4.6.1.4. Вопросительные и повелительные конструкции

Установлено, что женщины задают в три раза больше общих и разделительных вопросов, чем мужчины (Coates 1993: 122). Дж. Холмс (Holmes 1995) отмечает, что женщины употребляют разделительный тип вопросов, чтобы установить контакт и вовлечь собеседника в разговор (addressee-oriented goals), в то время как мужчины преследуют иные цели: получить недостающую информацию или подтверждение (speaker-oriented goals). Следовательно, женщины более заинтересованы в общении (Сидорская 1999) и позитивных личных взаимоотношениях, чем мужчины. Это может отражать относительную слабость женщин в интерактивных ситуациях: они используют вопросительные формы, чтобы поддерживать разговор. Однако у вопросов есть и другие функции: в асимметричных ситуациях общения они могут служить средством контроля за собеседником и, таким образом, присущи доминирующему собеседнику и доминирующему стилю.

Мужчины почти всегда прибегают к повелительному тону, тогда как женщины смягчают свои команды при помощи применения вопросительной формы, модальных выражений и пр., но при этом они менее успешны в достижении своих целей.

4.7. Язык как средство выражения культурных моделей

Известно, что коммуникативные практики не только отражают представления о гендере, но и создают культурные концепты гендера, например, американский миф об активном мужчине и «вспомогательной» женщине (Nilsen D., Nilsen A. 1987: 67) или то, что Платон определял женщину как «меньшего мужчину» ("lesser men"), а Аристотель – как «дефективного, незаконнорожденного мужчину» ("a deformity, a misbegotten male") (Mulvaney 1994). Иными словами, язык является средством выражения культурных моделей, частично посредством способа номинации людей, деятельности, идей. В обществах с установившейся гендерной стратификацией, где женщинам и их поведению придается низкая оценка, неравенство в лингвистических представлениях – это проявление диффамации женщин. Постоянно употребляя унижающие женщин слова и выражения, говорящие подсознательно (или сознательно) репродуцируют и закрепляют негативные стереотипы. Эти стереотипы становятся интернализованными (усвоенными) символами для обоих полов, что проявляется в пренебрежительном отношении мужчин к женщинам и в принятии женщинами отрицательной самооценки.

Русский и английский языки кодируют гендерные различия во многих лексических классах, включая категоризацию людей (существительные), их качества (прилагательные) и действия (глаголы). Но язык не просто регистрирует различия, он скрыто (и явно) принижает женщин, представляя мужчин как норму, а женщин – как отклонение от нормы, как нечто второстепенное:

1. В русском языке существует выражение противоположный пол, в английском – opposite sex, которое имплицирует конфликт, антагонизм, несовместимость.

2. В выражениях типа male and female / мужской и женский, man and woman / мужчина и женщина, he or she / он или она, husband and wife / муж и жена дефиниция мужчины традиционно стоит на первом месте. Такой порядок слов подчеркивает первостепенность мужчины и второстепенность женщины, поскольку порядок расположения лингвистических компонентов имеет когнитивное значение: раньше говорят о самом важном (focus fronting). Кроме того, сопоставляя следующие пары слов: older and younger / старший и младший (стар и млад), dominant and subordinate / начальник и подчиненный, good and bad / хороший и плохой, happy and sad / счастливый и печальный, rich and poor / богатый и бедный с вышеупомянутыми парами, номинирующими людей, мы видим, что первую лингвистическую позицию всегда занимает единица с более выраженной положительной коннотацией, а вторую – с преимущественно отрицательной коннотацией. Данный метод дерридеанской деконструкции гендера, представляющий собой анализ традиционных бинарных оппозиций, является одним из ведущих в западной традиции гендерных исследований (Кирилина 1999: 18). Как отмечает Н. Габриэлян, такая дихотомичность и иерархичность свойственны патриархатной парадигме мышления. Иными словами, это восприятие мира как некой структуры, элементы которой жестко дифференцированы, более того, полярны по отношению друг к другу: объект – субъект, верх – низ, целомудрие – чувственность, жизнь – смерть и т. д. Причем, как правило, эти полярные пары выстраиваются в иерархическую модель, согласно которой, например, объективное «значимей» субъективного, верх «лучше» низа, целомудрие «моральнее» чувственности... «Мужское» и «женское» воспринимаются, согласно этой парадигме, тоже как четкая оппозиция и описываются через полярные категории (вернее воспринимаемые как полярные). Еще со времен Пифагора «мужское» отождествляется с духом, логосом, культурой, активностью, силой, рациональностью, светом и т. д. «Женское» – с материей, хаосом, природой, пассивностью, слабостью, эмоциональностью, тьмою... (Мирзоян; Здравомыслова, Темкина 2000; Тшавская 1999; Трофимова). Причем «мужской» символьный ряд расценивается в этой парадигме как более значимый, более ценный для человечества и мира, нежели «женский» (Габриэлян).

3. Закреплена в языке гендерная иерархия и в брачных отношениях. Вступая в брак, женщина, как правило, берет фамилию мужа.

4. Символическим отражением подчиненного статуса женщин является возможность образования женских имен от мужских, потенциально любое мужское имя при помощи данной процедуры может быть преобразовано в женское. Женские имена чаще подвергаются сокращению и принимают уменьшительный элемент. Сокращенные и уменьшительные женские имена сохраняются при обращении гораздо дольше, чем мужские, часто на протяжении всей жизни.

5. Молодых женщин гораздо дольше называют girl / девушка, чем молодых мужчин boy / юноша, тем самым не признавая «взрослости» женщин и не принимая их всерьез.

6. Многие термины, обозначающие женщин и изначально нейтральные, подверглись процессу семантического ухудшения (semantic derogation) и приобрели сексуальные коннотации, например, mistress, dame, lady, hussy, nymph, nymphet и т.п. Р. Хадсон (Hudson 1996: 103) отмечает, что в североамериканском английском существует не менее 220 слов, обозначающих «a sexually promiscuous woman» и только 20 слов, номинирующих мужчину подобного склада. Лондонские школьники владеют обширным оскорбительным вокабуляром, единицы которого имеют сексуальную коннотацию и относятся к девочкам и их поведению, однако, мало единиц такого рода, относящихся к мальчикам.

7. Многие глаголы могут употребляться как по отношению к женщинам, так и по отношению к мужчинам. Однако некоторые глаголы ограничены в употреблении по гендерному параметру, например, глаголы yell, talk, laugh употребляются как в контекстах о женщинах, так и о мужчинах, но глаголы screech, shriek, chat, gossip, giggle употребляются исключительно в контекстах, посвященных женщинам. Все «специализированные женские» глаголы, как и образованные от них прилагательные и наречия, имеют негативную коннотацию (Goddard, Patterson 2001).

Различные гендерные ассоциации проявляются в сопоставлении концептов chiacking, yarn, chat, при этом, как отмечает А. Вежбицкая, они могут быть связаны с различными ожиданиями относительно «вербальной экономии»: два первых концепта традиционно ассоциируются с мужским дискурсом, в то время как последний – с женским, предполагая легкий, непринужденный вербальный обмен (Wierzbicka 1991: 172).

8. Прилагательные, описывающие физические характеристики женщин, часто встречаются в контекстах, где подобные описания мужчин маловероятны, например, комментарии в прессе по поводу внешности или одежды общественных деятелей или политических лидеров.

В литературе много было сказано о сексистском употреблении английского родового местоимения третьего лица единственного числа he, которое исключает женщин из дискурса. Для устранения данного дисбаланса предлагалось ввести новое гендерно нейтральное личное местоимение третьего лица единственного числа. Предлагались следующие варианты: thon, co, hir, e or E, tey, hesh, po, re, xe, jhe, per. Однако все эти варианты были сочтены неестественными, поскольку местоимения являются интегральной частью структуры языка, и изменения такого рода весьма сложны (Gramley, Patzold 1992: 264). Не менее подробно обсуждалось употребление словообразовательного элемента -man (chairman, spokesman), таких форм обращения, как Ms. / Miss / Mrs. и прочих проявлений сексизма в английском языке. Данная несправедливая тенденция связана с понятием прототипа. Употребление слов man и he показывает, что предположительно нейтральные в половом смысле значения используются так, что люди воспринимают мужчину (male) как прототип даже для гендерно нейтрального концепта. Моник Виттиг утверждала, что «есть только один гендер – женский; мужской же не является гендером, так как мужское не является мужским, а выступает как всеобщее» (цит. по Батлер 2000: 322). «Женщины занимают в общественном сознании особое место, выделяющее их, в противоположность мужчинам, из «вообще» людей» (Ильин 2002: 9). Созвучные мысли высказывает и М. Завьялова (Завьялова 2000): «Женская речь есть сексуальная, а не интеллектуальная функция…Мужчина как творец всегда беспол, так как он принимается за человеческую норму, за некоего абстрактного носителя сознания, не отягощенного грузом предрассудков и предрасположений».

Таким образом, многочисленные примеры подтверждают, что женщинам в обществе отводится второстепенная подчиненная роль, и одним из проявлений подобного отношения являются лингвистические формы, являющиеся отражением существующих в обществе культурных моделей и стереотипов.