Глава 5

Политическая антропология и современность

169

В Киргизии имеется несколько уровней традиционной структуры элиты, которая так и не была разрушена технологической и культурной модернизацией, проведенной в советский период. Она «лишь ослабила, но отнюдь не ликвидировала веками сложившуюся иерархию подчине­ния и соподчинения племен и кланов, их борьбу за влияние и власть» (Васильев 1998: 296).

На самом высшем уровне иерархии элита подразделяется на две противостоящие друг другу группировки выходцев из южных и север­ных районов Киргизии при общем доминировании выходцев с севера. Истоки данного противостояния уходят в двухкрыльевую систему тра­диционной генеалогической организации кочевников. Дуальное деление политической элиты усложнено наличием ряда авторитетных кланово-родовых групп. Среди северян это, например, роды тугу (Иссык-Куль), салто (Чуйская долина), но особенно клан сары-багы (Чуйская долина и Наранская область), из которого, кстати, происходит президент Кир­гизии А. Акаев.

Помимо этого в последние годы прослеживается тенденция активи­зации представителей бывших аристократических (манапских) кланов, оттесненных от механизмов власти и контроля в годы советской влас­ти (Кушнер 1924). Последние интенсивно участвуют в борьбе за влия­ние на местном уровне, пытаются продвинуть своих ставленников на те или иные ключевые должности в различных ветвях аппарата власти, стараются вытеснить «неродовитую» партийно-государственную номен­клатуру, сделавшую карьеру в годы советской власти (Васильев 19986: 296-297).

В Таджикистане клановое разделение может быть прослежено в нескольких аспектах (Там же: 217—219, 242—243): прежде всего оно прослеживается по линии «север» (условно Ленинабадский район с большей численностью городского населения) — сельскохозяйственный «юг». Аенинабадская группа (худжандский клан) традиционно является одним из наиболее авторитетных формирований. Ее представители в советское время занимали ключевые партийно-государственные долж­ности в республике. Эта традиция отчасти продолжает сохраняться и в постсоветское время. В частности, бывший президент Таджикистана Р. Набиев — выходец из худжанского клана. Кулябская группировка в противопоставлении «элитному» северу отражает интересы жителей сельскохозяйственных районов. После прихода к власти представите­ля этого клана — Э. Рахмонова началось постепенное вытеснение лени-набадцев с ключевых постов в правительстве, силовых ведомствах и правоохранительных органах, идеологических институтах. Гиссарская община и географически, и политически занимает промежуточное поло­жение между Ленинабадом и Кулябом. Гамарская (каратегинская) груп­пировка сосредоточила свои интересы вокруг торговли и потребитель­ской кооперации. На ее базе создана Исламская партия возрождения, экстремистские группы 6оевиков-«вахха6итов». Особое положение зани­мают памирцы [бадахшанская группировка), говорящие на восточнои-

райских языках и являющиеся в отличие от большинства таджиков-сун­нитов шиитами-исмаилитами. По мнению специалистов, это маленькая таджикская «Сицилия» (особенно если вспомнить теорию о специфике политической системы горских народов).

Более изученными представляются вопросы клановой политической структуры Казахстана. В этническом самосознании казахов выделяются четыре уровня: 1) общеэтнический, 2) локальный (жуз), 3) родоплемен-ной, 4) территориальный, вне зависимости от этнической принадлежно­сти. Локальная (клановая) структура основана на генеалогии жузов (Большой, Средней и Малой орды). Большой жуз традиционно кочевал в районе Семиречья. Средний жуз занимал территорию Восточного Казахстана. Младший жуз располагался в Западном Казахстане. Одна­ко генеалогически выше любого из жузов стояли привилегированные кланы — потомки Чингисхана торе и потомки святых тожа (Наумова 1991; Масанов 1996; Смагамбетова 1998; Савин 2000).

Северные казахи, как правило, знают название своего жуза и пле­менной группы более низкого таксономического уровня. На юге данная информация имеет более существенное значение, поскольку от этого зависит статус и материальное состояние человека (особенно в условиях социалистического дефицита). Старшее поколение даже старается при­держиваться экзогамии. Родовое деление может быть прослежено в похоронной обрядности, поскольку при проведении похорон семья умершего должна одарить подарками старейшин всех родовых (клано­вых) групп, проживающих в данном населенном пункте (Наумова 1991).

Казахский антрополог Н.Э. Масанов (Масанов 1996) подробно рас­смотрел историю борьбы между клановыми группировками Казахстана в XX в. В советское время, несмотря даже на жестокие сталинские ре­прессии, представители Среднего жуза длительное время преобладали в казахской интеллектуальной элите: в искусстве (например, О. Сулейме-нов, М. Тулебаев, Ш. Айманов), в науке (многие академики и даже пре­зиденты АН КазССР), отчасти в партийно-государственном аппарате (самый первый секретарь ЦК Компартии Казахстана Д. Шаяхматов, предсовмина Н. Ундасытов и др.). С 1960-х годов лидирующие позиции перехватьшает Старший жуз. Первым его знаменитым выдвиженцем был «главный» казахский поэт Джамбул. Выходцем из Старшего жуза был Д. Кунаев, занимавший главный партийный пост в республике с 1962 по 1986 г. Пользуясь личными связями и покровительством Л.И. Брежнева, Кунаев постепенно расставил на многие ключевые должнос­ти своих соплеменников и родственников. Его младший брат — А. Куна­ев стал президентом АН КазССР. При нем начали карьеру А. Аскаров, А. Аухадиев, Н. Назарбаев. В годы правления Кунаева каза­хи в целом активно рекрутировались в партийно-государственный аппа­рат всех уровней. К 1989 г. они составляли 51% административного пер­сонала, но только 3% квалифицированных и 11,3% неквалифицирован­ных рабочих в республике (Khazanov 1995: 159—160). Но к 1994 г. дис­пропорция достигла еще больших размеров. Доля казахов в аппарате

170