Литература

Beaujour, E. C. 1995. Bilingualism / E. C. Beaujour // The Garland Companion to Vladimir Nabokov. Ed. V. E. Alexandrov. Garland Publishing Incorporation. – New York-London, 1995. – Р. 37-43.

Foster, J. B., Jr. Bend Sinister / J. B. Foster // The Garland Companion to Vladimir Nabokov. Ed. V. E. Alexandrov. Garland Publishing Incorporation, – New York-London, 1995. – Р. 25-36.

Gove, A. F. Multilingualism and Ranges of Tone in Nabokov's Bend Sinister / A. F. Gove // Slavic Review, Vol. 32, No. 1 (Mar., 1973). – Р. 79-90.

Hetényi Zs. In a Maelstrom. The history of Russian-Jewish Prose. 1860-1940 / Zs. Hetényi. – New York-Budapest: Central European University Press, 2008.

Ишимбаева, Г. Г. Немецкая тема в романе В. Набокова «Дар» / Г. Г. Ишимбаева. URL: www.bashedu.ru/evrazia/f_s/ichimbaeva.rtf

Johnson, D. B. The Alpha and Omega of Nabokov's Prison-House of Language: Alphabetic Iconicism in Invitation to a Beheading / D. B. Johnson // Russian Literature 6, 1978. – Р. 347-364.

Nabokov Anniversary Notes, 1970. Supplement to TriQuarterly 77, Northwestern University Press, 1970. URL: http://lib.ru/NABOKOW/Anniversary.txt

Nabokov, V. Ada or Ardor. A Family Chronicle / V. Nabokov. – London, 1969.

Nabokov, V. Bend Sinister / V. Nabokov. – England: Penguin Books, 1974.

Набоков, В. Под знаком незаконнорожденных. Перевод С. Ильина / В. Набоков. URL: http://nabokovandko.narod.ru/Texts/index.html

Walter, B. D. Two organ-grinders: duality and discontent in Bend Sinister / B. D. Walter // Discourse and Ideology in Nabokov’s Prose. Ed. D.H.J. Larmour. Routledge, – London-New York, 2002. – Р. 24-40.

Традиции художественного хронотопа герметичного детектива в романной прозе б. Акунина о. А. Сысоева

Россия, Хабаровск

[e-mail]

Русская литература последних десятилетий ХХ – начала XXI века представляет собой калейдоскоп эстетических направлений и художественных методов. Как верно отметила Т. Н. Маркова, ощущение завершения, итога порождает в литературе «мучительные, но, вместе с тем, и плодотворные искания на путях синтеза разных тенденций и форм культуры, а всякий поиск новой формы начинается, как правило, с рефлексии по поводу формы старой» [Маркова 2003: 32]. «Романизация жанров» (М. М. Бахтин), специфичная для современной литературы, сопровождается многообразными трансформациями жанрового канона.

В ХХ веке романным жанром, особенно близким духу времени с его ставкой на активность сознания читателя, на представление о тексте, который предполагает множество вариантов интерпретации, – оказался детектив. Как отмечает О. В. Стукалова, «пластичная игровая стихия детективной формы стала приемлемой для воплощения меняющихся художественных ориентиров и особенностей современного мировидения» [Стукалова]. В течение ХХ века детектив трансформируется, становится многоуровневым, утрачивая одномерность массовой литературы. Многие современные исследователи (О. М. Крижовецкая, Т. А. Мищенко, Н. Н. Валуева, Н. Г. Бобкова) относят романную прозу Б. Акунина, наряду с произведениями М. Веллера, Л. Улицкой, Д. Рубиной, к так называемой «интеллектуальной беллетристике», то есть беллетристике, активно использующей постмодернистские стратегии (интертекстуальность, многослойность, «двойное кодирование», комплекс «постмодернистской чувствительности», пародийный сюжет, пародийный жанр, перфомативность) и приемы, характерные для массовой литературы (отсутствие оригинального видения мира, не отраженного в текстах культуры, занимательная интрига, авантюрный либо криминальный сюжет, серийность, рекуррентный персонаж, обязательный «happy end»). Остановимся на рассмотрении двух его романов («Левиафан» и «Пелагия и белый бульдог») в свете проблемы художественного хронотопа.

Хронотоп является немаловажным фактором, определяющим жанровую структуру произведения. М. М. Бахтин уточняет: «Можно прямо сказать, что жанр и жанровые разновидности определяются именно хронотопом. В литературно-художественном хронотопе имеет место слияние пространственных и временных примет в осмысленном и конкретном целом» [Бахтин 1975: 234].

Важным жанрообразующим элементом традиционного английского (аналитического, герметичного / закрытого типа) детектива является специфичный хронотоп. Определение «герметический», в частности, указывает на герметизм, замкнутость пространства действия в произведении. Сюжет строится на расследовании преступления, совершённого в уединённом месте, где присутствует строго ограниченный набор персонажей. К классическим английским / герметичным детективам относятся романы Сирила Хэйра «Чисто английское убийство», Агаты Кристи «Восточный экспресс», «Десять негритят», Артура Конан Дойля «Собака Баскервилей» и другие. Несомненно, что Б. Акунин ориентируется на классический поздневикторианский детектив. Романы «Левиафан» и «Пелагия и белый бульдог» находятся в сложной системе интертекстуальных связей с рядом текстов предшествующей культуры (отечественной и зарубежной), а также состоят в игровых отношениях с жанровой (детективной) и литературной традицией.

Так, М. М. Бахтин обозначил «хронотопические ценности разных степеней и объемов», которыми пронизаны искусство и литература. Для анализа выбранных романов значимыми становятся два из них: для романа «Левиафан» – «гостиная-салон» («здесь происходят встречи, создаются завязки интриг, совершаются часто и развязки, здесь, наконец, что особенно важно, происходят диалоги, приобретающие исключительное значение в романе, раскрываются характеры, «идеи» и «страсти» героев» [Бахтин 1975: 401]); для романа «Пелагия и белый бульдог» – «провинциальный городок», («здесь нет событий, а есть только повторяющиеся «бывания» <...> Приметы этого времени просты, грубо материальны, крепко срослись с бытовыми локальностями: с домиками и комнатками городка, сонными улицами, пылью и мухами» [Бахтин 1975: 404]). «Закрытое пространство» приобретает сюжетообразующее значение. В романе «Левиафан»: гостиная «Виндзор» (еще одна отсылка к викторианской эпохе) становится местом встречи всех подозреваемых в жестоком убийстве на рю де Гренель. Работа сыщика заключается в том, чтобы получить об участниках событий как можно больше сведений, на основании которых можно будет выявить преступника. Кроме того, символично название парохода, на котором совершается морское путешествие. В Библии Левиафан – огромное морское чудовище, описываемое как змей, дракон или гигантский крокодил. В Книге Иова (40:20-41) и Псалтири (Пс. 103/104:30) Левиафан приводится как пример непостижимости для человеческого ума божественного творения. По прочтении возникают сопоставления с «Моби Диком» Г. Мелвилла, «Господином из Сан-Франциско» И. А. Бунина и крупнейшим пассажирским судном начала XX века – «Титаником». Т. Гоббс в одном из своих трактатов сравнивал с Левиафаном государство. Так, хронотопический образ получает мифологический (архетипический) статус.

Для хронотопа города в романе «Пелагия и белый бульдог» характерно постоянное повторение комплекса действий и событий, отсутствие поступательного движения, «прогресса», его специфика предполагает такую важную закономерность существования, как преемственность поколений, тесная связь элементов, заполняющих пространство, наличие между ними системы сложившихся отношений. Пространство города освоено его жителями, они ориентируются в нем, они включены в устоявшуюся систему взаимоотношений всех его элементов, разрушение которых (убийство собак, людей, приезд комиссии из Петербурга) предстает как катастрофа. В контексте «семейной мифологии» координатами художественного мира становятся точки «центр» (провинция) и «периферия» (остальной мир). Все сказанное позволяет рассматривать город и всю Заволжскую губернию как замкнутую, ограниченную со всех сторон, внутренне целостную, упорядоченную структуру, имеющую мифологический статус, приближенный к статусу Дома.

Для художественного пространства герметичного детектива (например, романов А. Кристи, А. Конан Дойля) характерны уплотнение, некая «капсулированность», в романах Б. Акунина оно организуется по принципу «матрешки»: океанский лайнер «Левиафан» – гостиная «Виндзор»; пространство провинциального городка Заволжска – имение Татищевой. Особенностью романов становится еще большая сжатость и концентрированность действия. В подобных условиях повышенный вес приобретает организация чисто событийного материала: его расположение, подведение под известные архетипические модели и сюжетные схемы.

Ценность произведений Бориса Акунина заключается в том, что писатель остроумно мистифицирует читателя, не меняя привычной структуры герметичного детектива, даёт «новую жизнь» стереотипам. Как верно отмечают Н. А. Волкова и В. А. Миловидов, «беллетристика – средство вписаться в существующие культурные стереотипы, «освежить» их и слегка активизировать» [Волкова 2007: 83]. Отсюда цель беллетристического текста – комфортное для читателя узнавание известного в неизвестном, создающее чувство удовлетворенности собственной компетентностью в сфере культуры.