V. Перевод пьес

Сценический диалог — высказывание, особый случай речи произносимой, и потому ему присущи функ­циональные связи а) с общей нормой разговорного языка, т. е. с живой речью, б) со слушателем (адресатом), т. е. с остальными персонажами на сцене и со зрительным залом, в) с самим говорящим, т. е. с персонажем.

Функциональная связь сживой речью предпола­гает в аспекте дикции удобопроизносимость, в аспекте сти­листическом — сценичность языка.

Связь со слушателями предполагает целеустрем­ленность реплики (диалог есть словесное действие) и мно­жественность адресатов (реплика воспринимается и подчас по-разному истолковывается персонажами и зрительным залом).

В отношении говорящего реплика выполняет свою функцию тогда, когда не только содержит данные о предметах, качествах и действиях, о которых персонаж го­ворит, но в то же время характеризует и его самого: расска­зывая о чем-то, он рассказывает и о себе.

/. удобопроизносимость и удобопонятность

Сценический диалог — это текст произносимый, пред­назначенный для произношения и слушания. На элементарнейшем, звуковом, уровне из этого вытекает неприемлемость стыков согласных, которые труднее произ­носить и при восприятии которых легко о с л ы ш а т ь-с я.

Нетрудно, например, ослышаться (принять о hemmt за о Hemd), слушая арию из оперы «Все они таковы» («Cosi­fan tutte») Моцарта в переводе Рота (Н. Roth), сделанном для гамбургской постановки в 1936 г.:

Ihr, der mein Herz ich weihte, bleibt nah mit linden Trost, die ihrenn Aug entfließen о hemmt der Tränen Lauf.

Гораздо важнее мелких звуковых погрешностей син­таксическая конструкция реплики: корот­кие и сложносочиненные предложения легче произносятся и воспринимаются, чем развитые периоды со сложной иерар­хией соподчинений. Поэтому с этой точки зрения труднее переводить драматургию эпохи позднего Возрождения и ба­рокко, например Шекспира.

Современный зритель не привык встречать в сценическом диалоге сложные развивающиеся периоды, и новейшие пе­реводчики часто упрощают синтаксис драматургии прошло­го. Покажем это на примере экспозиционного моншюга Горацио в I сцене «Гамлета»:

A Our last king —

А_х whose image even but now appear'd to us — A was,

a as you know, '

A by Fortinbras of Norway,

a_x thereto prickt on by a most emulate pride,

A dared to the combat;

A₂ in which our valiant Hamlet —

a₂ for so this side of our known world esteem'd him — A₂ did -slay this Fortinbras;

A₃ who, by a seal'd compact,

a₃ well ratified by law and heraldry,

A₃ did forfeit,

a₄ with his life,

A₃ all those lands,

A₄ which he stood seized of,

A₃ to the conqueror

Фраза Шекспира при всей ее сложности отчетливо рит­мична: Горацио произносит всякий раз часть главной мысли (предложения), а на нее нагружает побочную в виде синтак­сического подчинения или вводного предложения; затем снова возвращается к главной мысли, чтобы снова откло­ниться. Только в двух местах за подчинением следует еще подчинение и предложение становится как бы трехступен­чатым.

Лозинский сохранил ритмический рисунок развития мысли, но нарушил зависимости второй ступени и каждую из синтаксических ступеней выделил в самостоятельное сложносочиненное единство.

А Покойный наш король,

а_г Чей образ нам сейчас являлся,

А был,

а Вы знаете,

А норвежским Фортинбрасом,

а_х Подвигнутым ревнивою гордыней,

А На поле вызван;

Б и наш храбрый Гамлет —

б Таким он слыл во всем известном мире —

Б Убил его;

В а тот, по договору,

в Скрепленному по чести и законам,

В Лишался, вместе с жизнью, всех земель,

в_х Ему подвластных,

В в пользу короля;

Довольно умеренно — заменяя некоторые подчинитель­ные конструкции сочинительными — упрощает шекспиров­ский синтаксис и известный современный немецкий перевод­чик Рихард Флаттер (Richard Flatter):

A Der letzte König,

A_x Er, dessen Bild uns eben jetzt erschien

A war

a wie Ihr wißt,

A durch Fort inbras von Norweg,

a₁ den Eifersucht und Ehrgeiz angestachelt,

A zum Kampf gefordert;

B doch unser tapfrer Hamlet —