155Северная ночь, прозрачная и холодная, как синие льды, раскинулась

над глухо рокотавшим бескрайним морем, еще не улегшимся после

недавней бури.

Понемногу море очищалось ото льда, и только одинокие глыбы

покачивались на волнах. Вокруг не было ни души, и лишь на одной

из льдин неясно выделялся силуэт высокой фигуры. Это был не кто

иной, как Сорока. Одетый в некрашеный дубленый полушубок, он

искусно работает багром, и гибкий шест бурлит и пенит воду. Кру-

гом простирается необъятная белая равнина, над которой низко сте-

лются дымчато-серые облака.

Сорока поднял голову: вверху сквозь тонкий пар мороза блеснула

золотая Медведица. Сорока толкает вперед тяжелую льдину, а в го-

лове теснятся невеселые думы: далеко в море вынесло, вторые сутки

ни разу не ел. Из последних сил бьется охотник, понимает, что

нельзя шутить с морозом. Старик помор знает, что, если останешь-

ся без движения, морозище обоймет, повеет и проникнет насквозь

холодным дыханием. Каких только ужасных историй не рассказыва-

ют на побережье! Сон постепенно овладевает человеком...

Неожиданно раздался протяжный удар ледяных громад. На мгно-

вение Сорока как бы очнулся, но, к удивлению, никак не мог от-

крыть глаз, точно слипшихся с мороза. Как далекая зарница в глу-

хую ночь, мелькнуло смутное сознание опасности. Сорока поднял-

ся, встряхнулся и пошел наугад, руководствуясь какими-то

неуловимыми для незнакомого с морем человека приметами...

Сияя величавой красотой, тихо дремлет над спокойным морем

ночь, затканная морозным туманом.

№44

Солнце невыносимо печет. Зной, разлитый в переполненном

блеском воздухе, неподвижно стоит над морем, в котором на недо-

сягаемой глубине синеет опрокинутое небо.

Андрейка, не разгибаясь, вместе с дедом выбирает из тянущей-

ся вдоль лодки сети добычу, которой набилось туда множество.

Жара, усталость мало-помалу смиряют Андрейку, и негодование

на деда у него улегается. А дед, и не подозревая Андрейкиных ка-

верз, преспокойно посасывая трубку, выбирает рыбу на корме. Он

доволен сегодняшним уловом, и его нависшие, лохматые брови не-

сколько приподнялись. К вечеру он надеялся осмотреть все сети и

ночью вернуться домой.

Вдруг Андрейка услышал голос:

•— Андрейка, спускай сеть да ставь парус!

Андрейка уставился на деда: что с ним случилось? Ведь еще и

половину сетей не досмотрели — видно, прошел косяк и рыбы

набилось множество, да никогда они раньше ночи и не возвращались

домой...

Но старик не любил повторять приказаний, и Андрейка, тороп-

ливо опустив в воду сеть, выполнил приказание, не смея расспра-

шивать деда. Парус обыкновенно подворачивали внизу и приспуска-

ли только во время сильной бури, чтоб уменьшить площадь парусно-

сти, когда ветер чересчур уже рвал. Между тем кругом стоял все тот

же неподвижный зной, — нечем было дышать, и все так же на недо-

сягаемой высоте и в бездонной глубине, друг против друга, синели

тонкой синевой два небесных свода, и вода между ними пропадала

из глаз.

— Садись на весла, — приказал дед.

Андрейка беспрекословно взялся за весла и стал грести, облива-

ясь потом.

Вверху, не особенно высоко, над морем, неслось белое, ослепи-

тельно блестящее облачко с разорванными краями. Дед Все погля-

дывал то на облачко, то на горизонт, в синеве которого терялись и

вода, и небо: оттуда, теснясь, густо лезли круглые барашки. Они

торопливо выбирались с особенной и необъяснимой при полном за-

тишье поспешностью.

Андрейка, измученный, задыхающийся от зноя и напряжения,

стал испытывать глухое беспокойство. Дед, все подгонявший Анд-

рейку, сам сел на весла, и тяжело нагруженная лодка пошла скорее

по направлению, где должен был открыться берег.

№45

Когда я вошел в Притынный кабачок, в нем уже собралось до-

вольно многочисленное общество. Посередине комнаты стоял Яшка

Турок, худой и стройный человек лет двадцати трех, одетый в дол-

гополый кафтан голубого цвета. Он смотрел удалым фабричным ма-

лым и, казалось, не мог похвастаться отличным здоровьем. Его

впалые щеки, большие беспокойные серые глаза, прямой нос с тон-

кими, подвижными ноздрями, белый покатый лоб с закинутыми

назад светло-русыми кудрями, крупные, но красивые, выразитель-

ные губы — все его лицо изобличало человека впечатлительного и

страстного. Он был в большом волнении: мигал глазами, неровно

дышал, руки его дрожали, как в лихорадке, — Яков, прозванный