150Новился в недоумении: на клумбах возвышались диковинные яркие

цветы; в водоемах плескалась прозрачная вода; перед домом стояли

два блестящих зеркальных шара, в которых странствующая труппа

отразилась вверх ногами.

Перед балконом была утоптанная площадка. Сергей расстелил на

ней свой коврик, а дедушка, установив шарманку, уже приготовил-

ся вертеть ручку, как вдруг неожиданное и странное зрелище при-

влекло их внимание.

На террасу из внутренних комнат выскочил, как бомба, издавая

пронзительные крики, мальчик лет восьми. Он был в легком мат-

росском костюмчике, с обнаженными руками. Белокурые волосы

растрепались у него небрежно по плечам. Следом за мальчиком вы-

бежало еще шесть человек: две женщины в фартуках; старый толстый

лакей с длинными седыми бакенбардами; сухопарая рыжая девица в

синем клетчатом платье; молодая, болезненного вида, но очень кра-

сивая дама в кружевном голубом капоте и, наконец, толстый лысый

господин в золотых очках. Все они были сильно встревожены.

Женщины в фартуках, всплескивая руками, щебетали скоро-скоро

подобострастными и испуганными голосами. Красноносая девица

кричала что-то очень внушительное, но совершенно непонятное, оче-

видно на иностранном языке. Рассудительным басом уговаривал

мальчика господин в золотых очках.

Между тем виновник этой суматохи, ни на секунду не прекращая

своего визга, с разбегу повалился на каменный пол и с сильным

ожесточением принялся дрыгать руками и ногами во все стороны.

— Дедушка Лодыжкин, что же это такое с ним? — спросил удив-

ленный Сергей шепотом. — Никак, драть его будут?

— Начинай, Сергей! Я знаю! — распорядился дедушка и с реши-

тельным видом завертел ручку шарманки.

№38

Миновав дремучие заросли, мы перешли вброд речонку, на бе- регу которой заметили следы углежога. К полудню мы подошли к ступенчатому склону, сложенному, по-видимому, искусным камен- щиком, и скоро увидели домишко с крышей из оцинкованного же- леза. А вот и ветхий дощатый заборишко, за которым видны моло- дые яблоньки, вишенки и черешенки. Тут же находится и немудре- ное хозяйство: десяток кур и воинственный петушок, взлетевший зачем-то на крыльцо.Робко и не надеясь, что кто-то захочет при- зреть незваных и нежданных гостей, мы постучали в дверь, обитую циновкой, но хозяева приняли нас радушно, по-свойски. Хозяйка Мария Саввична потчевала нас то топленым молоком, то печенной в золе картошкой и все не уставала нянчиться с нами. Хозяин Филипп Кузьмич охотно рассказывал о своем хозяйстве, где он знал, казалось, каждое из своих бессчетных деревьев. Скоро пришел его сын — застенчивый парень-стажер (так называл его отец), который хочет быть преемником отца. У Федора (так звали лесника) оказалось много граммофонных пластинок, и мы с удовольствием слушали му¬зыку в грамзаписи. Это было не что иное, как встреча с давно прошед¬шим временем, и что-то нежданное-негаданное нахлынуло на нас: ушед¬шая молодость, радость первых встреч, первая любовь... У отворенного окна лежали аккуратно сложенные свежевыстроганные топорища, и от них в течение ночи шел сильный пряный запах. Наутро мы изъявили сердечную благодарность любезным хозяевам и отправились в путь, рассчитывая к вечеру быть на месте, но расчет наш не оправдался. Вовсе не легким оказался наш дальнейший путь, неожиданные препятствия встали перед нами.

№39

Полет Невидима и свободна!.. По тому, как внизу два ряда редких ог¬ней слились в две непрерывные огненные черты, по тому, как быст¬ро они пропали сзади, Маргарита догадалась, что летит с чудовищ-ной скоростью, и поразилась тому, что ей легко дышится. По прошествии нескольких секунд далеко внизу, в зеленой чер-ноте, вспыхнуло новое озеро света. Прошло еще несколько секунд — такое же точно явление. — Города! Города! — прокричала Маргарита. Поворачивая голову вверх и влево, летящая любовалась тем, что луна несется под нею как сумасшедшая обратно в Москву и в то же время как будто стоит на месте. Тут Маргаритой овладела мысль, что она зря, столь исступленно гоня щетку, лишает себя возможно¬сти что-либо как следует рассмотреть. Ей что-то подсказывало, что там, куда летит, ее подождут и что незачем ей скучать от такой бешеной быстроты и высоты. Маргарита наклонила шетку щетиной вперед, так что хвост ее поднялся кверху, и, очень замедлив ход, пошла к самой земле. И это скольжение, как на воздушных салазках, вниз принесло ей наибольшее наслаждение. Земля поднялась к ней, и в черной гуще ее, до этого бесформенной, обозначились тайны и прелести земли во время лунной ночи. Маргарита летела над стелющимся туманом росистого луга, потом над прудом. Под Маргаритой хором пели ля¬гушки и, почему-то очень волнуя сердце, шумел поезд. Маргарита вскоре увидела, как он медленно, словно гусеница, полз внизу. Обогнав его, Маргарита прошла над водным зеркалом, в котором проплыла под ногами вторая луна, и, еще более снизившись, поле¬тела, чуть-чуть не задевая ногами верхушки громадных сосен.

№40

У лавочки Нигде не останавливалось столько народа, как перед картинкою лавочкой на Щукином дворе. Эта лавочка представляла, точно, самое разнородное собрание диковинок: картины большею частью были пи¬саны масляными красками, покрыты темно-зеленым лаком, в тем¬но-желтых мишурных рамах. Зима с белыми деревьями, совершен¬но красный вечер, похожий на зарево пожара, фламандский мужик с трубкой и выломанною рукою, похожий более на индейского пету¬ха в манжетах, нежели на человека, — вот их обыкновенные сюже¬ты. К этому нужно присовокупить несколько гравированных изобра¬жений: портрет Хозрева-Мирзы в бараньей шапке, портреты каких-то генералов в треугольных шляпах, с кривыми носами. Сверх того, двери такой лавочки обыкновенно бывают увешаны связками произ¬ведений, отпечатанных лубками на больших листах, которые свиде-тельствуют самородное дарование русского человека. Покупателей этих произведений обыкновенно немного, но зато зрителей — куча. Какой-нибудь забулдыга-лакей уже, верно, зевает перед ними, дер¬жа в руке судки с обедом из трактира для своего барина, который, без сомнения, будет хлебать суп не слишком горячий. Перед ним уже, верно, стоит в шинели солдат, этот кавалер толкучего рынка, продающий два перочинных ножа; торговка-охтенка с коробкою, наполненною башмаками. Всякий восхищается по-своему: мужики обыкновенно тыкают пальцами; кавалеры рассматривают серьезно; лакеи-мальчики и маль¬чишки-мастеровые смеются и дразнят друг друга нарисованными ка¬рикатурами; старые лакеи во фризовых шинелях смотрят потому толь¬ко, чтобы где-нибудь позевать; а торговки, молодые русские бабы,спешат по инстинкту, чтобы послушать, о чем калякает народ, и посмотреть, на что он смотрит.

№41

Немного времени спустя я распрощался с офицерами и вышел

из палатки. Вечерело; люди одевались в шинели, приготовляясь к

зоре. Роты выстроились в линейках, так что каждый батальон обра-

зовал замкнутый квадрат. Барабаны пробили зорю, откуда-то изда-

лека послышались слова команды: «Полки, на молитву, шапки до-

лой!» И двенадцать тысяч человек обнажили головы. «Отче наш,

иже еси на небеси», — начала наша рота. Семьдесят хоров, по двес-

ти человек в каждом, пели каждый сам по себе; выходили диссонан-

сы, но молитва все-таки звучала трогательно и торжественно.

Понемногу начали затихать хоры. Солдаты укладывались спать.

В нашей палатке, где, как и в других, помещалось шестеро на про-

странстве двух квадратных сажен, мое место было с краю. Я долго

лежал, смотря на звезды. Семь звезд Большой Медведицы блестели

низко над горизонтом, гораздо ниже, чем у нас на Севере. Смотря

на Полярную звезду, я думал, что именно в этом направлении дол-

жен быть Петербург, где я оставил мать, друзей и все самое дорогое.

Над головой блестели знакомые созвездия; Млечный Путь не тускло

светился, а сиял ясною, торжественно спокойной полосою света.

На юге какие-то большие звезды незнакомого, не видимого у нас

созвездия горели, одна красным, другая зеленоватым огнем.

Спать не хотелось; я встал и начал бродить по сырой траве между

нашим батальоном и артиллерией. Темная фигура поравнялась со

мной, гремя саблею; по ее звуку я догадался, что это офицер, и

вытянулся во фронт. Офицер подошел ко мне и оказался Венцелем.

- Не спится, Владимир Михайлович? — спросил он мягким и

тихим голосом, почти шепотом.

Мы разговорились. Венцель, видимо, очень много читал и, как

сказал один офицер, знал и языки. Замечание капитана о том, что

он «стихи долбит», тоже оказалось верным: мы заговорили о фран-

цузах, и Венцель, обругав натуралистов, перешел к сентименталис-

там и импрессионистам и даже с чувством продекламировал «Де-

кабрьскую ночь» Мюссе. Он читал хорошо: просто, и выразитель-

но, и с хорошим французским выговором. Кончив, он помолчал и

прибавил: «Да, это хорошо; но все французы вместе не стоят десяти

строк Шиллера, Гете и Шекспира».

№42

Ясные дни миновали, и Марусе опять стало хуже. На все наши

ухищрения, с целью занять ее, она смотрела равнодушно своими

большими потемневшими глазами, и мы давно уже не слышали ее

смеха. Тогда я решил обратиться к своей сестре Соне. У нее была

большая кукла, с ярко раскрашенным лицом и роскошными льня-

ными волосами, подарок покойной матери. На эту куклу я возлагал

большие надежды и потому, отозвав сестру в боковую аллейку сада,

попросил мне дать ее на время. Я так убедительно просил ее об

этом, так живо описал ей бедную больную девочку, у которой ни-

когда не было своих игрушек, что Соня, которая сначала только

прижимала куклу к себе, отдала мне ее и обещала в течение двух-

трех дней играть другими игрушками, ничего не упоминая о кукле.

Маруся, которая увядала, как цветок осенью, казалось, вдруг ожи-

ла. Маленькая кукла сделала почти чудо: Маруся, давно уже не схо-

дившая с постели, стала ходить, водя за собою свою белокурую

дочку, по временам даже бегала, по-прежнему шлепая по полу бо-

сыми ногами.

Зато мне эта кукла доставила много тревожных минут. Прежде

всего, когда я нес ее за пазухой, направляясь с ней на гору, в дороге

мне попался старый Януш, который долго провожал меня глазами.

Потом дня через два старушка-няня заметила пропажу и стала со-

ваться по углам, везде разыскивая куклу. Соня старалась унять ее,

но своими наивными уверениями, что ей кукла не нужна, что кукла

ушла гулять и скоро вернется, только вызвала недоумение служанок

и возбуждала подозрение, что тут не простая пропажа.

Отец ничего еще не знал, однако в тот же день остановил меня

на пути к садовой калитке и велел остаться дома. На следующий

день повторилось то же, и только через четыре дня я встал рано

утром и махнул через забор, пока отец еще спал.

На горе дела опять были плохи. Маруся опять слегла, и ей стало еще

хуже: лицо ее горело странным румянцем, белокурые волосы раскида-

лись по подушке; она никого не узнавала. Рядом с ней лежала злопо-

лучная кукла, с розовыми щеками и глупыми блестящими глазами.

№43

Ветер, не затихавший в течение долгих, томительных часов, упал.

Приумолкшие волны несли изломанные остатки ледяных полей, слов-

но искалеченные обломки гигантского корабля. Тучи поспешно сбе-

гали с небесного свода, унизанного ярко мерцавшими звездами, и