Содержание доказательства

Существующий мир является самым лучшим среди всех возможных. Доказывая это положение, Лейбниц писал: “Из высочайшего совершенства бога следует, что при творении мира он избрал план возможно наилучший, соединяющий в себе величайшее разнообразие вместе с величайшим порядком... все раз навсегда приведено в такой порядок и согласование, как только возможно, ибо высочайшая мудрость и благость могут действовать только в совершенной гармонии” ⁴.

57

В сущности тот же смысл имеют и телеологические аргументы современных богословов. Американский француз Дюней (Du Näy) в своей недавно опубликованной книге “Человеческая судьба”, ссылаясь на факты эволюции, пытается обосновать теорию телефинализма. Он утверждает, что бог путем биологической эволюции достигает своих заблаговременно поставленных далеких целей ⁵. Петер Бертоцци в книге “Эмпирические аргументы в пользу бытия бога в новейшей английской мысли” пытается дать телеологическому доказательству “более широкую аргументацию”. Во всем, что окружает нас, он хочет найти какое-то, подчас скрытое целесообразное значение. После изрядной доли рассуждений и примеров Бертоцци пишет: “Если высшее имеет человеческое значение, тогда мы должны сделать заключение о боге” ⁶.

В большом почете телеологическое доказательство и у богословов нашей страны. Уже упоминавшийся нами Ламишнин, несмотря на мрачный тон своей книги и пророчества о гибели мира, все же находит возможным вооружиться телеологизмом и доказывать бытие бога ссылкой не на разрушение, а на “удивительную гармонию” этого мира ⁷. Последние слова его рукописи так и звучат: “Наличие целесообразности и гармонии, повсюду разлитых во Вселенной, служит доказательством бытия бога”.

Для кого целесообразно?

Научный анализ телеологического доказательства бытия бога, по нашему мнению, следует начать с разбора посылки о всеобщей целесообразности в природе, Верна ли она?

Целесообразными мы называем такие явления и действия, которые существуют или совершаются во имя какой-то поставленной цели.

Совершенно ясно, что приписывать природе такие же определенные цели, какие свойственны людям, можно только по прямой аналогии между сознанием человека и явлениями внешнего мира. Но познание Вселенной с такого именно олицетворения неведомых человеку сил природы и начиналось.

58

На заре цивилизации люди были еще не в силах разделить внешнее и внутреннее в своих восприятиях, найти сознательные четкие критерии, позволяющие отличать “я” от “не-я”. В силу этого люди не только верили в реальность своих снов и переселение душ, но также одушевляли окружающие их предметы, деревья и камни, животных, стихии. Как воспоминание от этого времени остались нам такие выражения, как “море смеется”, “небо нахмурилось”, “солнышко играет”.

В те далекие времена было вполне естественным считать, что каждое явление природы имеет свою собственную цель, свой сокровенный смысл. Такая “естественная телеология” отражала узость производственной практики людей, неразвитость их мышления. В дальнейшем, когда люди поставили вопрос о сущности вещей, когда старое мифологическое восприятие мира отошло в прошлое, телеологическое отношение к миру было поколеблено. Уже древнегреческие атомисты Левкипп и Демокрит полагали, что все в мире совершается без вмешательства богов, в соответствии с естественными законами, не имеющими ничего общего с понятием “цели” или “конечной причины”. Тем не менее еще долгие столетия в мире господствовала идея целесообразности, с помощью которой телеология пыталась объяснить реальное соотношение причин и следствий, не поддававшееся в то время объяснению с помощью зачатков научного знания.

Монотеистические религии углубили и укрепили телеологическое миропонимание, превратив его в один из самых серьезных аргументов в пользу всеединого бога – создателя мира видимого и невидимого.

Потребовались века развития и совершенствования естественнонаучного и философского сознания, прежде чем телеологический взгляд на мир оказался поколебленным. Даже такой выдающийся философ-материалист как Д. Дидро, еще в молодости порвавший с религией и церковью, дольше всего колебался именно в вопросе о целесообразном устройстве мира. В работе “Философские мысли” он писал: “Разве божество не запечатлено столь же ясно в глазу насекомого, как способность мыслить в произведениях великого Ньютона?.. Подумайте же, что я вам противопоставляю только крыло бабочки, только глаз клеща, а я мог бы раздавить вас тяжестью всей Вселенной. Именно при этом рассуждении и при некоторых других, я допускаю существование бога...” ⁸

59

Лишь к концу XVIII – началу XIX столетия в естествознании стал вырабатываться принцип историзма, рассматривающий отношение вещей и явлений в процессе их долгой естественной эволюции. Кант и Лаплас проложили дорогу историзму в астрономию, Ч. Ляйелль – в учение о прошлом нашей планеты, Г. Гегель – в философию; наконец, Ж. Ламарк, Ч. Дарвин и А. Уоллес – в биологию. С метафизикой было покончено. Развивающийся, насчитывающий миллионы лет эволюции, неисчерпаемый в своих свойствах и диалектических взаимопереходах, многокачественный мир уже не нуждался ни в творце, ни в целеполагании, свойственном разумному существу – человеку. Целесообразность природы оказалась – наряду с чудовищной нецелесообразностью и бессмысленностью (разумеется, со старой, олицетворяющей точки зрения) – лишь одной из характеристик ее вещества. Целесообразность потеряла божественный ореол и стала относительной, легко объяснимой действиями естественных факторов на протяжении огромных отрезков времени. “Если, следовательно, – писал Ф. Энгельс, – древесные лягушки и питающиеся листьями насекомые имеют зеленую окраску, животные пустынь – песочно-желтую, а полярные животные – преимущественно снежно-белую, то, конечно, они приобрели такую окраску не намеренно и не руководствуясь какими-либо представлениями: напротив, эта окраска объясняется только действием физических сил и химических агентов. И все-таки бесспорно, что эти животные благодаря своей окраске целесообразно приспособлены к среде, в которой они живут...” ⁹

Так последовательное развитие науки привело ее к выводу о несостоятельности телеологического миропонимания. Любопытно, однако, что наиболее глубокие умы, свободные от схоластического образа мышления теологов, всегда понимали, что последовательное проведение телеологического принципа не укрепляет, а подрывает веру во всемогущего и всеблагого создателя. Вольтер, например, в своем “Кандиде” жестоко высмеял богословов-пангло-сов, утверждавших, что носы созданы для того, чтобы очки не падали, а свиньи – чтобы на столе у людей целый год не переводилась свинина. Немецкий поэт Гете иронизировал, что бог, по-видимому, пробковое дерево создал для того, чтобы было чем закрывать бутылки с вином.

60

А Гейне в своем знаменитом “Путешествии по Гарцу” едко высмеял некоего наставника, утверждавшего, что деревья зелены оттого, что зеленый цвет полезен для глаз. “Я признал его правоту, – пишет Гейне, – и добавил, что бог также сотворил рогатый скот потому, что мясные супы подкрепляют человека, ослов сотворил затем, чтобы они служили людям для сравнения, а самого человека – чтобы он ел мясные супы и не был ослом. Мой спутник пришел в восторг, обретя единомышленника, его лицо заблестело еще радостнее, и при прощании он совсем растрогался” ¹⁰.

Современный английский философ Бертран Рассел спрашивает: “Когда начинаешь вдумываться в аргумент целесообразности, то просто диву даешься, как могут люди поверить, будто наш мир, со всеми вещами, в нем находящимися, со всеми его изъянами, является самым лучшим, что смогло только создать всемогущество и всеведение на протяжении миллионов лет. Я действительно не могу поверить этому. Неужели вы думаете, что если бы вас наделили всемогуществом и всеведением, да еще дали в придачу миллионы лет, чтобы совершенствовать созданный вами мир, то вы не смогли бы создать ничего лучшего, чем ку-клукс-клан, фашисты или м-р Уинстон Черчилль?” ¹¹

Целесообразность тех или иных явлений в природе вообще очень условна, относительна. Например, быстрые ноги зайца – большая целесообразность для самого зайца, но вопиющее безобразие для престарелой лисы. Наблюдая “божественные творения”, например, в области животного мира, верующий невольно вынужден прийти к выводу, что бог жесток и коварен. “Я не могу убедить себя, – писал по этому поводу Дарвин, – что благодетельный и всемогущий бог преднамеренно сотворил Ichnu-monidae с нарочитой целью, чтобы они питались живым телом гусениц, или устроил так, чтобы кошка играла с мышью” ¹².