Глава 5

Политическая антропология и современность

159

статусом в мужском союзе или в тайном обществе. При этом продви­жение вверх по иерархии в одной системе, как правило, сопровождает­ся повышением статуса в другой; лидеры традиционной системы иерар­хии, прямо не представленные в официальной политической власти, нередко оказывают сильное влияние на принятие важнейших полити­ческих решений. Более того, поскольку параллельные структуры час­то обладают более сильным влиянием на своих сторонников, чем госу­дарство, они оказывают прямое воздействие на характер, формы и темп демократической эволюции. Поэтому перспективы стабильной демократизации зависят от того, смогут ли правительства посттрадици­онных стран договориться с этими влиятельными социальными силами о приемлемом для обеих сторон механизме раздела сфер влияния и распределении материальных ресурсов (Бочаров 1992: 218-219; Owusu 1997: 147-148).

Искажение изначальных целей модернизации демонстрируют и результаты прямого внедрения в традиционные общества западных либерально-демократических институтов. Многопартийная система, парламентаризм, разделение различных ветвей власти и т. п. — все это нередко вызывает обратные результаты, весьма нежелательные с точ­ки зрения задач демократизации. Поскольку колониальные в недавнем прошлом общества сохраняют свою традиционную социальную ткань, партийные организации часто формируются на родоплеменной или конфессиональной основе (Sandbrook 1996). Выборы в представитель­ные органы власти в таких условиях основываются не на политических программах, а на их принадлежности к тем или иным традиционным структурам.

Для примера можно сослаться на процедуру выборов в парламент Папуа-Новой Гвинеи в 1964 г. Количество кандидатов в каждом избира­тельном округе, как правило, соответствовало числу племенных или родовых групп, проживавших на этой территории. Предвыборные кам­пании организовывались в виде традиционных празднеств с обильными раздачами пищи и даров (Бутинов 1995). В Таиланде голоса отдаются не той или иной партии, а так называемому «большому человеку», который пользуется поддержкой своих клиентов и иных лиц на основе нефор­мальных связей. Да и сами партии созданы на основе личност-ных отно­шений вокруг того или иного авторитетного лидера (Хорос 1996: 94— 106). Нетрудно заметить, что аналогичным образом организованы едва ли не все (за исключением, пожалуй, КПРФ) политические партии совре­менной России.

Нередко в электоральную борьбу вовлекаются большие массы лю­дей, не имеющих элементарного демократического опыта. Она выли­вается в крупномасштабные межплеменные, межэтнические или меж­религиозные столкновения. Все это ведет к внутренней политической нестабильности, кризисам и политическим переворотам.

Национализм

В отличие от отечественной науки, где национализм понимается как шовинизм, в западной антропологии национализм принято разделять на гражданский (территориальный) и этнический (Геллнер 1991). Этниче­ский национализм является следствием экономической и политической модернизации в мультиэтничных обществах. Индустриализация, а в современности и глобализация ведут к унификации всех сторон обра­за жизни и культуры, что предполагает рост этнической напряженно­сти и национализма. Примером этого может служить любое азиатское государство СНГ, где партии и движения, возникшие в годы перестрой­ки и после распада СССР, организованы по этническому признаку.

Резюмируя изучение постсоветского национализма, A.M. Хазанов приходит к выводу, что схема межнациональных отношений в постсо­ветском пространстве не изменилась. В целом, по его мнению:

1. Слом коммунизма в Советском Союзе и странах Восточной и Центральной Европы в большей степени был обусловлен влиянием внешней ситуации, нежели вследствие факторов внутреннего разви­ тия.

2. Перспективы демократизации в определенной мере опосредова­ ны прежним политическим опытом общества и степенью его сопро­ тивления тоталитаризму.

3. Как на территории бывшего Советского Союза, так и во мно­ гих странах бывшего соцлагеря в Европе у власти остались в основ­ ном старые коммунистические элиты, вышедшие из прежнего режи­ ма. Место русской номенклатуры заняла национальная номенкла­ тура.

4. Несмотря на то, что некоторые атрибуты и процедуры либе­ ральной демократии оказались внедренными в посткоммунистичес­ кое общество, бюрократический аппарат, силовые структуры и иные институты прошлого по-прежнему имеют важный вес.

5. В странах бывшего СССР государство продолжает осуществ­ лять произвольный контроль над экономикой.

6. В посткоммунистических обществах национализм заменил коммунизм в качестве господствующей и государственной идеоло-

• гии.

7. В целом, суммирует Хазанов, социальное пространство для ста­ новления гражданского общества в большинстве посткоммунисти­ ческих стран остается ограниченным (Khazanov 1995: 92—94).

Подводя итоги, Хазанов приходит к выводу, что схема межнацио­нальных отношений в постсоветском пространстве не изменилась. Если для большинства представителей наций нерусской национальности из «братских» республик Советского Союза экономическое процветание и национальное возрождение прямо связывалось с политической незави-

160