел 15 лет. Я брал интервью у отца Рико (так я буду его называть) четверть века назад, когда писал книгу о рабочих, «голубых воротничках» Америки -«Скрытые раны класса». Энрико, его отец, тогда работал уборщиком и возлагал большие надежды на этого маль­чика, который в ту пору только вступал в подростковый период, был способным парнишкой, делавшим успехи в спорте. Через десять лет, когда я уже потерял контакт с его отцом, Рико только-только окончил колледж. В зале ожидания аэропорта Рико выглядел так, как если бы он воплотил мечты своего отца: при нем был компь­ютер в отличном кожаном кейсе, на нем был костюм, который я бы себе не смог позволить, и он явно выста-

XXVI

Предисловие

1

влял напоказ кольцо с печаткой, на которой был какой-то герб.

До того как мы с ним познакомились, Энрико в те­чение 20 лет убирал туалеты и протирал шваброй полы в офисном здании в центре города. Он делал все это, не жалуясь, без нытья, но и без какой-либо надежды на то, что ему удастся реализовать в жизни «американскую мечту». Его работа имела одну-единственную и долго­временную цель - служение своей семье. Он потратил 15 лет, чтобы скопить деньги на дом, который купил в пригороде Бостона, порвав связи со своим старым итальянским районом, потому что этот дом в пригоро­де был лучше для его детей. Затем его жена Флавия по­шла работать гладильщицей на фабрику химчистки. Ко времени нашего знакомства с Энрико в 1970 году оба родителя копили деньги на университетское образова­ние для двух своих сыновей.

2

Что меня больше всего поразило в Энрико и его по­колении, так это то, насколько линейным было время в их жизни: год за годом, день за днем работа на одном и том же рабочем месте, трудовая деятельность, которая редко варьировалась. В соответствии с этой линейно­стью времени все достижения оказывались «кумулятив­ными»: Энрико и Флавия каждую неделю подсчитывали, на сколько выросли их сбережения, а также измеряли свое домашнее бытие мерками различных улучшений и «добавлений», которые они делали к своему загородно-

Глава 1

му дому. Наконец, время, в котором они жили, было предсказуемо. Потрясения «Великой депрессии» и Вто­рой мировой войны отошли в прошлое, профсоюзы защищали их рабочие места, и хотя, когда я познако­мился с ним, ему было только сорок, Энрико точно знал, когда он уйдет на пенсию и сколько у него к тому моменту будет денег.

Время - единственный ресурс, который бесплатно доступен тем, кто находится на дне общества. Чтобы сделать время кумулятивным, Энрико требовалось то что социолог Макс Вебер назвал «железной клеткой», -бюрократическая структура, которая рационализиро­вала использование времени. В случае с Энрико нормы выплаты за выслугу лет, установленные его профсою­зом, и обязательные постановления, регулирующие го­сударственную пенсию, поддерживали эти «леса». Когда он прибавил к этим ресурсам самодисциплину, резуль­тат стал более чем экономическим.

Словно в камне он высек свою четкую историю, в которой его опыт аккумулировался материально и пси­хически. Итак, его жизнь имела для него смысл лишь как линейное повествование. Хотя иной сноб может от­махнуться от истории жизни Энрико как скучной, он пережил ее как драматическую историю, как упорное движение только вперед - от ремонта к ремонту, от процента на вклад к проценту. Уборщик чувствовал, что он стал автором своей жизни, и хотя он был человеком

Пассивность С

который низко стоял на социальной лестнице, его соб­ственный нарратив внушал ему чувство самоуважения.

Вместе с тем ясно, что история жизни Энрико не была простой. Я особенно поражен был тем, как Энри­ко удавалась балансировать между двумя мирами - сво­ей старой эмигрантской общиной и своей новой при-городно-безучастной жизнью. Среди своих соседей по пригороду он жил как спокойный, самодостаточный гражданин; когда же он появлялся в своем старом рай­оне, то привлекал гораздо больше внимания, как чело­век, который добился успеха там, «снаружи», как дос­тойный пожилой человек, который приезжал сюда каж­дую субботу, чтобы посетить мессу, за коей следовал обед, а за обедом - кофе, когда можно было посплетни­чать. Он заслужил признание, как достойное человече­ское существо, у тех, кто знал его достаточно долго, чтобы понимать его историю. Он получил некий, более обезличенный, тип уважения и у своих новых соседей, делая то же, что и другие: содержа свой дом и сад в по­рядке и живя без всяких происшествий. Плотная тексту­ра особого опыта Энрико состоит в том, что он был признан в обоих образах жизни в зависимости от той общины, в которой он вращался: две идентичности, проистекающие из одного и того же дисциплиниро­ванного использования своего времени.

Если бы мир был счастливым и справедливым мес­том, то те, кто довольствуется уважением, возвращали

бы его миру в той же мере, в какой оно им было дано этим миром. Это была идея Фихте, которую он выразил в «Основаниях национального права»; он говорил о «взаимообразном эффекте» признания. Но реальная жизнь не столь щедра.

Энрико не любил «черных», хотя и трудился мирно в течение многих лет вместе с другими уборщиками, которые были «черными»; он не любил иностранцев, которые не были итальянцами, например, ирландцев, хотя его собственный отец едва мог говорить по-анг­лийски. Он не мог допустить борьбу между людьми од­ной крови. У него не было классовых привязанностей. Больше всего, однако, он не любил людей из среднего класса. Мы обращались с ним, будто он был невидим­кой, «как с нулем», - считал он. Это негодование убор­щика усугублялось его опасением, что из-за недостатка у него образования и его лакейского статуса «мы» име­ли некое тайное право поступать так. При этом свою способность к долготерпению он, по контрасту, проти­вопоставлял хныканью и жалости к самим себе «чер­ных», несправедливому вторжению иностранцев и при­вилегиям буржуазии, не заработанным ею.

Хотя Энрико и чувствовал, что достиг определен­ной степени социального уважения, вряд ли он хотел, чтобы сын Рико повторил его собственную жизнь. «Американская мечта» - мечта о движении своих детей вверх - мощно влекла моего друга. «Я не понимаю ни

4