Литература

Белый, А. Собрание сочинений: Стихотворения и поэмы / А. Белый. – М., 1994.

Белый, А. Кубок метелей: роман и повести-симфонии / А. Белый. – М., 1997.

Блок, А. А. Собрание сочинений: в 8 т. / А. А. Блок. – М.;Л., 1960.

Блоковский сборник. – Тарту, 1964.

Брюсов, В. Собрание сочинений: в 7 т. / В. Брюсов. – М., 1973.

Лавров, А. В. Этюды о Блоке / А. В. Лавров. – СПб., 2000.

Лотман, Ю. М. «Человек природы» в русской литературе XIX века и «цыганская тема» у Блока / Ю. М. Лотман, З. Г. Минц // Лотман Ю. М. О поэтах и поэзии. – СПб., 2001. – С. 599 – 653.

Мережковский, Д. С. Л. Толстой и Достоевский / Д.С.Мережковский. – М., 1995.

Минц, З. Г. Поэтика Александра Блока / З. Г. Минц. – СПб., 1999.

Мочульский, К. А. Блок. В. Брюсов. А. Белый / К. Мочульский. – М., 1997.

Мочульский, К. Валерий Брюсов / К. Мочульский. – Париж, 1962.

Смирнов, И. П. Порождение интертекста (элементы интертекстуального анализа с примечаниями из творчества Б. Л. Пастернака) / И. П. Смирнов.– СПб., 1995.

Толстой, Л. Н. Анна Каренина / Л. Н. Толстой // Толстой, Л. Н. Собрание сочинений: в 22 т. Т. 9. – М., 1982.

Ханзен-Леве, А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Ранний символизм / А. Ханзен-Леве. – СПб., 1999.

Юкина, Е. Поэтика зимы / Е. Юкина, М. Эпштейн // Вопросы литературы. 1979. № 9.

Языков, Н.М. Полное собрание стихов / Н.М. Языков. – М.; Л., 1964.

Образы природы в лирике пролетарских поэтов е. Р. Попович

Россия, Волгоград

[e-mail]

Пролетарская поэзия была одним из новых явлений литературы XX столетия. Ее характерными стилистическими особенностями стали революционно-романтический пафос, гиперболичность, аллегоричность, тяготение к абстрактной символике, которое приводило к замене конкретно-реалистических описаний описаниями абстрактно-романтическими. Пролетарская поэзия запечатлела стремительный ход событий всемирно-исторической значимости, острейшие социально-политические конфликты и напряженное состояние внутреннего мира отдельной личности. Основным в рабочей поэзии становится настроение ожидания всемирной революции, грядущей зари, грозы, очищающей мир.

Пролетарские поэты приветствовали революцию, пели гимны в честь освобожденного труда. «Эти торжественные гимны в свое время производили сильное впечатление. Но все заметнее становилось их однообразие, некоторая поверхностность, отсутствие живого интереса, пристального внимания к тем глубинным процессам, которые проходили в сознании каждого отдельного участника революции» [Вольпе].

Пролетарские поэты считали неудобным писать о «разнеженной природе», постоянно восхищались «заревом вагранок», «стальными стрелами красных рельс». Цветы у них были железными, волос вылит из металла, а грудь стальная.

С. Соложенкина невнимание пролетарских поэтов к пейзажной лирике объясняет следующими причинами: «Люди нового общества, они не сразу осознали себя хозяевами новой природы, для многих она - нечто темное, косное, связанное со старым бытом и бытием. <…> Действительность послереволюционной России - война, разруха, голод... В такой обстановке казалось немыслимым по-прежнему воспевать восходы и закаты, соловьев и розы, которые в глазах пролетарских поэтов, долгие годы лишенных всего этого, – были барской утехой» [Соложенкина 1971: 7-8].

Из мира природы пролетарскими поэтами черпались образы-символы, выражавшие настроения духовного подъема, предчувствия великих событий.

Однако для творчества многих пролетарских поэтов был характерен интерес к картинам природы. Они стремились как можно более тонко и проникновенно воспроизвести в своих произведениях пейзажные образы.

Советский литературовед И. С. Эвентов отмечал: «Группа рабочих наблюдает падение воды с высокой кручи, – и поэт Д. Одинцов пишет стихотворение “Водопад”, в котором чувство восторга перед бушующей водой рождает возглас: “Шире путь!” Это – ощущение единства между природой и человеком, радость, возбуждаемая сознанием того, как богат и красочен окружающий мир. У А. Богданова природа вызывает философские раздумья (“Сонет”), у И. Ерошина – мысли о труде (“Тучки”), у Л. Старка, М. Герасимова, К. Волгина и других – сложное переплетение чувств, воспоминаний, желаний, надежд. Но все они стремятся увидеть в природе животворящую силу, неувядаемую красоту» [Эвентов 1967: 26].

Нередко у пролетарских поэтов явления природы уподобляются различным производственным объектам, а общая картина природы – трудовому процессу. Исследователи М. А. Бакина и Е. А. Некрасова приводят примеры перифрастических обозначений явлений природы в стихотворениях пролетарских поэтов: «<…> в плане рабочего подхода к природе решены приводимые ниже перифрастические обозначения месяца, звезд, снежинок: Трубой заводской свод расколот / И млечной пылью распылен. / А месяц - покрасневший молот - /В вагранках звезд­ных раскален (М. Герасимов); И душный этот потолок / Мной был бы вдребезги расколот, / Чтобы на нас, как частый дождик, / Посыпалися золотые гвозди (Н. Полетаев); Ой, задумал, ой, задумал пилку / Злой мороз по облакам, / И веселые пушистые опилки / Полетели к нам, / Уж засыпали, покрыли, облепили / И меня, и улицу, и мост (А. Крайский)» [Бакина 1986: 45].

П. Лебедев-Полянский вспоминал: «Все мы жили в обстановке революционного романтизма, усталые, измученные, но радостные, праздничные, непричесанные, неумытые, нестриженые и небритые, но ясные и чистые мыслью и сердцем. Поэзия периода Пролеткульта все это и отражала - отражала ярко, огненно, киноварью и ультрамарином, серых тонов и полутонов она не знала» [История русской советской литературы 1967: 26]. Пролетарию нечего было терять. Он смело брался за преображение мира, создавая новое светлое будущее: «Люди пересоздают природу сообразно своим желаниям, т. е. внутренней необходимости. В этом сущность всякого искусства. Но они начали не прямо с переустройства самой действительности, а с более легкой, с более посильной работы, - с переустройства символов, образов, теней этой действительности, напр., со слов. <...> Наша поэзия есть действительное, а не мысленное преображение вселенной, отвечающее свободному желанию, т. е. внутренней необходимости человечества» [Платонов]. Традиционная мысль об органичной связи человека и природы в пролетарской поэзии претерпевает изменение. Человек становится хозяином Вселенной, а природа помогает ему восстановить справедливость, воодушевляя народные массы на борьбу и великие свершения. Яркие примеры художественной образности пролетарских поэтов, в том числе и в сфере их обращения к образам природы, мы находим в научно-популярном двухнедельном журнале «Пламя», который издавался в Царицыне с 1923 г.

Так, характерно обращение пролетарских художников к образу ветра как союзника и вдохновителя человека-творца.

В стихотворении Н. Золотухина «Гимн Октябрю» ветер бушует, будит людей, поднимая их на борьбу:

Ну и пусть города

ветер косматый полощет,

сегодня знамена труда

украсят шумящие площади.

<...>

и теперь

мы суровы

и непреклонны,

как буря,

гнева порывы

в нас копытают,

как по полю кони... [Пламя. 1923. № 5: 5]

В стихотворении неизвестного автора «В осень» ветер – сообщник пролетария: он пытается связать отживший седой мир и проложить новый красный путь человечеству:

Серые тучи пузом

рвутся о горы крутые.

Ветер пытается в узел

связать облака седые.

Ветер, буйный ветер!

Взвейся красным вихрем

ты пути наметил

будоражить мир рыхлый. [Пламя. 1923. № 5: 5]

Итак, образ ветра наделяется оптимистическим смыслом, наполняется социальной семантикой. Ветер – aктивный участник революции, он символизирует силу, которая обязательно поможет порабощенной в прошлом человеческой душе победить социальную несправедливость.

Пролетарские поэты в своих стихотворениях нередко показывали противостояние человека и природы, и это порой порождало трагический взгляд на природу. Такой взгляд актуализируется через систему образов. Один из наиболее ярких примеров – образ тумана. Туман становится частью унылого пейзажа, наделяется человеческими чувствами – он «голодный» и «слезливый».

В стихотворении «Первые вести» И. Валяло обращается к образу тумана, наделяя его эпитетом «голодный». Так автор хочет показать тяжелое положение Красной армии, передает настроение тоски и уныния в солдатской семье. Образ непогоды лейтмотивом проходит через всю сцену в казарме:

Дымился туман голодный

всю ночь, как весенний снег,

а утром в казарме холодной

заискрился солнечный смех.

И после обычной поверки,

уходя на посты, наряд

разбросал свой весело-дерзкий

необычный солдатский взгляд. [Пламя. 1925. № 1: 8]

В стихотворении неизвестного автора «Мы - ленинский призыв», подписанном литерами Я. Г., природа понимает, что близится трагедия, неизбежное зло, от которого пострадает много невинных людей. Природа плачет и содрогается в отличие от автора, который «песни поет и счастье кует»:

В моих песнях ни слез, ни печали,

а восторга и воли огонь.

…Знаю я, что скоро размочалит

туман слезливый

ночи брезгливой

революция – взвихренный конь. [Пламя. 1925. № 1: 15]

Образ тумана у пролетарских поэтов наделен пессимистическими нотами. В отличие от ветра-вдохновителя и ветра-союзника, образ тумана сопровождается отрицательными коннотациями. Туман – символ старого мира, который должна уничтожить «революция – взвихренный конь».

Таким образом, обращение пролетарских поэтов к образам природы не случайно. Картины природы, которые использует поэт, могут передавать читателю правильный взгляд на жизнь, на взаимоотношения в обществе, могут выражать настроение духовного подъема, предчувствовать великие события. И хотя в пролетарской поэзии иногда звучали едва заметные грустные нотки, вся она устремлена вперед, преисполнена оптимизма, радости восприятия мира. Пролетарская поэзия связана с жизнью народа, этим определяется и отношение пролетарских авторов к окружающему миру.