3. Семантические контексты

Семантика эпической прозы по большей части однознач­на: языковой знак обозначает некую внеязыковую действи­тельность. Сценический диалог семантически сложнее, по­скольку реплика, помимо отношения к объекту высказыва­ния, вступает в целый ряд последующих семантиче­ских связей: а) выражает отношение к предметам на сцене либо к драматическому положению, б) может содержать разный смысл для разных слушателей и, * таким образом, войти в несколько семантических контекстов.

а) Отношение к предметам на сцене, к рекви­зиту выступает на первый план только в некоторых ситуа­циях. Чаще всего драматург дает знать о том, что данный предмет на сцене «играет» при помощи указательных место­имений, наречий «здесь», «теперь», «затем» и т. п. Часто вещь не называется, но реплика обретает полный смысл только с помощью предмета, к которому обращается актер. Переводчики иногда без нужды называют предметы, а иног­да опускают указательные слова; в обоих случаях диалог отходит, «отрывается» от действия.

В либретто «Дон-Жуана» Моцарта перепуганный Ле-

порелло сообщает Дон-Жуану о жестах ожившей статуи

командора:

Colla marmorea testa ei fa così, così.

* Пьеса Жана Жироду.

Хороший деиктический (жестовый) перевод этого ме­ста находим у Георга Шюнемана (Georg Schtinemann):

Mit seinem Marmorkopfe Da macht er so, ja so.

Актеру придется дополнить эту реплику действием. Витман (К. F. Wittmann) перевел это место описатель­но; Лепорелло у него скорее повествует, чем играет:

So nickt er mit dem Kopfe Und scheint uns zu bedrohn.

Зато при переводе арии Лепорелло над списком лю­бовниц Дон-Жуана именно Витман сохранил (и даже по сравнению с оригиналом усилил) общение с листом, кото­рый актер держит в руке, сделав это гораздо отчетливее, чем Шюнеман:

Hier vierhundert im feurigen Welschland,

Da nur hundert im kälteren Deutschland,

Hier hunderteins in dem pfiffigen Frankreich,

Aber in Spanien,— ach, in Spanien

Schon tausend und zwei,

Nein tausenddrei,

Sie sind auch dabei.

Diese Suite Kammerkätzchen

Und hier manches Bürgerschätzchen,

An der Spitze drei Prinzessen,

Nun die Unzahl Baronessen,

Frauenzimmer jung und alt...

Витман

In Italien sechschundert und vierzig,

Hier in Deutschland zweihundert und dreißig,

Hundert in Frankreich und neunzig in Persien,

Aber in Spanien, ja in Spanien

Schon tausend und drei.

Hier ein schmuckes Kammerkätzchen,

Dort ein nettes Bürgerschätzchen,

Kammerzofen, Baronessen,

Hochgeborene Prinzessen,

Mädchen sind's von jedem Stande...

Шюнеман

Рассмотрим еще два чешских перевода этой арии Штепанека и Махачека (S. К. Machäcek);

Tuhle samé vesniëanky, Zde jsou samé zas méSP anky, Tu baronky a hrabénky Zdehle knëzny, princezenky! Hlel tu zenské vSeho stavu. *

Штепанек

Upejpavé vesnicanky, chytré panské a mësTanky, hrabinky a baronesky, vejvodinky a princesky, jak to roste, vzâcné, sprosté, pana vâbi napofâd. **

Махачек

У Штепанека Лепорелло играет реквизитом, у Маха-чека только рассказывает.

Реплика взаимодействует не только с предметами на сцене, но и прежде всего с драматическим положени­ем (т. е. взаимоотношениями персонажей и пр.), сложив-, шимся в спектакле в момент ее произнесения. Возьмем отрывок из «Тартюфа» в двух переводах на чешский. В од­ном налицо непосредственно выраженное отношение к драматическому положению, другой — описательный, ли­тературный, не связанный с происходящим. Вот это место в подлиннике:

Moins on mérite un bien, moins on l'ose espérer.

Nos voeux sur des discours ont peine à s'assurer.

On soupçonne aisément un sort tout plein de gloire,

Et Ton veut en jouir avant de le croire.

* Букв.: Тут одни крестьянки,

Здесь зато одни горожанки, Тут баронессы и графини, Здесь княжны и принцессы. Глядите — здесь женщины всех сословий. ** Букв.: Жеманные крестьянки, ' Челядинки и горожанки, Графини и баронессы, Воеводские дочки и принцессы, Как только подрастают, Благородные и простые, Привлекают [моего] господина Все подряд.

Pour moi, qui crois si peu mériter vos bontés,

Je doute du bonheur de mes témérités;

Et je ne croirai rien, que vous n'ayez, madame,

Par des réalités su convaincre ma flamme.

Ситуация такова: Тартюф в этот момент весьма реа­листически оценивает свои достоинства и не уверен, что ему удалось очаровать Эльмиру. В переводе Кадлеца (Svatopluk Kadlec): cim miñ ji hodni isme, tim miñ v ni veríme (т. е. «чем меньше я достоин [счастья], тем меньше верю в него»); у Каминского (Bohdan Kaminsky) безлич­ное обращение к неопределенному прошлому: О, clovêk nevèri ve stesti, jehoz ani si nezaslouzil driv (т. е. «О, чело­век не верит в счастье, которого не заслужил прежде»), связь с конкретной драматической ситуацией ослаблена. Обманщик Тартюф, разумеется, словам не верит и по-житейски намекает, что хотел бы получить гарантию. ...rád trouchu uzívá ho (т. е. приблизительно, «рад бы хоть чуточку отведать» этого счастья),— говорит Тар­тюф у Кадлеца. Эти слова дают актеру лучше разыграть сцену, чем нейтральное dûkaz jen mne presvèdciti mitée (т. е. «только доказательством можно убедить меня») — из перевода Каминского. У Кадлеца Тартюф атакует Эльмиру и ясно намекает на свою цель:

a neuve firn v nie, lee jenom tehdy, pani,

kdyz jistá skuteenost mne pfesvedeivmem plani. *

Каминский растекается по древу иллюзионистского красноречия:

ze vskutku pravdou je, со snem se krásnym zdá mi ze tedy — koneenë! — vyslySen bu du vámi! **

* Не поверю ничему, разве лишь тогда, когда сама действитель­ность убедит меня в осуществлении моего плана.

** Только если то, что пригрезилось мне в прекрасном сне, ока­жется истинной правдой, только тогда — наконец! — [поверю, что] услышан вами! *

б) Реплика или даже отдельное слово в пьесе выступает одновременно в нескольких семантических контекстах; отдельные персонажи могут восприни­мать ее совершенно различно, и совсем иначе она может про­звучать для зрителей. Так, Гамлет в знаменитом диалоге с Офелией говорит: «Женатые, все, кроме одного, пусть живут». Для Офелии в этой реплике нет никакого скрытого смысла, зато зрители зйают, что.Гамлет имеет в виду короля Клавдия, женившегося на его матери, и, думая о нем, при­слушиваются к подтексту диалога. На том, что реплика одновременно и часто по-разному воспринимается несколь­кими слушателями, построено множество театральных прие­мов: драматическая ирония, раскрытие тайных помыслов переодевание и пр. Переводчику в этих случаях прихо­дится выбирать такие формулировки, чтобы реплика обрела многозначность.

В комедии Мольера Эльмира хочет уверить своего супруга Оргона в подлости и нечестных замыслах Тар­тюфа по отношению к ней. Чтобы дать мужу скрыто наблюдать ее «любовную» беседу, она при нем намекает, что отвечает Тартюфу взаимностью на его чувство, а Тар­тюф совершенно по-торгашески требует доказательств. Притворяясь, что согласна, Эльмира говорит:

Sans doute il est fâcheux d'en venir jusque-là, Et c'est bien malgré moi que je franchis cela; Mais puisque Ton s'obstine à m'y vouloir réduire, Puisqu'on ne veut point croire à tout ce qu'on peut dire, Et qu'on veut des témoins qui soient plus convaincants, Il faut bien s'y résoudre et contenter les gens. Si ce consentement porte en soi quelque offense, Tant pis pour qui me force à cette violence: La faute assurément n'en doit pas être à moi.

Тартюф с готовностью принимает на себя упрек з том, что мужская недоверчивость доведет Эльмиру до греха. Между тем зритель видит, что упрек этот адресо- ван сидящему под столом Оргону. Для драматической ситуации существенна именно двусмысленность слов Эльмиры, в ее реплике заключена одна из главных идей пьесы: осужден не только соблазнитель Тартюф, но и недоверчивый Оргон. В переводе Лозинского слова «кто требует так бурно» относятся одновременно к обоим партнерам Эльмиры: ^

Конечно, тяжело ступить на этот путь,

И этого сама я не хочу ничуть;

Но раз уже меня упорно вынуждают,

Мои признания порукой не считают

И верить без других свидетельств не хотят,

Придется уступить и сделать, как велят.

И если, согласясь, я поступаю дурно,

Тем хуже для того, кто требует так бурно;

Во всяком случае, вина тут не моя. Для цедошюсти пьесы и напряженности действия осо­бенно важны случаи зловещей драмат и ч е с к о й иронии, когда незначительное как будто высказывание персонажа приобретает для зрителей характер неосознан­ного предвестия бедствййГгрозящих герою.

Множеством таких скрытых пророчеств славится «Макбет» Шекспира. Леди Макбет так отвечает на сооб­щение мужа о прибытии короля Дункана:

Не that's coming must be provided for.

Точно перевел ироническое provided for — «хорошо обеспечен» (т. е. убит) Б. Пастернак: («Придется позабо­титься о госте») и современный немецкий переводчик Рихард Флаттер:

Er, der kommt, Muß vohl versorgt sein.

Однако многие другие переводчики, не уловив иро­нии, скалькировали шекспировскую фразу. Так сделал, например, переводя на французский, М. Метерлинк: