Глава 7

Неудача

197

страдали, но ни имеющаяся марксистская программа, ни обновленное индивидуальное предприятие не пред­лагали «перспективного» лекарства. Марксисты предла­гали мощный социальный взрыв, предприниматели-индивидуалы - большую свободу конкуренции; но ни одна из этих программ не была рецептом создания некого альтернативного порядка. Липпман, однако, не сомневался в том, что нужно сделать.

Рассматривая нацеленную на упорный труд, реши­тельную устремленность иммигрантов, которые тогда растекались по Америке, он провозгласил: «Все мы яв­ляемся иммигрантами духовно»¹¹⁰. Личностные качест­ва, решительность и смелость, к которым взывали Геси-од и Вергилий, Липпман видел воплощенными, опять же, в неутомимой тяжелой работе иммигрантов в нью-йоркском районе Нижний Ист-Сайд. Что Липпман ненавидел, так это чувствительную эстетскую брезгли­вость по отношению к капитализму, персонифициро­ванную, как он думал, в лице писателя Генри Джеймса, который смотрел на нью-йоркских иммигрантов, как на чуждую, хотя и энергичную расу, непричесанную и анархическую в своей борьбе¹¹¹.

Что может направлять людей, отрезанных от дома, пытающихся создать новый жизненный нарратив? Липпман считал, что это - создание карьеры. Не сде­лать карьеру из своей работы, как бы скромно ни были ее содержание или оплата труда, - значит, отдать само-

го себя, как добычу, чувству бесцельности, которое образует самый глубинный опыт неадекватности, -человек должен, выражаясь современным сленгом, «по­лучить жизнь». Так Липпман открыл заново старое зна­чение карьеры, о котором я упомянул в начале этого эссе, - карьеры как хорошо сделанной дороги. «Прору­бание» этой дороги было противоядием от личностной неудачи.

Можем ли мы применять это лекарство от неудачи при гибком капитализме? Хотя мы можем думать сегод­ня о карьере как о синониме профессии, один из ее элементов - владение мастерством - не относился только к профессиональной или даже буржуазной сфе­ре. Историк Эдвард Томпсон писал, что в XIX веке даже наименее привилегированные рабочие, находившиеся в меньшей степени благоприятствования, трудились ли они на плохо оплачиваемой работе, были ли безработ­ными или просто переходили с одного места работы на другое, все они стремились определить себя, как ткачей, металлургов или фермеров¹¹². Статус в работе происхо­дит от того, что вы являетесь чем-то большим, чем про­сто «парой рабочих рук». Работники физического тру­да, так же как и слуги в викторианских домах высшего общества, стремились добиться статуса, используя та­кие слова, как «карьера», «профессия», «мастерство», в более широком смысле, чем мы это делаем сейчас. Стремление именно к такому статусу было в равной

198

Глава 7

Неудача

199

степени важно и для служащих среднего класса в воз­никающих корпорациях. Как показывает историк Оли­вье Зунц, люди в мире бизнеса сначала стремились повысить статус своей работы, приравнивая бухгалтер­ское ремесло, торговлю или менеджмент к профессио­нальной деятельности врачей или инженеров, это было типично для эры Уолтера Липпмана¹¹³.

Стремление к повышению статуса карьеры, таким образом, не является чем-то новым. Не ново и ощуще­ние, что карьера в большей степени, чем род деятельно­сти, развивает наш характер. Но Липпман поднял став­ки на «получение жизни». С точки зрения Липпмана, жизненный нарратив карьеры - это история внутрен­него развития, раскрытия самого себя через ремесло и борьбу. «Мы должны иметь дело с жизнью, имея некое намерение, конструируя ее социальную организацию, изменяя ее инструменты, формулируя ее метод...»¹¹⁴ Личность, стремящаяся к карьере, формулирует долго­срочные цели, стандарты профессионального или непрофессионального поведения и чувство ответствен­ности в отношении собственного поведения. Я сомне­ваюсь, что Липпман читал Макса Вебера, когда писал свою работу «Пассивность и господство»; два автора, однако, разделяли схожую концепцию карьеры. В вебе-ровском использовании «Beruf», которое является не­мецким эквивалентом «карьеры», акцент также делается на важности работы, как нарратива, и развитие харак-

тера возможно только благодаря долгосрочному орга­низованному усилию. «Господство означает, - говорит Липпман, - замену бессознательного стремления на сознательное намерение»¹¹⁵.

Поколение Липпмана верило, что оно стоит в нача­ле нового века науки, так же как и капитализма. Оно бы­ло убеждено, что правильное использование науки, тех­нических навыков, знаний и, в более широком смысле, профессионального знания, может помочь людям сфор­мировать более сильные карьерные истории, и, таким образом, произвести более строгий контроль над свои­ми собственными жизнями. В этом уповании на науку, которая способна увеличить личностное «господство», Липпман напоминал других своих современников -прогрессистов и Фабианских социалистов, наподобие Сидни и Беатрис Уэбб - в Британии или молодого Лео­на Блюма - во Франции, а также Макса Вебера.

Липпмановский рецепт «господства» имел и специ­фически политическую цель. Он видел, как нью-йорк­ские иммигранты бьются над изучением английского и самообразованием, чтобы начать карьеру, но в то же время видел, как они «отрезаны» в этом городе от ин­ститутов высшего образования, которые тогда были за­крыты для евреев и черных, враждебно относились к грекам, итальянцам и ирландцам. Призывая к созданию более «ориентированного-на-карьеру» общества, он требовал, чтобы эти институты открыли свои двери,

200