Глава 6

Трудовая этика

169

чтобы доказывать свою моральную добродетель своей работой.

Вебер создал некую американскую икону в качестве одного из первых примеров «влекомого человека» в ли­це Бенджамина Франклина, остроумного и светского дипломата, изобретателя, государственного деятеля, хо­тя при этом на страницах работы Вебера он появляет­ся и как «боящийся» удовольствий, одержимый работой человек - и все эти качества скрываются за его свет­ским внешним обликом. Франклин, рассчитывающий каждый момент своего времени, как будто это время было деньгами, постоянно экономящий на кружке эля или трубке; каждый пенни откладывается в мозгу у Франклина, как маленький символ добродетели. Так же, как любой мужчина или любая женщина, прилежно следующие трудовой этике и при этом постоянно сом­невающиеся в себе, Франклин несет в себе постоянный страх, что он недостаточно хорош таков, каков он есть, и никакие свершения не кажутся ему достаточными; в этой схеме вещей нет удовлетворения.

«Влекомый человек» не вписывается в старое като­лическое понимание пороков богатства, таких, как рос­кошь или обжорство; «влекомый человек» интенсивно конкурентен, но он не может наслаждаться тем, что он получает. История жизни «влекомого человека» стано­вится бесконечным поиском признания у других и по­иском самоутверждения. Но даже, если другие будут

хвалить его за его светский аскетизм, он должен будет страшиться воспринимать эту похвалу, так как это бу­дет означать согласие с самим собой, принятие самого себя. Все происходящее в настоящем рассматривается как инструментальное средство прибытия к конечной цели «путешествия». Ничто, правильное сейчас, не име­ет значения само по себе. Вот, что стало в мирском обществе идеологией индивида.

Экономическая история в «Протестантской этике и духе капитализма» изобилует ошибками. Что касается экономического анализа, то в нем странным образом отсутствует рассмотрение потребления как движущей силы при капитализме. Однако, что касается критики некоего типа личности, то здесь цель и методы ее дос­тижения соответствуют. Трудовая этика «влекомого че­ловека» не является для Макса Вебера ни источником человеческого счастья, ни подлинной психологической силы. «Влекомый человек» слишком перегружен важно­стью, которую он стал приписывать работе. Дисципли­на, как говорит Мишель Фуко, есть акт самонаказания, и, конечно, это так и есть при таком толковании трудо­вой этики⁹³.

Я рассмотрел историю вопроса столь детально, по­тому что дисциплинированное использование времени - это не просто целенаправленная добродетель, как это может показаться сначала, с первого взгляда. Беспощад­ная, неослабевающая борьба в древнем мире - некая

170 Глава б

"фудовая этика

171

головоломка для уверовавших в «Homo faber», «человека творящего», в эпоху Возрождения; и источник самона­казания в теологии индивида в эпоху Протестантизма. Конечно, ослабление трудовой этики было бы достиже­нием цивилизации. Конечно, мы хотим изгнать фурий, преследующих «влекомого человека».

Это зависит, однако, от того, насколько будет ослаб­лено давление на работающего индивида. Современные формы командной работы во многом являются проти­воположностью трудовой этики, как понимал ее Макс Вебер. Этика группы противопоставлена индивидуаль­ной этике, командная работа больше делает акцент на совместном «отклике», общем реагировании, чем на утверждении личности. Время команды - гибкое, оно ориентировано на специфические краткосрочные задачи в большей степени, чем на расчеты, связанные с десятилетиями, отмеченными отказами себе и ожида­ниями. Однако командная работа приводит нас в область «принижающей» поверхностности, которая пронизывает современное рабочее место. Действитель­но, командная работа «посылает на выход» царству тра­гедии и представляет человеческие отношения в виде фарса.

Приведу в качестве примера случай с водкой. Во время годичного пребывания Розы на Парк-Авеню пе­ред ее рекламной фирмой со всей очевидностью вста­ла вечная проблема. Хотя водка, как напиток, не имеет

вкуса, тем не менее маркетинговая задача состояла в том, чтобы убедить покупателя, что один брэнд лучше другого. Роза - и мне неловко об этом говорить - ис­пользовала эту головоломку для своей финансовый вы­годы, еще когда управляла «Форелью». Она наполняла пустые бутылки из-под «Столичной», импортированной из России, дешевой водкой, сделанной где-то в Канаде. «Никто до сих пор еще не почувствовал разницы», -как-то призналась она мне с некоторой гордостью.

Во время ее годичного пребывания в центре одна из компаний по производству спиртного предложила це­лую кучу денег для решения этой дилеммы и устроила в некотором роде конкурс среди рекламных агентств. Новые формы бутылок, невообразимые русские назва­ния, новые и странные запахи, даже формы ящиков, в которых продавалась водка, - все это оказывалось на столе для обсуждения. В этой маленькой комедии у Розы было свое собственное решение, которое, как я подозреваю, она выдвинула с некоторой долей иронии. Она сказала, что существуют русские водки с запахом меда, следовательно, эту водку можно продвигать как напиток здоровья.

Эта комедия превратилась для Розы в серьезную пьесу, когда она вскоре обнаружила, что как бы выпала из круга - выпала из коммуникационной сети общих предположений и слухов о том, что делают другие фир­мы, такая информация как бы воодушевляла «водоч-

172