3.4. Ле­ги­ст­ское по­ня­тие го­су­дар­ст­ва

Легистская концепция государства воз­ник­ла в Гер­ма­нии во вто­рой по­ло­ви­не XIX в. и до­ве­де­на до ло­ги­че­ско­го за­вер­ше­ния в теории Г.Кель­зе­на в XX в. Се­го­дня она рас­про­стра­не­на в го­су­дар­ст­во­ве­де­нии в За­пад­ной Ев­ро­пе.

В этой концепции феномен го­су­дар­ст­ва отождествляется с требованиями за­ко­нов, регламентирующих формирование и осуществление государственной вла­сти. Сами легисты называют эту кон­цепцию “юри­ди­че­ской”, т.е. “право­вой”. Но пра­виль­но на­зы­вать ее имен­но ле­ги­ст­ской, т.е. за­коннической.

Легистское понятие государства под­ра­зу­ме­ва­ет за­кон­ную ор­га­ни­за­цию публичной политической власти, за­кон­ную ком­пе­тенцию власт­ных ор­ганов. Фак­ти­че­ски го­су­дар­ст­во ото­жде­ст­в­ля­ет­ся с пред­писа­ниями кон­сти­ту­ци­он­но­го и ад­ми­ни­ст­ра­тив­но­го за­ко­но­да­тель­ст­ва, за­ко­но­да­тель­ст­ва о су­до­ус­т­рой­ст­ве и т.д. Го­су­дар­ст­вом счи­та­ет­ся то, что пред­пи­сы­ва­ют за­ко­ны о мо­нар­хе, пре­зи­ден­те, пра­ви­тель­ст­ве, су­де, про­ку­ра­ту­ре, по­ли­ции и дру­гих ин­сти­ту­тах вла­сти (не­за­ви­си­мо от то­го, что имен­но пред­пи­сы­ва­ют эти за­ко­ны). Со­дер­жа­ние за­ко­нов о вла­сти мо­жет быть лю­бым, про­из­воль­ным. Го­су­дар­ст­во оп­ре­де­ля­ет­ся че­рез за­кон­ную фор­му вла­сти, но не че­рез со­дер­жа­ние за­ко­нов.

Легистская концепция государства претендует на изучение и объяснение государственности в качестве предмета юриспру­денции (читай – легистики, законоведения), на “юридическое” (законническое) видение го­су­дар­ст­ва, на знание о государстве с позиции профессионального знания законов. Она не отрицает, что государство может быть предметом других социальных наук: пусть со­цио­ло­ги и по­ли­то­ло­ги изу­ча­ют свой предмет – ре­аль­ные властные от­но­ше­ния, пусть фи­ло­со­фы за­даются во­просом об иде­аль­ном го­су­дар­ст­ве, но у за­ко­новедов есть свое – “юридическое” – знание о государстве. Юристы, согласно этой концепции, долж­ны изу­чать дей­ст­вую­щие за­ко­ны; сле­до­ва­тель­но, для юристов-за­ко­но­ве­дов го­су­дар­ст­во пред­став­ля­ет про­фес­сио­наль­ный ин­те­рес толь­ко как со­дер­жа­ние за­ко­нов о государ­стве.

Дей­ст­ви­тель­но, законная форма является характерной чер­той развитой го­сударственно­сти. За­ко­ны ре­гу­ли­ру­ют ор­га­ни­за­цию и дея­тель­ность го­су­дар­ст­вен­но­го ап­па­ра­та, ус­та­нав­ли­ва­ют порядок формирования и компетен­цию го­су­дар­ст­вен­ных ор­га­нов. И ес­ли ре­аль­ные государственно-вла­ст­ные от­но­ше­ния сов­па­да­ют с пред­пи­са­ния­ми за­ко­нов, то зна­ние об ор­га­ни­за­ции и функ­цио­ни­ро­ва­нии государства можно чер­пать из за­ко­нов. Но при этом не следует за­бы­вать, что предписания за­ко­на – это еще не са­мо го­су­дар­ст­во, что за­ко­ны ус­та­нав­ли­ва­ют­ся за­ко­но­да­тель­ной вла­стью государства и что, наконец, реальные госу­дарственно-вла­стные отношения мо­гут отличаться от того, что пред­пи­са­но за­ко­ном.

В легистской же концепции по­лу­ча­ет­ся, что тексты законов – это источник самой государственной власти, а не только источник знания о государстве. Законы о государстве рассматриваются этой концепцией как некая данность. Возникает впечатление, что не государство в лице законодателя соз­да­ет за­ко­ны, а за­ко­н соз­да­ет го­су­дар­ст­во с его законодательной властью.

Ес­ли “со­циологическая” концепция го­су­дар­ст­ва ори­ен­ти­ру­ет­ся толь­ко на фак­ти­че­ские от­но­ше­ния вла­ст­во­ва­ния и пре­неб­ре­га­ет за­кон­ной фор­мой вла­сти, то ле­ги­ст­ская концеп­ция, на­обо­рот, аб­ст­ра­ги­ру­ет­ся от фак­ти­че­ских властеот­но­ше­ний и изо­бра­жа­ет го­су­дар­ст­во в ви­де за­ко­но­да­тель­ных пред­пи­саний о властеотношениях. То, что государство мо­жет функциониро­вать и не так, как это пред­пи­са­но за­ко­ном, в ле­ги­стской кон­цепции не учи­тыва­ется.

За­кон­ни­че­ский спо­соб по­ни­ма­ния го­су­дар­ст­ва ши­ро­ко рас­про­стра­нил­ся в тех стра­нах, где реальный порядок властеотно­шений ма­ло чем от­ли­ча­ет­ся от тре­бо­ва­ний кон­сти­ту­ции и за­ко­нов. На­пример, для уче­ных-кон­сти­ту­цио­на­ли­стов в этих стра­нах харак­терна убежден­ность в том, что их профес­сио­наль­ноезна­ние о го­су­дар­ст­ве за­клю­ча­ет­ся в зна­ни­и соответствующих за­ко­нов. Ес­ли по­про­сить та­ко­го го­су­дар­ст­во­ве­да опи­сать го­су­дар­ст­во в оп­ре­де­лен­ной стра­не, то скорее всего он ог­раничится изложением кон­сти­ту­ции этой стра­ны. А ес­ли воз­ра­зить, чтона са­мом де­лев этой стра­не власть осу­ще­ст­в­ля­ет­ся не так, как пред­пи­сы­ва­ет кон­сти­ту­ция, он от­ве­тит, что его не интере­сует “то, что есть на са­мом де­ле”, и для не­го, как “юри­ста” (чи­тай – за­ко­но­ве­да), в от­ли­чие от со­цио­ло­гов или по­ли­то­ло­гов, профессиональный интерес представляет толь­ко то, что на­пи­са­но в офи­ци­аль­ных тек­стах, пре­ж­де все­го – в кон­сти­ту­ции стра­ны. И в оп­ре­де­лен­ном смыс­ле он бу­дет прав. Ес­ли кон­сти­ту­ция не фик­тив­ная, а ре­аль­ная, то из нее сле­ду­ет чер­пать зна­ния о го­су­дар­ст­ве.

Но кон­сти­ту­ции и законы мо­гут быть и фик­тив­ны­ми. Дес­по­ти­че­ская власть, не свя­зы­ваю­щая се­бя ни­ка­ки­ми за­ко­на­ми, мо­жет при­кры­вать­ся внеш­ней го­су­дар­ст­вен­но-пра­во­вой ат­ри­бу­ти­кой, соз­да­вать ви­ди­мость кон­сти­ту­ци­он­ной за­кон­но­сти, из­да­вать кон­сти­ту­ции как про­па­ган­ди­ст­ские до­ку­мен­ты, не рас­счи­тан­ные на их при­ме­не­ние. Фик­тив­ны­ми бы­ли, на­пример, со­вет­ские кон­сти­ту­ции. Они про­воз­гла­ша­ли де­мо­кра­тию, власть ра­бо­че­го клас­са, тру­дя­щих­ся, все­го на­ро­да, но в дей­ст­ви­тель­но­сти су­ще­ст­во­ва­ла же­ст­кая дик­та­ту­ра, ко­то­рая лишь ими­ти­ро­ва­ла государственно-правовые институты. В частности, со­вет­ские кон­сти­ту­ции изображали некое фе­де­ра­тив­ное уст­рой­ст­во стра­ны, а в дей­ст­ви­тель­но­сти власть бы­ла сверх­цен­тра­ли­зо­ван­ной и не до­пус­ка­ла ни­ка­кой са­мо­стоя­тель­но­сти периферийных органов вла­сти, и т.д.

Та­ким об­ра­зом, легистская концепция государства ока­зы­ва­ет­ся яв­но не­со­стоя­тель­ной при­ме­ни­тель­но к политиче­ским ре­жи­мам с фик­тив­ны­ми кон­сти­ту­ция­ми. Но, с точ­ки зре­ния са­мих ле­ги­стов, это не так. Для них (в сфере их профессионального знания) как бы не су­ще­ст­ву­ет ни­ка­ких ре­аль­ных от­но­ше­ний вла­ст­во­ва­ния, кро­ме тех, ко­то­рые пред­пи­са­ны кон­сти­ту­ци­ей и за­ко­ном. Их не ин­те­ре­су­ет, в ка­кой ме­ре власть от­кло­ня­ет­ся от за­ко­но­да­тель­ных пред­пи­са­ний. Во­об­ще для ле­гиз­ма ха­рак­тер­ны пред­став­ле­ния о пер­вич­но­сти и самодостаточности за­ко­но­положений и о вто­рич­но­сти об­ще­ст­вен­но-политической жизни, о том, что в жиз­ни все долж­но быть так, как пред­пи­са­но офи­ци­аль­ными ак­тами. Та­кие пред­став­ле­ния о со­от­но­ше­нии за­ко­на и реальной жиз­ни называются “легистский идио­тизм”, или “легистский кре­ти­низм”.

Легистское понятие государства, так же как и силовое, не по­зво­ля­ет различать го­су­дар­ст­во и дес­по­тию (на­при­мер, то­та­ли­тар­ные сис­те­мы ХХ в.). Ес­ли счи­тать, что го­су­дар­ст­во – это порядок вла­стеотношений, предписанный за­ко­нами, то по­лу­чит­ся, что дес­по­ти­че­ский на­сильствен­ный по­ря­док бу­дет го­су­дар­ст­вен­ным толь­ко по­то­му, что он отражен в за­ко­нах.

С по­зи­ции легистской концепции государства не­воз­мож­но объ­яс­нить, что та­кое пра­во­вое го­су­дар­ст­во. В за­ви­си­мо­сти от то­го, что пред­пи­сы­ва­ют за­ко­ны и как они опи­сы­ва­ют ор­га­ни­за­цию вла­сти, го­су­дар­ст­во (в его ле­ги­ст­ском по­ни­ма­нии) мо­жет быть на­зва­но либеральным, деспотическим, де­мо­кра­ти­че­ским, рес­пуб­ли­кан­ским, то­та­ли­тар­ным, фа­ши­ст­ским, пи­рат­ским, ка­ким угодно, но только не правовым. По­ня­тие “пра­во­вое го­су­дар­ст­во” ста­но­вит­ся в этой концепции бес­смыс­лен­ным, а сам этот тер­мин пред­став­ля­ет со­бой пле­о­назм (ре­че­вое из­ли­ше­ст­во, до­бав­ле­ние не­нуж­но­го сло­ва). По­сколь­ку для ле­ги­стов за­ко­ны лю­бо­го со­дер­жа­ния – это “пра­во”, а го­су­дар­ст­во – это предписа­ния за­ко­нов, т.е. “пра­вовые” предписа­ния, то вся­кое го­су­дар­ст­во яв­ля­ет­ся “пра­во­вым” ус­та­нов­ле­ни­ем уже по оп­ре­де­ле­нию; не бы­ва­ет “не­пра­во­во­го го­су­дар­ст­ва”. Лю­бая органи­зация вла­сти произ­вольно-силового типа, по этой концепции, ока­зы­ва­ет­ся “пра­во­вой” в той ме­ре, в ко­то­рой она оформ­лена про­из­воль­ными за­ко­нами.

Легистская концепция государства неверна гносеологи­че­ски, хотя некоторые ее положения следует оценивать пози­тивно. Так, во-первых, бесспорно, что в разви­той пра­вовой си­туации государство суще­ст­вует в за­кон­ной форме. Столь же бес­спорно и нормативно-за­кон­ни­ческое тре­бо­ва­ние: государ­ст­вен­ная власть должна быть орга­низо­вана и должна осуществ­ляться в стро­гом соот­ветствии с зако­ном. Но из того, что в оп­реде­лен­ной стране со­держание государ­ства в основ­ном исчер­пыва­ется пред­писа­ниями законов о госу­дарствен­ной вла­сти, не следует, что общее понятие государства можно сво­дить к таким пред­писа­ниям.

Во-вторых, как будет показано ниже (см. 3.5.), за преде­лами огра­ни­че­ния силы пра­вом кончается го­судар­ственная форма свободы и начинается властный произвол. Но, согласно легист­ской кон­цеп­ции, право, устанавливающее пределы государ­ственной власти, – это то, что предписано в за­коне, даже если предписано про­из­вольно. Полу­чается очередная конст­рук­ция “государства за­конно­сти”. В “социологи­ческой” концеп­ции считается, что верховная власть мо­жет по своей прихоти устанав­ли­вать (или не устанавли­вать) в законе пределы ее осуще­ствле­ния. В леги­ст­ской же концепции властная организация, не связан­ная за­коном, не при­знается го­сударст­венной; но при этом до­пус­кается чисто произвольный характер за­ко­нов, “связы­ваю­щих” власть. Иначе говоря, в леги­ст­ской кон­цеп­ции государст­вом на­зы­вают такую (и только та­кую) орга­низацию по­литиче­ской вла­сти, какую она сама пред­писы­вает себе в зако­нах.