Преломление мотивики ф. Гойи («капричос») в романе дм. Липскерова «последний сон разума» г. А. Махрова

Россия, Саранск

[e-mail]

Общеизвестно, что в современной литературе интертекстуальность становится одним из главных способов построения текста. Данная тенденция наблюдается как в западной (Дж. Фаулз, П. Акройд, П. Теру), так и в отечественной литературе (В. Пелевин, Т. Толстая, Б. Акунин и др.). Однако переосмысление современными прозаиками и поэтами классических традиций может происходить не только на уровне межлитературном, уровне словесных текстов, но и между различными видами искусства, например, литературы и живописи, литературы и кинематографа. В этой связи весьма примечательно творчество прозаика и драматурга Дмитрия Липскерова, в частности, его роман «Последний сон разума», уже своим заглавием аллюзивно отсылающий к знаменитой живописной серии Франсиско Гойи «Капричос».

«Сон разума рождает чудовищ» – испанская поговорка, фабула известного одноименного офорта Франсиско Гойи. Автор так пояснил свой рисунок и его название: «Когда разум спит, фантазия в сонных грезах порождает чудовищ, но в сочетании с разумом фантазия становится матерью искусства и всех его чудесных творений» [Гойя 1992: 82]. Разум призван к бдительности, сдерживающей навязчивые фантазмы, которые немедленно овладевают сознанием человека, когда сном ослаблена цензура рассудка над чувствами и воображением. Во сне человек мыслит не точно, и это позволяет утверждать, что во сне он оказывается захвачен игрой собственного воображения, результат которой представляется чуждым и опасным вмешательством неких сторонних сил, посягающих на суверенитет рационально структурированного сознания.

Примечательно, что Дм. Липскеров переосмысливает данное утверждение и говорит в романе о том, что «сон разума» есть смерть, но смерть в не вполне традиционном понимании. Смерть у Липскерова превращается для одних в мгновенный, для других – в длинный или даже вечный сон, продолжительность которого определяет Бог. Один из главных героев романа, носитель божественного дара предсказания Семён, знающий всё о жизни и смерти, так комментирует феномен смерти, когда его спрашивают об этом:

«– Есть после смерти что-то?

– Нет.

– А как же вся жизнь человеческая за миг до смерти проходит перед глазами? А потом труба, коридор и человек видит себя со стороны, родственников своих умерших?

– Это – сон, – ответил человек-дерево. – Сон разума. Мозг засыпает, и ему снится последний сон…Он может быть длинным, длиннее, чем сама жизнь, и ничем не отличаться от неё… А Бог даёт эти сновидения. Кому короче, кому длиннее. А кому и вечные сны…» [Липскеров 2008: 328-329. Курсив наш. – Г. М.].

Смерть, по Липскерову, это и есть тот самый «сон разума» Гойи, но он рождает не чудовищ, а жизнь, то есть чья-то смерть, может стать чьей-то жизнью и наоборот, чья-то жизнь может оказаться чьей-то смертью, чьим-то последним сном разума. В данном случае любопытен тот факт, что в греческой мифологии Танатос, сын Никты, бог смерти, является братом-близнецом бога сна Гипноса, так что, следуя греческой мифологии, смерть ото сна трудно отличить: и смерть, и сон – это переход в другое состояние. Следовательно, любой сон при жизни – это лишь переход к другому миру, последний же сон является главным переходом. Таким образом, смерть у Липскерова становится не концом всего, а оптимистическим продолжением; соединением же между жизнью и смертью становится «сон разума».

Однако Липскеровым обыгрывается не только заглавие, взятое у великого испанского художника, но отчасти тема и сюжет. Основополагающей темой романа, как и гойевской серии «Капричос», становится тема трагической любви. Но принципиальная разница в том, что Гойя говорит о своей любви, которая несчастна вследствие предательства женщины, Липскеров же повествует об истории любви татарина Ильи Ильясова и татарки Айзы, чья любовь несчастна вследствие гибели девушки. Айза утонула в море, Илья пытался предостеречь её, говоря об опасности, но она лишь отмахнулась от его навязчивой заботы и в итоге погибла. Илья очень переживал из-за смерти любимой, однако ему никто не поверил, его сочли насильником и убийцей, и он сам чуть не погиб от рук разъярённого отца Айзы и односельчан. Примечательно в этой ситуации описание, данное Гойей к офорту «Тантал»: «Если бы он был более учтив и менее назойлив, она, быть может, ожила бы», – то есть не оставила его [Гойя 1992: 82]. Далее Гойя описывает низшие слои общества современной ему Испании: бандиты, проститутки, заключённые тюрьмы. Подобные описания присутствуют и у Липскерова. Это Пустырки, где живёт и Илья Ильясов, и почти все основные персонажи романа. Одно лишь описание района даёт отчетливое представление о том, кто здесь может проживать: «…через двадцать пять лет трудовой деятельности Илье Ильсову <…> межрайонная коммунальная комиссия выделила крошечную однокомнатную квартиру в новостройках, возле самого городского предела. Дальше была лишь степь и огромная городская свалка с обитавшими на ней чёрными воронами, жирующими на остатках человеческих потреблений… Большая двадцатипятиэтажная башня нависла над зловонной помойкой всеми своими балконами, но её обитатели давно не обращали внимания на гниющие испарения…» [Липскеров 2008: 30]. Жителями же данного района, кроме порядочного и непьющего Ильи, были в основном пьяницы, распутные женщины, наркоманы и т.д. Однако жизнь «рабочей окраины» нарушается невероятным событием, произошедшим с главным героем: совершенно неожиданно, купаясь в местном озере, Илья Ильясов превращается в огромного сома и начинает жить рыбьей жизнью. Эта метаморфоза даёт ему возможность вновь встретиться со своей возлюбленной, которая также после смерти перевоплотилась в маленькую тропическую рыбку, однако сделать это она смогла благодаря участковому, который «родил» её из своих огромных ног. Илья наконец-то испытывает счастье любви и отцовства, но длится оно недолго: любимая вновь погибает, оставляя Илью в одиночестве с огромным количеством икры, которую он должен охранять для продолжения рода. Дальше происходят события ещё более невероятные: дважды Илье приходится пережить превращения – сначала в птицу, затем в таракана, и вновь встретиться с Айзой, но с каждым разом их свидания становятся более короткими, а расставание всё более мучительным. Тем временем милиция Пустырок пытается расследовать дело убийства Ильи и никак не может связать всё произошедшее воедино, подозревая в преступлении двух друзей алкоголиков Митрохина и Мыкина.

Страдания Ильи усугубляются ещё и тем, что он видит, как гибнет в вороньих когтях его многочисленное потомство. Однако он не знает того, что три ребёнка всё же выжили. Они-то и продолжают цепь ещё более невероятных событий романа. Все они растут буквально не по дням, а по часам, у всех трёх обнаруживаются феноменальные способности и все они погибают буквально через несколько дней после рождения. Первый Семён обладает даром предвидения, он знает абсолютно всё про жизнь и смерть людей, но он чувствует, что создан для другого, он создан, чтобы стать деревом. Вторая, Жанна, так же умна и всё знает, как и брат, однако её предназначение – избавлять людей от мучений либо лечением, либо смертью. Третий, прирожденный воин Батый, обладает неимоверной силой: будучи двух дней от роду, он убивает воспитательницу Дома ребёнка №15 Кино Владленовну Дикую, затем почти убивает свою приёмную мать. Его предназначение – убивать. В итоге он погибает от рук всё тех же Митрохина и Мыкина.

Все эти фантастические метаморфозы позволяют говорить об определенной близости романа Липскерова офортам Гойи, в четвёртой части которых также бытовые сюжеты расширяют свои границы за счет введения темы прихода неземных существ, ведьм, домовых, дьявола. Гойя подчёркивает, что люди не защищены от них, что очень часто именно от сверхъестественных сил зависит жизнь и судьба человека. Показателен в этом отношении офорт под названием «Тонко прядут», где изображены три старухи за прялками, позади которых висят запутанные в нити младенцы и только от прядущих зависит их судьба. Очевидно, что старухи – это древнегреческие богини судьбы, которые «прядут» человеческие жизни, словно нить, и только они знают, когда оборвётся нить жизни каждого, так как только они способны её оборвать. У Липскерова подобием этих трёх богинь являются дети Ильясова: Семён, Жанна и Батый.

Справедливости ради отметим, что кроме интертекстуальных связей романа Липскерова с офортами Гойи, в «Последнем сне разума» присутствуют и межлитературные связи. Так, превращение Ильясова в таракана отсылает к повести Кафки «Превращение», скелет Жанны на дне озера аллюзивен скелетам финала «Собора Парижской Богоматери» В. Гюго, а восклицание Ильясова по поводу обид соседей – «Зачем вы меня обижаете?» – представляет собой цитату из гоголевской «Шинели».

Таким образом, межкультурные связи в литературе могут осуществляться не только на межтекстовом уровне, но и на уроне взаимодействия различных по своей природе видов искусств. Дм. Липскеров, заимствуя идею, название и сюжет серии офортов Ф. Гойи «Капричос», насыщает текст романа сугубо национальными чертами и событиями, а также дополняет цитатами из других культурных эпох. При этом, однако, основная идея и тема романа Липскерова – тема соединения жизни и смерти, любви и смерти и др. – заимствуется именно у Ф. Гойи и развивается именно в «гойевском» варианте.