Аддикция к курению

Основой для следующих замечаний послужила привычка ку­рить, наблюдаемая у двух мужчин, пришедших в анализ по воп­росам, не связанным с курением. Один курил трубку, не слишком много в обычном социальном смысле, и у него не было сознатель­ной озабоченности курением до начала анализа. Другой курил сигареты, в среднем по одной пачке в день, однако в некоторые дни он выкуривал в два раза больше сигарет. Иногда он чувство­вал, что это слишком много для него и что это приводит к ано-рексии, напряжению и кашлю. Какое-то время до начала лечения он пытался «сократить» количество выкуриваемых сигарет и пе­рейти на сигареты с фильтром.

У курящего трубку мужчины был ряд тревог по поводу своего тела, и отчасти именно эти тревоги сформировали его первона­чальную мотивацию для поиска анализа. В ходе нашей работы стало очевидным, что он рассматривал табак и курение в весьма амбивалентном свете; для него это было чем-то привлекатель­ным (признаком взрослости, опытности и т. п.) и одновременно опасным. Последнее ассоциировалось с обжигающим — и вна­чале отчетливо неприятным — вкусом трубки и более значи­тельно со страхами влияния курения на его тело (здоровье). Когда он курил, он разыгрывал то, что можно рассматривать как сим­волическую драму, состоящую из подвергания себя опасной си­туации и переживания восстановления впоследствии, когда он «видел», что по-прежнему оставался неповрежденным. Опас­ность, которой он себя подвергал, переживалась и выражалась в ряде разнообразных способов. Кратко они заключались в следу­ющем: 1) опасность, связанная с чрезмерной жарой (обжиганием) и неприятным вкусом; 2) опасность локального повреждения ткани и опасность повреждения ткани в целом, внутри тела; страх вызвать рак (пациент был хорошо образованным челове­ком и знал о традиционной связи между курением трубки и оральным раком из источников, появившихся задолго до недав­ней газетной публикации на эту тему); 3) символическая опас­ность, связанная с курением, такая как опасность забеременеть. Упомянутые выше три понятия «опасности» перечисляются в порядке от наиболее конкретных и сознательных к наиболее абстрактным и менее сознательным. Далее я прокомментирую это последовательно.

Было изобилие материала, относящееся как к фантазиям па­циента, так и к его поведению курения, которое указывало на вы­вод о том, что данные виды деятельности сформировали контрфо-бическую форму попытки овладеть бессознательной опасностью. Иллюстративным материалом, интерпретированным вышеупомя­нутым образом, являются следующие случаи. Его отвращение к обжигающему жару трубки стало осознанным во время анализа, и за ним последовали страхи лейкоплакии и рака. Он пытался прекратить курить, пугая себя фантазиями о том, что может слу­читься, если он не прекратит это делать. Эта фобическая по­пытка контроля, конечно, является обычной у склонных к алко­голю пациентов. Во время этой фазы анализа у данного пациента появились ипохондрические тревоги по поводу рта и того, что находилось внутри тела. У меня сложилось впечатление, что, по крайней мере, некоторые из этих тревог были предваритель­но «навязаны» курением. Здесь снова нас не интересует перво­начальный источник опасности, который был перемещен на курение (равно как и на другие области поведения). Я хочу под­черкнуть лишь то, что в данном случае почти так же, как и в предыдущем случае алкогольной и наркотической аддикции, «симптом», казалось, не снимал напряжение, просто обеспечи­вая «оральное удовлетворение», как это часто подразумевается и утверждается¹.

Пациент, который курил сигареты, переместил ориентацию на свою привычку, которая во многих отношениях была близка на­блюдениям, отмеченным выше. В данном случае «опасность» куре­ния как «объекта» проявлялась в сознательных мыслях пациента о том, что сигареты делали его утомленным, вредили его аппетиту и вызывали кашель. Потребность в овладении, иногда выражавшаяся в преувеличенной и контрфобической манере, не ограничивалась отношением мужчины к сигаретам, а проявлялась также в некото­рых других областях его поведения. Среди этих особенностей выс­тупающим был его паттерн чрезмерной работы, который в анализе проявился слитым с курением в следующей тревожной озабочен­ности: «Что разрушает мое здоровье — чрезмерная работа или чрез­мерное курение?»

Комментарии

¹ Интерпретации аддикции как инстинктивного удовлетворения, с одной стороны, и как контрфобического овладения, с другой, не представляются взаимоисключающими. Тот факт, которая из них наиболее подходящая, мо­жет варьироваться. Проблема овладения, вероятно, будет иметь большее зна­чение в так называемых случаях ранней аддикции или у индивидов, которые относительно хорошо интегрированы и чьи Эго по-прежнему активно вовле­чены в борьбу за овладение. В так называемых случаях вырождения данный механизм может совершенно отсутствовать. Кроме того, выводы из успеха или неудачи симптома предоставят более ценные ключи к природе механиз­ма, активизирующего его.

Следующие особенности характерны для всех трех упомянутых выше случаев с симптомом «аддикции». Объект аддикции созна­тельно «любим» и желаем. В то же самое время, отчасти сознатель­но, а по большей части без подобного осознавания, данного объек­та боятся, поскольку он представляет собой (посредством смещения) «фобический объект», чья сила и пугающие качества происходят из других источников. Оказалось, что сущность «аддикции», по край­ней мере в данных случаях, лежит в том, чтобы умышленно подвер­гать Эго пугающим ситуациям — хотя и через символическое пере­мещение и маскировку — в надежде достичь таким путем овладе­ния над ней [4; 8]. Данный механизм достаточно адекватно поддается объяснению и временным успехом аддикции, и удо­вольствием, исходящим от нее, равно как и ее частой окончатель­ной неудачей, исходящей от отщепления симптома от первоначаль­ного источника опасности¹. Продолжающуюся бессознательную активность последнего, как и в случаях иных невротических симп­томов, можно было бы рассматривать как «причину» сохранения симптома.