§ 3. Дееспособность народа

С точки зрения классической теории народного представительства общая воля живет в народе. По словам Руссо, elle est toujours constante, inalterable et pure*(273). Парламент выражает не свою, а народную волю. Он является "географической картой", или "зеркалом", "уменьшенным фотографическим снимком", "механическим клише избирательных масс"*(274). Устами парламента говорит народ.

Несмотря на глубокую, почти религиозную веру в народную волю, несмотря на преклонение перед ней, господствующее в эпоху французской революции, теоретики этой эпохи сознательность народной воли категорически отрицают. Вслед за Монтескье, Сийес утверждает, что народ, удивительно умеющий избирать своих представителей, к непосредственному изъявлению законодательной воли неспособен.

Народ Монтескье и Сийеса подобен невежественному крестьянину, который любит вести судебные процессы, но не знает своих обязанностей и прав; такой крестьянин обращается к адвокату и вверяет ему свою судьбу.

Отсюда - один только шаг к отрицанию воли народа как реальной категории общественной жизни.

По верному замечанию Мэна, народ, в его целом, неспособен к хотению; в этом - непреодолимое затруднение, встречаемое демократией на своем пути*(275).

Как на причину такой "неспособности к хотению", Мэн указывает на низкий уровень политического развития народа, на классовую дифференциацию современных обществ, на технические трудности констатирования народной воли.

Само собой разумеется, что "общая воля" пребывает в сознании индивида, и только в нем. Между тем сознание современного среднего человека характеризуется неимоверной бедностью политических идей. По словам Брайса, при внимательном анализе воззрений современного американца оказывается, что они состоят из двух или трех предрассудков, из двух или трех предубеждений в пользу какого-нибудь вождя или какой-нибудь фракции политической партии, из двух или трех фраз, заключающих в себе такие аргументы, которые повторяются без предварительной проверки*(276).

Навязанные извне и воспринятые на веру, политические идеи большинства имеют характер пассивный и отрицательный. Люди чаще сознают, чего они не желают, чем знают, чего им желать. Они чаще соглашаются с желаниями других, чем добиваются осуществления своих желаний. Ничего нет удивительного в том, что при таких условиях общественное мнение, являющееся суррогатом,- и только суррогатом общей воли, отличается крайней неустойчивостью и неясностью своего более чем бедного, содержания*(277).

В Америке, по словам Брайса, народные массы громко высказывают то, что думают. Но их голоса так оглушительны, что нелегко разобрать, какие мнения высказываются большинством, и какие меньшинством. Органы общественного мнения чрезвычайно многочисленны, и каждый из них выдает свои собственные мнения за мнения народа. Подобно всем другим ценностям и общественное мнение подвергается различным подделкам*(278). Поклонник современной демократии, говорит Мэн, находится приблизительно в таком же положении, в каком некогда грек находился в отношении к своим оракулам. Все соглашались с тем, что голос оракула является голосом бога; но вместе с тем каждый признавал, что, когда Бог говорит, он часто бывает не вполне понятным; и никто в точности не знал, куда лучше идти, чтобы выспросить Бога,- в Дельфы или в Додону?*(279).

С другой стороны, классовая дифференциация современного общества, существующий между отдельными общественными группами антагонизм, все более и более обостряющийся, противопоставляет мечте об общественной солидарности хаос противоречивых общественных интересов. Есть воля общественных классов, но нет и не может быть народной воли.

По самому существу своему государство является организацией воли. Если в обществе нет этой воли, она должна быть создана государством. Народное представительство и является организацией - одной из возможных и, в настоящих условиях, наилучшей организацией,- властвующей в государстве воли. Но в таком случае, оно не может быть ни "зеркалом", ни "фотографическим снимком", ни "географической картой" страны. Задача представителя, говорит проф. Новгородцев, есть тяжелый и великий труд. Не легкая перспектива отражать и передавать уже готовые мнения, а трудная обязанность творить и осуществлять сложную политическую программу во имя народа и в интересах целого - вот что составляет сущность депутатского полномочия. Понятие постоянной и неизменной, одинаково для всех убедительной и обязательной общей воли, о которой мечтал Руссо, заменяется здесь другим понятием - об общей воле, как о загадочном и искомом начале, которое определяется не механическим сложением частных воль, а особым процессом отгадывания и созидания его*(280).

Общая воля, как воля всех, невозможна; как воля, направленная на общее благо, общая воля не отражается, а создается народным представительством - создается путем компромиссов и исканий, как равнодействующая борющихся социальных сил.