Онтология эмпириокритицизма. Ощущения как "элементы мира"

Эмпириокритицизм нашел много последователей среди естествоис­пытателей, сделавшись, в частности, "физическим идеализмом". Это понятно: в соответствии с требованиями духа времени, подлинная нау­ка об основах бытия должна была базироваться на достижениях опыт­ных наук, к числу которых прежде всего относилась физика— лидер тогдашнего естествознания Для большинства естествоиспытателей и многих философов понятие "физическая реальность" стало синонимом понятия "подлинный мир, как он есть сам по себе". Однако не кто иной, как Мах, выдающийся физик, в своих философских трудах под­верг критике эту установку Тот "физический идеализм", основой кото­рого стали философские идеи Маха, был вовсе не мировоззренческим оформлением достижений физики как частной науки, будь то физика экспериментальная или теоретическая (математическая). После того, как познавательный процесс в физической науке был подвергнут Ма­хом гносеологической критике, итоговую концепцию было бы правиль­нее назвать "психологическим идеализмом": ведь "физическую реаль­ность" (безразлично, трактовать ли ее как совокупность частиц и полей или как систему математических уравнений теоретической физики) Мах и его последователи свели к "комплексам ощущений".

Эмприокритики были более последовательны в проведении своей антиметафизической программы, чем многие психологи, стремившиеся заменить философское учение о "духе" результатами научного исследо­вания психических процессов. Так, если психолог И. Гербарт (1776 — 1831), автор популярного в первой четверти XIX столетия учебника по психологии, стремился объяснить, "как возможно восприятие", т. е. раскрыть механизм порождения восприятий в результате воздействия неких внешних сознанию объектов, то философ Э. Мах расценивал подобное желание как следствие неосознанной метафизической уста­новки, как результат "интроекции"³ Он устраняет как "метафизичес­кую" картезианскую проблему соотношения res extensa и res cogitans. По мнению Маха, физическое тело, данное в опыте, есть то, что само образуется из восприятий, т. е., в конечном счете, предстает как "ком­плекс ощущений" Как "наивный субъективизм" Мах квалифицирует мнение, согласно которому видимое разными людьми как различное — это вариации кажимости, а действительным бытием обладает неизмен­ное, "субстанция". Подлинное, изначальное, целостное и "нейтральное" бытие — это "поток ощущений"; их Мах трактует как "нейтральные элементы мира"; они, будучи элементами опыта, не идеальны и не материальны — они нечто изначальное, и потому "третье"

Сами по себе восприятия, с точки зрения Маха, не содержат в себе ничего субъективного — ведь они есть до начала расщепления потока на субъективное и объективное Материалисты выводят субъективные восприятия из объективных процессов; идеалисты, напротив, объек­ты — из субъективных восприятий И то, и другое возможно, коль скоро существует связь между субъективным и объективным благода­ря их общему источнику Став, по его мнению, выше противоположно­сти этих метафизических систем, Мах проводит "расширенную редук­цию", существенно универсализируя восприятие Не будучи, по его мнению, субъективным изначально, восприятие все же может стать таковым при определенных условиях — когда оно выступает как "пе­режитое содержание" восприятия Тогда элемент, сам по себе нейтраль­ный, становится "достоянием" субъекта, "психическим".

Поскольку Мах не проводит строгого разграничения между психи­ческим и нейтральным, его монизм восприятия оказывается психомо­низмом В его онтологии элементы первоначала не разложены на субъ­ективное и объективное. Только "потом" первичное состояние мира (поток) противостоит — как единство — вторичному, расщепленному состоянию мира, распавшегося на "мир сознания" и "действительный мир".

В ходе последующих шагов развития жизни первичное состояние деформируется внешними обстоятельствами. Такие деформации, закре­пленные памятью, актуализируемые в воспоминаниях, определяют по­следующие восприятия. Сохраняющиеся следы прошлого (воспомина­ния) делают жизнь организма кумулятивным процессом. Этот кумуля­тивный жизненный процесс и есть "опыт", или "интеллект"; в нем припоминание оказывается способом, с помощью которого сознание осовременивает прошлое. Благодаря процессуальности сознания чело­век живет не дискретно, в серии "теперь", сменяющих друг друга, а непрерывно — "ретенционно",т. е. в единстве со временем. Поэтому временность, по мнению Маха, не от природы дана — она есть создание организма. Только мы, люди, "склеиваем" моменты своей жизни — не природа! Так же мы склеиваем из элементов комплексы, а затем обра­щаемся с ними как с субстанциальными вещами. В самой природе нет никаких "комплексов", как, естественно, нет и стабильности. Нечто стабилизируется (точнее, превращается сознанием в стабильное образо­вание) только тогда, когда становится "затравкой" процесса, напомина­ющего образование грозди кристаллов каменной соли: когда к этому изначальному нечто нами присоединяется нечто последующее.

Простейший (и важнейший!) способ стабилизировать комплекс эле­ментов — это приписывать ему имя Оно — "акустический признак" комплекса, сохраняющий его в памяти, признак самый неизменный и удобный. Вокруг него, как ядра, нарастают другие признаки. Поэтому имя — не этикетка предмета, а скорее его арматура: оно функциональ­но, оно по праву представляет индивида, к которому относится. И неважно, что оно случайно по происхождению; неважно также то, что все, обозначенное им однажды, может перемениться. Если остается имя вещи — то остается ее ядро. Но если для начала предпочтительнее слово, то в перспективе, для развития лучше понятие. Хотя суть их одна: экономичнее обходиться с единством так, как если бы оно было тождеством, т. е "одним и тем же".

Ограничение и стабилизация, осуществляемые именем и понятием, согласно концепции Маха — это формирование комплексов элементов. Понятие ассимилирует восприятия, элементы не сами соединяются — их соединяет сознание: понятие есть синтез. Только изначальный мир сразу и бессубъектен, и беспредметен, и непонятен — потому о нем не может быть воспоминания. Анализ воспоминаний доводит до этого пре­дела, но не дальше, поскольку движение против течения — "накапли­вающихся следов" — воспоминаний, против прогрессирующего синтеза заканчивается там, где совершается первый шаг синтеза За этим преде­лом из поля рефлексии, разумеется, исчезает и самое Я, поскольку Я — "не изолированная от мира монада, а часть мира в его потоке, из которого она произошла и в которую ее следует диффундировать"⁴.

Онтология эмпириокритицизма несет на себе следы "картезианского импульса, которым заряжена вся европейская философия, начиная с нового времени: ведь эмпириокритицизм — не что иное, как разновид­ность самоанализа познающего субъекта. Специфика этой концепции — биопсихологизм: на место Декартова cogito в ней поставлено триедин­ство сознания, живого организма и изначальной, нейтральной мировой субстанции. Очевидно также и ее существенное отличие от картезиан­ства: Я в роли островка бытия, связующего центра мироздания, кото­рый выдержал натиск урагана универсального сомнения, отброшено как метафизический предрассудок; оно растворяется в "чистых воспри­ятиях". Мир перестает быть "внешним миром", коль скоро различия между res cogitans и res extensa размыты, мир внешний и внутренний в своем истоке слились — или, что то же самое, распались у Маха на несвязные фрагменты. Авенариус, правда, не пошел столь далеко: он остановился на ступени "принципиальной координации" Я и мира, тем самым сохранив Я как центр мира, что значительно ближе к классиче­скому картезианству.

Таковы истоки, генезис и логика эмпириокритицизма — наследника картезианской методологической традиции. Он возник как "теоретико- познавательный идеализм" в общем потоке антиметафизического тече­ния европейской философской мысли, ориентированной на достижения положительной науки; поэтому в годы своего наибольшего влияния эмпириокритицизм предстал как "физический идеализм".

Вместе со "стабилизацией" неклассической теоретической физики влияние эмпириокритицизма с его эмпиристской ориентацией упало до минимума. Однако его философская история продолжилась — труды Авенариуса оказали немалое влияние на основателя современной фено­менологии Эдмунда Гуссерля. Подобно эмпириокритикам, феноменоло­ги искали "чистое первоначало" философского рассуждения, освобож­даясь посредством специально разработанного для этой цели метода феноменологической редукции от всяческих "предрассудков" философ­ских систем. Но, в противоположность эмпириокритицизму, феномено­логия трактует принятие "естественной установки", веру в существова­ние мира как глубочайший предрассудок научной мысли. В итоге в западной философии место "нейтрального монизма" эмпириокритиков занимает "трансцендентальный идеализм".В нашей стране освоение и осмысление эмпириокритицизма отлича­лась рядом специфических особенностей. В силу обстоятельств, дале­ких от философского содержания и внутренней логики развития этой концепции, "русский" эмпириокритицизм оказался настолько тесно свя­зан с российскими политическими событиями, что превратился из фи­лософского учения в идеологическую конструкцию, не так уж много сохранившую от первоначального содержания Споры были далеко не философскими. Целью их было что угодно, но не установление смысла философских утверждений, и еще менее достижение истины. Самый известный из российских оппонентов эмпириокритицизма, В И. Ленин, был прежде всего политическим деятелем, а для него самым важным стал как раз политико-идеологический аспект, который приобрел "рос­сийский" вариант эмпириокритицизма в силу причин, случайных для философского содержания этой концепции. (Несколько подробнее об эмпириокритицизме на русской почве см. в разделе, посвященном рус­ской философии.)