Глава 3

Власть и традиционное господство

87

Африки и Америки, целый ряд как отечественных, так и зарубежных историков и антропологов в период I960—1970-х годов пришел к мне­нию, что в ранних государствах частной собственности еще не сущест­вовало и только с формированием зрелых форм доиндустриальных обществ появляется институт частной собственности (А.И. Неусыхин, А.Я. Гуревич, Э. Сервис, A.M. Хазанов, X. Классен, П. Скальник, Л.С. Васильев, В.П. Илюшечкин и др.; подробнее см. гл. 4).

Возник вопрос, как определять уровень развития этих обществ. В западной науке догосударственные общества стало принято именовать вождествами, а появившуюся государственность — «архаическим», или «ранним», государством. Среди отечественных авторов длительное время была популярна концепция «дофеодального периода» А.И. Не-усыхина, позднее большинство вышеупомянутых советских ученых и их последователей (некоторые не без влияния зарубежных коллег) приняли идею о необходимости выделения трех этапов:

(1) предгосударственного общества, в котором большинство населе­ ния уже отстранено от управления обществом («дофеодальное общест­ во», «предклассовое общество», «военно-иерархические структуры», «протогосударство-чифдом», «вождество» и др.);

2. «раннего государства», знакомого с эксплуатацией, но не знающе­ го частной собственности («раннеклассовое общество», «раннефеодаль­ ное», «варварское» или «сословное» государство и проч.);

3. традиционное государство, знакомое с частной собственностью («зрелое государство», «сословно-классовое общество» и т. д.).

Но если частная собственность появляется только на третьей из выделенных стадий, в период уже сложившегося доиндустриального государства, на основе чего тогда складываются отношения эксплуата­ции в ранней государственности? Этот вопрос был обстоятельно иссле­дован Л.С. Васильевым (Васильев 1982; 1983). Васильев исходит из раз­виваемой им билинейной теории социальной эволюции. Он полагает (см., например, вышеприведенные цитаты), что западная цивилизация осно­вывалась на частнособственнических отношениях, а государство явля­лось инструментом в рамках господствующего класса. На Востоке част­ная собственность была усеченной, подчиненной, а отчуждение прибавоч­ного продукта осуществлялось на основе «ренты-налога». Опираясь на разработки антропологов-субстантивистов, Л.С. Васильев пришел к выводу, что «рента-налог» восходит по своей сути к редистрибутивным отношениям. Обладающий правом перераспределения политический лидер не является собственником средств производства. Однако он — в силу выполняемых должностных функций — распоряжается ими и может передоверять свои полномочия помощникам, руководителям структурных подразделений, старейшинам деревень.

Возникает хорошо известный специалистам феномен перекрыва­ющих друг друга прав на землю: одна и та же земля принадлежит и обрабатывающему участок общиннику, и общине в целом, от

имени которой ее распределяет старейшина, и региональному вож­дю, который стоит над верховным старейшиной и поручает ему де­лить эту землю, и, наконец, верховному собственнику, без согласия которого тоже обойтись невозможно... это явление обычно никого не смущало, ибо подтверждало то, что было нормой: земля не явля­ется частной собственностью, она принадлежит всем, но в строгом соответствии с той долей владения, власти над ней, которой реаль­но располагал каждый из ее владельцев, снизу доверху (Васильев 1982: 83).

При этом складывается тенденция превращения регулярных подно­шений общинников в «ренту-налог», а общественных работ в отработоч­ную повинность. Иными словами, речь идет о становлении феномена иерархического владения средствами производства в соответствии с занимаемым местом в общественной иерархии. Данное явление было предложено Л.С. Васильевым именовать термином «власть-собствен­ность». В социобиологической подоснове данного процесса, по всей видимости, находятся потребности в установлении асимметричных иерархических связей, стабилизирующих сообщество как систему, тер­риториальное поведение, а также индивидуальное стремление особей к доминированию (подробнее см. гл. 2).

Вследствие этого власть-собственность можно определить как феномен, дающий возможности перераспределения и использования человеком собственности (коллективной, государственной, общенарод­ной и т. д.) в силу его должностной власти и статуса.

Власть-собственность была распространена не только в доиндустри­альных обществах. Она существует во всех редистрибутивных общест­вах (т. е. в обществах, где главенствующим является не частная собст­венность и рыночная экономика, а перераспределение продуктов по вертикали). Она существует и в плановом индустриальном обществе, где именно причастность к власти, к каналам перераспределения, но не к собственности, дает человеку право на пользование и обладание теми или иными вещами или привилегиями.

Данная сторона института власти-собственности применительно к современным обществам хорошо была отражена М. Восленским в его эссе о советской номенклатуре.

Главное в номенклатуре - власть. Не собственность, а власть. Буржуазия — класс имущий, а потому господствующий. Номенк­латура — класс господствующий, а потому имущий. Капиталистиче­ские магнаты ни с кем не поделятся своими богатствами, но по­вседневное осуществление власти они охотно уступают професси-■;; ональным политикам. Номенклатурные чины — сами профессио-, нальные политики и, даже когда это тактически нужно, боятся отдать крупицу власти своим же подставным лицам. Заведующий >, сектором ЦК спокойно относится к тому, что академик или вид-

88