Глава 4

От первобытности к государству

149

туры и полиции. Не было ни налогов, ни аппарата для их сбора. Подати с провинций и рента за общественные земли собирались откупщиками. Истец сам обеспечивал явку ответчика в суд и сам же должен был забо­титься об исполнении приговора. Все это свидетельствует, по ее мнению, о том, что «в Риме того времени, по существу, не было органов, способ­ных принудить исполнять законы, да и сами законы не имели санкции» (Штаерман 1989: 88). В качестве этапов на пути к государственности Штаерман рассматривает диктатуру Суллы, правление Помпея, первый триумвират, триумф Цезаря. Но только при Августе был завершен про­цесс создания государства (административный аппарат, преторианская гвардия, когорты стражи, профессиональная армия).

Почти все участники той дискуссии высказались против данной кон­цепции. Лишь два человека прямо выступили в поддержку мнения Е.М. Штаерман. Один из поддержавших предположил, что причина это­го в приверженности отечественных антиковедов к «эмпирическим, ан­титеоретическим исследованиям» (любопытно, что другой, принявший позицию Штаерман, был иностранец). Однако, как мне кажется, дело не только в этом. С точки зрения марксистской теории истории, античное общество было принято за некий эталон — классический образец древне­го рабовладельческого государства. Это востоковедам было необходимо ломать голову, как и почему их общества отличались от эталона, какое место занимало рабство в их цивилизациях, почему не рабы, а крестья­не строили пирамиды фараонам, куда подевалась частная собственность на Востоке, почему между древностью и средневековьем в Азии не существовало столь же очевидного различия, как в Европе между античностью и феодализмом.

В антиковедении подобных проблем не существовало. Здесь все было на месте — классы, эксплуатация, собственность. Значение и роль рабства для Греции и Рима представлялись очевидными. В Риме даже были зафиксированы большие восстания рабов — почти революции. Существовала логически непротиворечивая теоретическая база. Еще классиками социализма, в особенности Энгельсом в «Происхождении семьи...», был изложен марксистский взгляд на главные вопросы про­исхождения государства и классов в Греции и в Риме. Эти положения были уточнены советскими академиками в 1930-е годы и растиражиро­ваны в многомиллионных учебниках для средней и высшей школы. После всего этого на долю ученых осталось только подтверждать в очередной раз верность выводов марксистского учения либо уточнять многочисленные детали тех или иных частных вопросов. Скорее всего, именно комплекс этих обстоятельств сыграл злую шутку с отечествен­ным антиковедением, обусловил стойкий иммунитет к теоретическим и компаративистским изысканиям, к пересмотру, казалось бы, общеиз­вестных аксиом.

Однако признание греческого и римского обществ безгосударствен­ными заставляет совершенно по-иному посмотреть на многие вопросы. Если принять точку зрения, что полис не является государством, то

следует признать, что совсем необязательно безгосударственное общество должно быть первобытным и, следовательно, цивилизация необязательно предполагает существование государственности. Сто­ронниками многолинейной теории исторического процесса обосно­вывается точка зрения, согласно которой отсутствие государственнос­ти необязательно предполагает низкий уровень развития общества (Kradin, Korotayev, Bondarenko et al. 2000; Крадин, Коротаев, Бондарен-ко, Лынша 2000). В этой главе уже цитировались^исследования А.В. Коротаева, согласно которому в северо-восточном Йемене процесс перехода от иерархической системы к власти с горизонтальной племен­ной организацией сопровождался появлением классических признаков стадии «цивилизации» — частной собственности, товарно-денежных отношений, письменного права.

Нечто подобное можно найти в истории цивилизации кельтов (гал­лов). Кельты заселяли большую часть Западной и Центральной Евро­пы в I тыс. до н. э. В технологическом отношении кельты опережали многие народы Европы. Они строили глубокие шахты для получения соли и ртути, раньше других научились выплавлять железо и сталь, делать стальное оружие, создавать стеклянные украшения без швов, отмывать золото в Альпах. Это была многочисленная этнополитичес-кая общность с единым языком и религией, деньгами. В кельтском обществе существовала развитая социальная дифференциация и мно­жество рангов. Однако у кельтов не было ни письменности, ни едино­го государства. Всего существовало около ста кельтских политий. Ар^ хеологи предполагают, что они более всего подобны вождествам. В период перехода от гальштата к латену наследственная власть вождей исчезла, контроль перешел в руки знати и выборных магистратов. Кельтские oppidia представляли собой настоящие города с длинными улицами, кварталами ремесленников, святилищами, мощными форти­фикационными сооружениями. Наиболее крупные из них имели пло­щадь в пределах 600—1600 га. Если судить по отчетам Цезаря римское му сенату, легионеры уничтожили несколько сот oppidia, количество истребленных кельтов исчислялось сотнями тысяч.

Еще одним альтернативным государству вариантом является соци­альная эволюция сложных обществ кочевников-скотоводов. Этногра­фические исследования скотоводческих народов Передней Азии и Африки показывают, что экстенсивная пастушеская экономика, низкая плотность населения, отсутствие оседлости не предполагают необходи­мости развития сколько-нибудь институализированной иерархии. Сле­довательно, можно предположить, что потребность в государственно­сти для кочевников не была внутренне необходимой.

Сложная иерархическая организация власти в форме «кочевых империй» и подобных им политических образований развивалась у номадов только в тех регионах, где они были вынуждены иметь дли­тельные и активные контакты с более высокоорганизованными земле-дельческо-городскими обществами (скифы и древневосточные и антич-

150