3. Роль позитивного права в дифференциации системы и жизненного мира

Наряду с формированием регулирующих средств, вторым условием отделения системы от жизненного мира является становление формального рационального права [47]. С его помощью отграничиваются сферы общества, внутри которых акторы могут действовать целерационально, ориентируясь только на последствия своих действий, а не на взаимопонимание. Социализация индивидов происходит в жизненном мире через коммуникативное действие. Человек научается взаимодействовать с другими людьми тогда, когда он становится способным ориентироваться на поведенческие ожидания партнеров по интеракции. Процесс социализации и означает усвоение обобщенных поведенческих ожиданий, или, другими словами, интернализацию социальных ролей, норм и ценностей. Ориентация на согласование поведенческих ожиданий является первичной для собственно человеческого, социального способа взаимодействия. Поэтому переключение с ориентаций коммуникативного действия на ориентации стратегического действия также задается поведенческими ожиданиями, связанными с выполнением определенной социальной роли.

Действуя как член семьи, как друг, как сосед, как участник добровольной ассоциации или как гражданин, участвующий в публичном обсуждении политически релевантных вопросов, я могу побудить партнера поступить желательным для меня образом, апеллируя к общепринятым нормам или пытаясь убедить его в правильности своей интерпретации ситуации. Конечно, попытки запугать или подкупить другую сторону возможны и в таких случаях, но они оцениваются общественным мнением как патология, ибо являются искажением коммуникативных по своей сути отношений. Использование денег и административной власти как средств координации взаимодействия воспринимаются как нормальное явление только в том случае, если участники интеракции выполняют определенные социальные роли, например, служащих организации, продавца и покупателя. Данные социальные роли конституируются правом, которое определяет права и обязанности лиц, участвующих в обмене товаров и услуг на деньги, а также полномочия должности. Право задает поведенческие ожидания, связанные с выполнением этих социальных ролей, или, говоря словами Хабермаса, институционализирует, нормативно закрепляет деньги и власть в жизненном мире [48]. Институционализация какого-либо способа действия означает его принятие, признание в данном сообществе [49], установление правил, согласно которым должна осуществляться определенная деятельность [50].

Позитивное право, с одной стороны, является рамками, внутри которых акторы могут действовать целерационально, ориентируясь только на успех и абстрагируясь от нормативно-ценностных ориентаций. С другой стороны, право служит нормативному соединению систем целерационального действия с жизненным миром, то есть тому, что эти сферы нормативно-нейтральной социальности становятся приемлемыми и оправданными с точки зрения морально-практического сознания, которым руководствуются участники жизненного мира. Роль “шарнира” между системой и жизненным миром позитивное право может выполнять ввиду своей двоякой природы. С одной стороны, оно опирается на силу государственного принуждения и поэтому навязывает определенное поведение даже тем акторам, которые руководствуются только расчетом последствий своих действий для достижения поставленных целей. Эмпирически мотивированные субъекты вынуждены считаться с правовыми нормами как с внешними рамками своей деятельности, также как они считаются с природными законами, добиваясь реализации своих интересов. С другой стороны, легитимный правовой порядок может рассчитывать на рационально мотивированное доверие акторов, действующих с установкой на взаимопонимание, согласовывающих свои действия посредством консенсуса.

Позитивное право является установленным, то есть правовые нормы не предзаданы традицией, а создаются законодателем. Условием юридической действенности закона является соблюдение определенных формальных процедур при его принятии, а не опора на традиционную нравственность или священные предписания. В этом смысле современное принудительное право отделено от этических мотивов. В то же время принцип установления закона не отменяет требования оправдания права, его легитимности. Различие между традиционным и современным позитивным правом заключается в том, что проблема легитимации перемещается с уровня отдельного решения судьи, которое в традиционном обществе должно согласовываться с нормами субстанциальной нравственности, к основаниям правовой системы в целом, т. е. к принципам, которые должны быть морально обоснованы. В буржуазном конституционном государстве основными принципами легитимации правового порядка являются права человека и принцип народного суверенитета [51]. Легитимность законов определяется тем, насколько они защищают права человека и насколько они могут рассматриваться как выражение воли народа.

Таким образом, условием институционализации регулирующих средств является достижение постконвенциональной ступени развития морально-практического сознания в обществе. На этой стадии традиционная нравственность распадается на мораль, руководствующуюся принципами, и позитивное право, легитимность которого также основана на принципах. В сфере жизненного мира, действуя с ориентацией на взаимопонимание, человек руководствуется моралью, которая деинституционализируется и превращается в механизм внутреннего контроля поведения личности. Здесь от индивида требуется автономное применение общих принципов. В юридически организованных сферах действия единственным нормативным условием, обязательным для выполнения, является абстрактное послушание закону, который может рассматриваться как внешне навязанные рамки целерациональных действий. Принципы легитимации правового порядка “являются мостом, соединяющим морально нейтральную и внешне принудительную правовую сферу и деинституционализированную и интернализированную мораль” [52].

Мы проследили как Хабермас, реконструируя процесс дифференциации системы и жизненного мира в ходе социальной эволюции, подтверждает свой тезис о том, что “новые уровни системной дифференциации могут устанавливаться только в том случае, если рационализация жизненного мира достигла соответствующего уровня” [53]. При этом решающая роль принадлежит развитию морально-практического сознания. Стимулы для дифференциации социальной системы исходят из сферы материального воспроизводства. Развитие разделения труда ведет к дифференциации социальных ролей, к углублению функциональной специализации. Уровень возможного увеличения сложности системы может быть поднят только путем введения нового системного механизма. Такими механизмами, каждый из которых лидирует на определенном этапе, подчиняя себе предыдущие механизмы, являются сегментарная дифференциация, стратификация, государственная организация и регулирующие средства. Каждый новый ведущий механизм системной дифференциации должен быть закреплен в жизненном мире определенными поведенческими ожиданиями, то есть институционализирован.

В родовом обществе стратификация групп по престижу, источником которого являлось происхождение, представала основой делегирования организационной власти членам семей с наиболее высоким статусом. Условием функционирования организационной власти была готовность членов групп с менее высоким статусом принимать предложение к взаимодействию, исходящее от представителей доминирующих групп или, другими словами, готовность соответствовать их поведенческим ожиданиям. Ориентация на конкретные поведенческие ожидания характерна для доконвенциональной стадии развития морали. Статус семьи выступал формой институционализации такого механизма системной дифференциации как стратификация.

В традиционном обществе, или обществе, организованном вокруг государства, готовность соглашаться проявляется в первую очередь не по отношению к влиятельным семьям, а по отношению к законной государственной власти. Подчинение должностным лицам, представляющим государство, предполагает установку на следование традиционно сложившемуся нормативному порядку, что становится возможным на конвенциональной стадии развития морально-практического сознания, когда появляется ориентация на обобщенные поведенческие ожидания, то есть нормы. Формой институционализации такого механизма системной интеграции как государственная организация является авторитет должности.

В современном обществе функциональные взаимосвязи осуществляются через регулирующие средства. Формой их институционализации в жизненном мире выступает позитивное право. Основой морального авторитета позитивного права, обеспечивающего его принятие, признание членами сообщества, предстают принципы легитимации. Ориентация на принципы, то есть нормы более высокого уровня, появляется на постконвенциональной стадии развития моральных и правовых представлений. Нельзя не отметить, что в развитии морально-практического сознания проявляется та же исследованная Парсонсом тенденция к генерализации ориентаций действия, которая привела к появлению обобщенных символических средств коммуникации.

Статус семьи, авторитет должности и буржуазное частное и публичное право образуют, по мнению Хабермаса, ряд эволюционных инноваций. Каждый из этих институтов определяет специфику определенного типа общества, отличающую его от других общественных формаций. В некотором смысле эти основные институты сходны с базисом общества в понимании Маркса [54]. Но условием появления этих институтов является определенный уровень рационализации жизненного мира и, прежде всего, достижение соответствующей стадии развития морали и права. Хабермас прямо заявляет: “Процессы обучения в сфере морально-практического сознания задают темп социальной эволюции” [55]. Развитие нормативных структур позволяет установить новые формы социальной интеграции, что создает возможность институционализации новых механизмов системной дифференциации. А это способствует увеличению системной сложности, развитию разделения труда, повышению уровня развития производительных сил. Как видим, методологические установки зрелого Хабермаса, мягко говоря, весьма далеки от материалистического понимания истории. Нетрудно понять недоумение Ричарда Рорти по поводу характеристики Хабермаса как марксиста [56].