3. Недостаточность моторных теорий интеллекта

Конструируя теоретически схему человеческого поведения, мы по-видимому придаем моторике слишком большое значение. Психика данного ребенка, его личность, несмотря на крайнее убожество его осязательно-двигательного опыта, развились закономерно и достигли высокого уровня.

Четырехмесячный младенец, лежа на спине, воспринимает качающееся кольцо и может зажать его между ручками. Шестимесячный младенец может, будучи посажен, обнаружить раскачивающийся предмет и непосредственно схватить его под контроль зрения. Овладевши предметом, он может повертеть его в руках и ощупать со всех сторон, В дальнейшем ребенок стремится назвать предмет, и колебания голосовых связок входят новым элементом в его психический фонд.

Каким же должен быть психический фонд ребенка, который вплоть до семи лет не прошел через эти этапы?

Один юноша, страдавший в детстве атетозом, рассказывал нам, что ему до сих пор мешают ложные кинестетические ощущения. Он сравнивал шутя свои движения с движениями лягушки, отравленной стрихнином. Неправильные формулы движений, усвоенные им в детстве, навязчиво врывались в его моторику. Таким образом отсутствие двигательных умений является не просто минусом в общем балансе организма, но дает и определенный разрушительный эффект.

Если бы личность ребенка, страдающего тяжелым двусторонним атетозом, нуждалась для своего развития в предварительном накоплении двигательного опыта, то мы имели бы в данном случае дело с резкой психической задержкой. Этого однако здесь нет.

Более того, появление определенных двигательных тенденций также по-видимому не стоит в исключительной связи с фактически накапливаемым опытом. Стремление к схватыванию появилось у данного ребенка в нормальное время—в шестимесячном возрасте. Уже в этом раннем возрасте можно было отметить, как раздражался ребенок из-за невозможности держать в руках свои игрушки.

В пять лет он, как мы видели, под влиянием социальных стимулов стремился выполнить такие действия, которые во всяком случае были далеко за пределами его возможностей. Если бы мозг его был травматизирован на большем пространстве и корковые слои были бы поражены, то мы имели бы совершенно иную картину поведения. Столь высокая степень психического развития была возможна только благодаря тому, что страдание ограничилось механизмами синергии и координации.

Можно предположить, что кинестетический материал доставлялся до известной степени нашему ребенку со стороны глазодвигательных мышц. Не имея возможности захватить предметы рукой, он все же фиксирует их своим взглядом. Значимость этих глазодвигательных ощущений уменьшается к несчастью тем, что он не может удержать свою голову в определенной плоскости. Однако даже и этот дефектный кинестетический материал играет вероятно немалую роль в образовании его восприятий и представлений.

Голосовые связки и речевой аппарат доставили в данном случае весьма несовершенный материал для построения личности. Двигательно-речевые проявления носят здесь самый жалкий характер, а между тем его умственные процессы представляются, насколько мы можем судить, высоко вербализованными. Из бессвязных обрывков творятся здесь порядок и организация; из рвущейся тонкой нити возникает плотная ткань. Если бы дело обстояло иначе, то он приближался бы по своему поведению к слабоумному или умалишенному, чего на самом деле здесь нет.

Характер психического развития в тех случаях, когда имеет место мозговая травма при родах, не определяется одним только поражением моторики; здесь участвуют в качестве факторов врожденная одаренность, сохранившиеся в целости области мозговой коры и наконец компенсаторное развитие невробластов и невронов. Первый и последний фактор обнаруживают известную взаимозависимость; нервная система, потенциально более высокая, меньше пострадает при травматизировании, чем нервная организация, стоящая на более низком уровне. В силу всех этих причин одна и та же родовая травма мозга может давать самые различные степени интеллектуальной и моторной недостаточности. Налицо может быть резкий и распространенный паралич без признаков умственной отсталости. Наоборот, легкий паралич может сопровождаться значительной олигофренией. Темп и пределы умственного развития определяются структурой высших отделов нервной системы в большей степени, чем сенсорно-моторными факторами.

Осязательно-двигательные моменты в комплексе органического поведения не имеют того решающего значения, какое им часто приписывается. Они играют бесспорно огромную роль во всяком нормальном развитии; их значение ясно вырисовывается и в разбираемом нами случае; однако необходимо подчеркнуть, что, несмотря на вопиющее убожество кинестетического опыта, психика достигла здесь полнокровного расцвета.