Эмпириокритическая концепция жизни

Авенариус трактует жизнь как "биологическую экономику", кото­рая есть взаимодействие противонаправленных процессов, стремящихся уравновесить друг друга Если тот или другой процесс гипертрофиро­ванно превалирует — наступает смерть Это значит, что процессы в живом организме ведут к смерти Оптимум жизни, по Авенариусу, — это "жизненный максимум сохранения", а жизненную активность мож­но представить в виде шкалы, где колебания "в сторону потребления" и "в сторону расходов" (работы) должны быть уравновешены.

Поскольку упражнения по выполнению работы ведут к сокращению потребности в нужной для этого энергии, то стабилизация живой систе­мы оборачивается ее экспансией^- чтобы сохранить уровень расходования энергии, организму приходится расширять сферу действия В качестве критерия жизнеспособности организма Авенариус использует принцип наименьшей меры силы^- организм, который более экономно расходует энергетические запасы, имеет больше шансов выжить. Важно, чтобы в процессе жизненной активности был соблюден баланс между приобре­таемыми энергетическими запасами и их расходованием

Жизнь может быть представлена как "стремление к сохранению", и потому как процесс, она обладает временной размерностью. Отсюда, видимо, следует, что в организме, который имеет шансы выжить, дол­жно быть некоторое превышение уровня приобретаемой энергии над расходуемой. Сам Авенариус, впрочем, об этом не пишет; быть может, потому, что идея "роста" как важной характеристики жизни была прак­тически общепринятой как в эволюционной биологии, так и у "филосо­фов жизни" (особенно у Ф. Ницше).

Как безусловно устойчивое состояние, жизнь возможна только в полной изоляции от внешних обстоятельств, а сохранение жизни — при наличии определенных условий (во всяком случае, при отсутствии не­совместимых с жизнью обстоятельств). Если бы "устойчивость жизни" обязательно требовала наличия жизненного максимума сохранения — организм не смог бы пережить собственного рождения^- ведь в этот момент он оказывается исторгнутым в чуждую ему сферу. Но жизнь существует — "вопреки" рождению. Отсюда следует вывод, что орга­низм должен обладать какими-то средствами сохраняться и в условиях неравновесия, стабилизируя свои отношения с окружением Жизнь по­этому нельзя рассматривать только как то, что происходит "внутри" организма: она есть "мир" — такая целостность, где взаимосвязаны "внутреннее" и "внешнее" (противоположность их, тем самым, весь­ма относительна).

Итак, мир предстает перед человеком как совокупность стабильных образований. Изначально такой стабильности нет — между организмом и "иным", еще не превращенным в "мир вещей", существует некая разность потенциалов; организм устремлен на то, чтобы сделать ее ми­нимальной, т.е. свести непривычное к привычному, новое к старому, чуждое к своему В результате таких попыток "враждебное" послеро­довое окружение становится для организма "родиной" Признак "роди­ны" в том, что она, со всеми ее характеристиками, обладает для нас такой степенью очевидности, что мы ее просто не замечаем Лишь ко­гда с "родиной" случается катастрофа, мы узнаем, что она есть (или была)

Акт рождения — это переход организма из равновесного с условия­ми его бытия, защищенного состояния в незащищенное И поэтому бытие в мире, которое следует за актом рождения — катастрофа; сам акт рождения — первая из жизненных катастроф Ее следствие, родо­вая травма, накладывает печать на все последующее бытие в мире; любое дальнейшее поведение по сути своей — стремление вернуться в изначально безопасное состояние, в материнское лоно. Поскольку de facto это, разумеется, невозможно, то вся история предстает как сово­купность действий, замещающих желанное возвращение: то, что бывает (т. е. повторяется), скоро становится привычным.

Согласно Авенариусу, понимание мира — это вовсе не "отражение", а целостное отношение к нему и поведение в нем. Любое изменение обстоятельств, всякая попытка справиться с внешней помехой — акт рождения в миниатюре, который начинается с проблематизации и за­канчивается депроблематизацией. Поэтому в рождении укоренена связь самосохранения с пониманием мира, а стремление достичь жизненного максимума сохранения тождественно стремлению все так устроить в мире, чтобы он стал "родиной".

Таковы биоонтологические предпосылки общего мировоззренчес­кого тезиса Авенариуса (с которым, кстати, был солидарен и Мах): в подлинной, изначальной действительности нет ни "физи­ческого", ни "психического", а только "третье". Здесь "пси­хическое" — это аналог Декартовой мыслящей вещи, res cogitans; соот­ветственно, "физическое" — аналог вещи протяженной, res extensa, а "третье" — живой организм, который соединил в себе "внутреннее" и "внешнее", "физическое" и "психическое". Это значит, что существует непрерывная последовательность переходов "наружу" и "внутрь", а "сознание" и "материя" соответственно суть "предельные ценности" единого совокупного целого — жизни, каковая и есть сущее "по истине".

В соответствии с моделью мира, где организм играет роль активного "центра", построена и теория познания Авенариуса. Он расценивает восприятия как нечто большее, нежели совокупность данных, имеющих внешний источник: они всегда аплерцепированы; т. е. каждый этап постижения мира зависит от предшествующего, а процесс познания все­гда есть подведение очередных чувственных восприятий под уже обра­зованное ранее общее понятие. Делается так из экономии, поскольку для подведения нового под старое требуется меньше усилий, чем для формирования изначального представления. Однако механизм эконо­мии чреват расточительством, поскольку, например, совокупность при­знаков АВР можно принять за уже знакомую совокупность ABC; тем самым новому комплексу может быть приписано то, что ему не прису­ще. Впрочем, это даже удобно — до тех пор, пока мы не замечаем ошибки, т. е. пока не обнаруживаются признаки, мешающие привычной операции подведения нового под старое.

Логическое противоречие в рассуждении вызывает "чувство неудоб­ства", что свидетельствует о напрасной трате сил. Гармония и последо­вательность мысли, напротив того, "экономны". Происходящее в ре­зультате стремления к экономии очищение опыта может быть инстинк­тивным, но лучше, если оно осуществляется сознательно; в итоге имеет место чистый опыт.

Для того чтобы избавиться от замеченной ошибки необходимо про­йти три фазы: дифференцировать используемое доселе общее понятие, приблизить его к новому опыту и, наконец, очистить опыт Дифферен­цирование понятия в ходе анализа опыта ведет к образованию системы понятий, отличающихся по степени общности. Если в системе все хоро- iiio устроено — появляется "чувство безопасности" Наиболее общее понятие системы — "последнее понятие", или "центральное представ­ление". Оно незаметно, поскольку используется чаще всего и потому разумеется само собою. Предикат, который стоит в центре системы понятий — бытие (оно вместе с тем и "вариация" ощущения). Он "свя­зан со всем", поскольку "сопровождает" всякую апперцепцию. Поэто­му понятие бытия — всеобщий предрассудок. По той же причине это понятие не обладает никаким определенным фиксированным смыслом, оно в содержательном отношении "пусто". Будучи "всеобщим предрас­судком", сопровождающим всякую мысль, понятие бытия неустранимо и сохраняется даже после очищения мысли от всех содержательных предпосылок; его невозможно и определить, поскольку никакие харак­теристики того, что уже известно, не являются фиксированным содер­жанием понятия "бытие": все, что становится известным, как бы оно ни отличалось от уже известного, опять же есть "бытие"; единственное "свойство" бытия — "простое наличие". Соответственно, общее поня­тие мира — "абсолютный предрассудок".

Такова, в главных чертах, картина мира, предложенная эмпириокри- тиками. Это система, в центре которой — "центральное представле­ние", или "понятие мира", а на периферии — "чистый опыт".

Вследствие переориентации философского исследования с "абсолют­ного субъекта" на познавательную активность человека как живого существа понятие "мир" получило в эмпириокритицизме смысл иной, чем тот , который оно имело в традиционных онгологиях. Это вызвало обвинения в субъективном идеализме и даже солипсизме, которые, впро­чем, свидетельствовали о непонимании смысла концепции эмпириокри­тицизма. А состоял он в том, что программа отказа от любой "метафи­зики" — как идеалистической, так и материалистической — представи­телей этого течения была весьма радикальна. При этом сами они были убеждены, что возвращаются к естественному, т. е. свойственному нор­мальному, простому, близкому природе человеку, еще не успевшему запутаться в сетях метафизических мудрствований, понятию о мире.

В рамках изначального, "естественного понятия о мире", и состав­ные части нашего окружения, и содержание знания о них равно состав­ляют интегральные части нашего опыта, хотя они могут быть отделе­ны друг от друга. Вот здесь-то и коренится, в конечном счете, возмож­ность "метафизики"! Первый, и самый серьезный, шаг в этом ошибоч­ном направлении, по мнению Авенариуса, — трактовка мышления не как интегративной части целостного опыта, а как "продукта мозга". Он самым решительным образом выступает против нее: "Мышление не есть ни обитель, ни повелитель, ни другая половина или сторона и т.д., но равным образом и не продукт, даже не физиологическая функция или хотя бы даже вообще какое-либо состояние мозга"².

Надо учесть, что трактовка мышления философами как прежде все­го или только физиологического процесса в мозгу была во времена Авенариуса не только весьма распространена, но даже превалировала. Поэтому он попытался специально исследовать ее причину, которую обозначил особым термином — "интроекция". Эта тема стала централь­ной в его книге "Человеческое понятие о мире".

Что же такое интроекция? Согласно Авенариусу, это такой акт по­знающего сознания, в результате которого в него входит испытание (переживание) некоей вещи другим человеком. Иначе говоря, в резуль­тате интроекции переживания вещей, которые суть составные части "чужого" непрерывного потока опыта, истолковываются как "просто мои восприятия". В итоге интроекции изначальная целостность, "есте­ственное" единство мира опыта, распадается на два "мира": на внеш­ний мир (тот, который существует вне сознания субъекта, хотя и пере­живается в ощущениях) и мир внутренний (тот, который существует в сознании субъекта, т. е. "сами" переживаемые ощущения). Вместо це­лостного опыта (т. е. непрерывного потока переживаний, в котором слиты воедино содержание и акты переживания), появляются отделен­ные друг от друга и друг другу противопоставленные субъект, кото­рый переживает ощущения, и внешний ему, независимый от него объ­ект, который вызывает ощущения. Но поскольку я отождествляю "дру­гого" (как человека) с самим собою, то и весь мир (поскольку он общий и мне, и другому) тем самым должен был бы стать моим "внут­ренним" миром! Единственный способ избавиться от такого нелепого солипсистского вывода, согласно Авенариусу, состоит в отказе от "ду­ализма внутреннего и внешнего", избавившись от его причины — инт­роекции. Путь избавления от интроекции был долгим. Исторически первым вариантом интроекции, по Авенариусу, был анимизм: способ­ность иметь нечто как "внутреннее", как "содержание души", приписы­валось не только другим людям, но вообще всему сущему. Вслед за анимизмом возникали и сменяли друг друга разные виды идеализма, вплоть до современного Авенариусу "психологизма", который пытался "искать душу" как самостоятельную сущность, отделенную от "объек­тивного мира". Когда в 1865 г. Ф. Ланге выдвинул концепцию "психо­логии без души", —наконец-то начался "наивно-критический" этап из­бавления от интроекции. Однако лишь возникновение эмпириокрити­цизма с его критическим анализом опыта означает радикальное ее уст­ранение.

Если интроекция разрушила изначальное целостное понятие мира, то избавление от нее означает его восстановление. Когда в результате гносеологической критики интроекции первоначальное состояние цело­стности опыта восстановлено, весь процесс его последующей "рациона­лизации" ( который есть одновременно и механизм образования мета­физики и ее история) становится понятен: в ходе этого процесса раз­личные моменты "опыта" — своего и чужого, вещей и мыслей, короче, "элементов" опыта — были оторваны друг от друга, обособлены и даже абсолютизированы.

Поскольку вопрос о реальности внешнего мира как "другой реаль­ности", противоположной внутреннему миру сознания, предстает как проявление "противоестественной" интроекции — вместе с разоблаче­нием интроекции он снимается с повестки дня. Таким образом, эмпири­окритицизм избавляет философов от обсуждения таких проблем, кото­рые, по сути, являются псевдопроблемами, и философия перестает быть метафизикой. Вместе с тем найдены первоистоки бытия и сознания, т.е. именно естественное понятие о мире, которое было прежде утрачено!

Таким образом, естественным результатом критической гносеологи­ческой концепции эмпириокритицизма оказался вывод о целостном опыте, который даже был развернут в своеобразную онтологическую концеп­цию — учение об "элементах мира".