Глава 5

Риск

137

У людей, вроде тех пекарей, со слабыми или поверх­ностными «привязками» к работе, мало «причин», что­бы оставаться «на берегу». Некоторыми материальными «метками» путешествия могли бы стать изменение мес­та работы или повышение заработной платы, но «боко­вые движения», «ретроспективные потери» и неясность с моделями заработной платы стирают эти «метки» дви­жения вперед. Поэтому ориентировать самого себя в такой ситуации становится все труднее, намного труд­нее, чем в классовой системе прошлого.

Не то чтобы неравенство и социальные различия исчезли, отнюдь нет. Скорее, это выглядит так, будто вы, приводя себя в движение, как бы вдруг «подвешиваете» собственную реальность; человек не так уж много рас­считывает, рационально выбирает, он просто надеется, что после разрыва с прошлым ему что-нибудь подвер­нется. В литературе, посвященной проблеме риска, много рассуждений о стратегии и «игровых планах», за­тратах и доходах, но все это существует в некоем виде эдакого академического мечтания. Риск в реальной жизни имеет более элементарный стимул - страх без­действия. В динамическом обществе пассивные люди исчезают с арены.

Может показаться, что идти на риск было бы много легче, если бы действительно было возможно осущест­вить мечту академических стратегов - рассчитать буду­щие приобретения и потери рациональным способом,

сделать последствия риска предсказуемыми. Но совре­менный капитализм организовал некоторые виды рис­ка в таком стиле, когда ясность и четкость - уже не вдохновляющие факторы. Новые рыночные условия вынуждают многих принимать на себя весьма основа­тельные риски, хотя при этом «игроки» знают, что вероятность выигрыша мизерна.

Чтобы проиллюстрировать эту идею, я бы хотел поразмыслить над случайным замечанием, которое сде­лала Роза однажды пополудни, о том, что происходит каждый раз, когда кого-то из «черных пиджаков» выго­няли из рекламного агентства. «К нам, - сказала она, -приходили толпы людей, которые выстраивались в оче­редь, они стояли даже на улице, сотни резюме, «молод­няк»: они умоляли нас дать им только возможность пройти собеседование». Проблема слишком знакомая: существует большой переизбыток квалифицированных молодых работников во многих сферах труда, напри­мер, в архитектуре, академической науке, юриспруден­ции и т.д.

Есть, конечно, веские материальные основания, чтобы получить диплом. Американская статистика (ко­торая является репрезентативной для всех развитых экономик) показывает, что за последнее десятилетие доходы работников с дипломом колледжа стали на 34% больше, чем доходы работников, имеющих только атте­стат средней школы. Таким образом, те, кто получил

138

Глава 5

Риск 139

образование в колледже, изначально зарабатывали больше, увеличивая разрыв между собой и менее обра­зованными сверстниками на 34% за одно десятилетие. Большинство западных обществ широко открыло две­ри институтов высшего образования. Установлено, что к 2010 году 41% людей 2 5-летнего возраста в Соединен­ных Штатах Америки будут иметь диплом об оконча­нии четырехлетнего колледжа, 62% будут иметь, по меньшей мере, диплом об окончании двухлетнего кол­леджа (предсказывается, что эти же показатели для Бри­тании и Западной Европы будут примерно на 10% ниже⁶⁷.) Тем не менее только одна пятая всех видов заня­тости на американском рынке труда требует квалифика­ции, соответствующей диплому об окончании колледжа, и процент работ, требующих высокой квалификации, растет слишком медленно. (Посмотрите, пожалуйста, таблицу 9)

«Излишняя» квалификация является знаком поляри­зации, которой отмечен новый режим. Экономист Пол Кругман объясняет растущее неравенство, используя понятия ценности технического мастерства: «Мы под­нимаем заработную плату квалифицированным работ­никам, которые производят самолеты и другие высоко­технологичные изделия, и понижаем заработную плату тем, кто неквалифицирован»⁶⁸. С ним, в сущности, сог­ласен один из крупных инвестиционных банкиров и дипломатов Феликс Рохатин, который полагает, что в

обществе происходит огромный сдвиг: «Колоссальный трансфер богатства от низкоквалифицированных, при­надлежащих к среднему классу, американских рабочих к собственникам капитала и новой технологической аристократии»⁶⁹.Такая технологическая элита, появле­ние которой предвидел социолог Майкл Янг еще 50 лет назад в своем эссе «Меритократия», определяется и удо­стоверяется формальным образованием⁷⁰.

В этих условиях тип экстремального риска обретает форму, при которой множество молодых людей ведут азартную «игру», надеясь, что они попадут в число не­многих избранных. Такой риск происходит в ситуации, которую экономисты Роберт Франк и Филип Кук назва­ли «Победитель забирает весь рынок». В этом конку­рентном ландшафте те, кто добивается успеха, сметают все ставки, в то время как массы проигравших вынужде­ны довольствоваться крохами, которые они делят меж­ду собой. Гибкость является ключевым элементом в формировании такого рынка. В отсутствие бюрократи­ческой системы, чтобы канализировать приумножен­ное благосостояние через систему иерархии, «вознагра­ждения», как бы в силу закона притяжения, притягива­ются, попадая к самым сильным; в «потерявшей свои оковы» социальной организации те, кому их положение позволяет схватить все, и хватают все. Гибкость, таким образом, усиливает неравенство в полном соответствии с принципом «Победитель забирает весь рынок»⁷¹.

140