между говорящим и слушателем. Это фигуры риториче­ского обращения; риторического воскли­цания; риторического вопроса; одобрения; умаления (скромност и); введения в текст вымышленной оратором речи — собственной или чужой.

Антитеза как фигура речи и смысловая модель

§ 120. СМЫСЛОВАЯ СТРУКТУРА И РИТОРИЧЕСКИЕ ФУНК­ЦИИ АНТИТЕЗЫ. Антитеза (от греч. anti — против + thesa — положение; противоположение, противопоставле­ние) не только средство выразительной речи. Это (как и мета­фора, образ) в первую очередь действенный способ создания идей, соответствующий природе человеческо­го мышления, — из мысли извлекать противоположность, по­знавать мир не только путем сравнения сходных явлений (ме­тафора), но и в столкновении явлений противополож­ных, «крайних».

Антитеза — форма, в которую часто облекаются афористи­ческие суждения. По словам французского мыслителя Мар- монтеля, великие мысли обыкновенно принимают форму ан­титезы. Откройте любой сборник афоризмов, пословиц, кры­латых фраз — и вы обнаружите, что большая часть собранных там изречений построена в виде антитез. Противопоставление занимает важную позицию в ряду уже упоминавшихся «об­щих мест», помогающих развить мысль о предмете (вспомним топ «сопоставление: поиски различного»,, топ «разновиднос­ти» и разделение разновидностей на хорошие, «полезные» и плохие, «вредные»).

Риторики советуют: «если нет настроения, если мысль не приходит — берите антитезу» (Давыдов Г. Д. Ораторское ис­кусство. Пенза, 1927). Она поможет без особых усилий развить мысль о предмете, усилить эффект. Антитеза дает возмож­ность создать целую серию контрастов и противоположностей: из одной мысли с помощью антитезы можно сделать две, как можно камень одним ударом расколоть на два, а потом еще каждую часть расколоть на две...

В основе антитезы — пара (или несколько пар) антонимов, языковых или контекстных. Приведем антитетическую фигу­ру у Цицерона: Когда все спокойно, ты шумишь; когда все

268

волнуются, ты спокоен; в делах безразличных — горячишь­ся; в страстных вопросах — холоден; если когда надо молчать — ты кричишь; когда следует говорить — мол­чишь; если ты здесь — хочешь уйти; если тебя нет — меч­таешь возвратиться; среди мира требуешь войны; в походе вздыхаешь о мире; в народных собраниях толкуешь о храб­рости, в битве дрожишь от страха при звуке трубы.

Итак, антитеза хороша тем, что не утомляет слушателя, придает мысли силу и выразительность, так как обе части противопоставления выделяют, как бы «вы­свечивают» одна другую. Главное — антитеза употребима всегда и везде, так как соответствует вечным противоречиям жизни: жизнь и смерть, радость и горе, свет и тьма — всегда рядом, всегда вместе.

ГРАДАЦИЯ И ЭМОЦИОНАЛЬНОСТЬ РЕЧИ

§ 121. Виды и риторические свойства градации.

Градация (от лат. gradatio — постепенное измене­ние, нарастание или убывание) — риторическая фигура, на­звание которой в русских переводах античных риториК пере­дается словом лестница, потому что суть градации состоит в расположении нескольких перечисляемых в речи элементов (слов, словосочетаний, фраз) в порядке возрастания их значения («восходящая градация») или в порядке убы­вания значений («нисходящая градация»). Что значит «возрастание значения» или «убывание значения»? Здесь речь идет о степени экспрессивности (выразительности), эмо­циональной силы, «напряженности» выражения (слова, обо­рота, фразы).

Схема:

Пример восходящей градации («лестница ведет вверх»): Не жалею, не зову, не плачу... (С. Е с е н и н).

Схема:

Пример нисходящей градации («лестница ведет вниз»): Звериный, чужой, неприглядный мир... (Ш у л ь ч е в).

269

Как видите, в есенинской строке «сила чувства», заклю­ченного в словесном ряду, возрастает: жалеть — звать — плакать. Во втором примере отношение значений слов иное: от самого «сильного» (звериный) до самого слабого (просто не­приглядный).

Иногда градацией называют также синтаксическое постро­ение, в котором выражена последовательность действий во времени: Пришел. Увидел. Победил. Это, конечно, не на­стоящая градация.

Градация, как и антитеза, не только риторическая фигура, но и способ изобретения содержания речи, способ организации всего текста. Напомним, как построен сказочный зачин:

У старинушки — три сына: Старший умный был детина, Средний сын и так и сяк, Младший вовсе был дурак.

(П. Ершов.)

Здесь использована нисходящая градация (умный — и так и сяк — дурак). Такое «распределение» героев определяет в дальнейшем и все повествование.

Заметьте: и антитеза, и градация — фигуры, встречающие­ся очень часто в устном народном творчестве — фольклоре. То же касается и тех риторических фигур, которые мы рассмот­рим во второй группе нашей классификации (см. ниже). Это говорит об универсальности анализируемых риторических форм, об их всеобщем значении: они делают любую речь лег­кой для восприятия, выразительной, запоминающейся, вообще «интересной». Вспомните «Сказку о золотой рыбке» А. С. Пуш­кина. И она построена по принципу градации (восходящей).

В современной ораторской практике градация употребляет­ся часто, но отнюдь не всегда удачно, вызывая даже комиче­ский эффект или просто загромождая речь. Чтобы эта фигура была действенной, помогала, а не мешала воспринимать смысл речи, употреблять ее нужно не часто и так, чтобы ряд близких по значению или синонимических выражений был построен действительно «по нарастающей», crescendo (или в порядке убывания значения). Вот пример неудачного исполь­зования градации, выбранный П. Сергеичем из речи одного незадачливого адвоката: Показания свидетелей в главном, в существенном, в основном совпадают. Развернутая перед

270

нами картина во всей своей силе, во всем объеме, во всей полноте изображает такое обращение с ребенком, которое нельзя не признать издевательством во всех формах, во всех смыслах, во всех отношениях... То, что вы услыхали, — это ужасно, это трагично, это превосходит всякие преде­лы, это содрогает все нервы, это поднимает волосы дыбом.

В этом тексте усиление эмоции создает нагромождение слов и выражений, близких по значению, но не нарастающих по эмоциональной силе, ср.: в главном, в существенном, в ос­новном; во всей своей силе, во всем объеме, во всей полноте; во всех формах, во всех смыслах, во всех отношениях. В при­веденных трехчленных рядах слов необходимо только одно слово из трех или одно из трех словосочетаний. Нагроможде­ния их создают неясность и избыточность речи. Последний же в приведенном фрагменте словесный ряд (это ужасно, это трагично, это превосходит всякие пределы, это содрогает все нервы, это поднимает волосы дыбом) действительно по­строен по нарастающей эмоциональной силе. Однако оратору недостает чувства меры, и результат скорее комический, чем тот, которого стремился достичь говорящий. Подобное наблю­дается нередко и в публичных выступлениях наших дней, хо­тя ораторы, по-видимому, не подозревают о том, что употреб­ляют какой-то особый прием; возможно, именно незнание это­го и приводит к печальным результатам.

Рассмотрим теперь удачный образец использования в пуб­личном выступлении фигуры градации. Обратимся к отечест­венной традиции. Возьмем в качестве примера небольшой от­рывок из речи JI. Толстого, произнесенной в Обществе любите­лей российской словесности (1859): В последние два года мне случалось читать и слышать суждения о том, что времена побасенок и стишков прошли безвозвратно, что приходит время, когда Пушкин забудется и не будет более перечиты­ваться, что чистое искусство невозможно... Ср.: Побасенки и стишки — Пушкин — чистое искусство — очевиден на­растающий градационный ряд.

Трехчленный словесный ряд, в котором значения его чле­нов расположены по нарастающей или убывающей силе, при­дает смысловой структуре речи упорядоченность и строй­ность, облегчает ее восприятие, так как соответствует ожида­ниям адресата. Поэтому такие трехчленные ряды, в основном восходящие, очень часты в публичной речи, в публицистиче­

271

ских текстах. Образованному оратору необходимо научиться строить речь, используя градацию — 1) как риторическую фи­гуру и 2) как смысловую модель организации текста.

ПОВТОР

§ 122. РАЗНОВИДНОСТИ И РИТОРИЧЕСКИЕ ФУНКЦИИ ПО­ВТОРА. «Масштабы» использования в речи повто­ра — мощного риторического средства воздействия — могут быть самыми разными: от системы всех речей, которые произ­носит тот или иной оратор на протяжении всей своей творче­ской жизни, и до расположения слов в отдельной фразе. Кар­фаген должен быть разрушен! — вот призыв, которым, как свидетельствуют Плутарх, Тит Ливий, Цицерон и другие ан­тичные авторитеты, начинал и заканчивал каждую свою речь Катон Старший (234—149 гг. до н. э.), непримиримый враг Карфагена. Собственно говоря, этот риторический повтор и прославил Катона как оратора, сделал его имя бессмертным.

«В разговоре кто повторяется, считается несносным болту­ном», — констатирует П. Сергеич. Да, таково расхожее мне­ние. На самом деле повторение повторению рознь.

Поясним это.

1. Слушатель публичной речи (устной) находится по срав­нению с читателем в весьма невыгодном положении: он не в состоянии по своей воле вернуться к тому месту изложения, которое он не понял, перелистнуть страницу и снова поразмыс­лить над не вполне ясным пассажем. Он не может восстановить утерянную им нить размышления. Он не в силах перечитать важные выводы. Все эти возможности должен предоставить ему оратор в своем публичном выступлении. Как это сделать? Основной механизм этого — повтор. « речь — опас­

ное достоинство для оратора, — заявляет поэтому П. Серге­ич. — ...Для человека малоразвитого (добавим от себя: любо­го! — А. М.) новая мысль есть трудность. Надо дать ему время вдуматься, усвоить ее, надо задержать на ней его внимание» (Искусство речи на суде. М., 1988. С. 225). Для этого и использу­ется повтор как риторический прием в организации целостно­го дискурса (подробнее см. в главе 5): это повторение темы, повторение общего тезиса речи, повторы ключевых слов, пов­торы в «скрепах» («переходах») от одной части речи к другой, повторы в заключительной части выступления.

272

2. Совершенно иные функции повтора, не менее важные, связаны с тем, что повторение слов, выражений, фраз может не только не препятствовать выразительности (экспрес­сивности) речи, но, напротив, резко усиливать е е. Заодно повторы способствуют запоминанию ре- ч и, привлекают и активизируют внимание слу­шателей (конечно, если повторы выполнены в соответствии с законами риторики; иначе результат будет обратный: слуша­тели просто уснут).

Каковы же правила употребления повтора как риторической фигуры?

1. Если вы повторяете мысль, позаботьтесь о том, чтобы она была высказана в разнообразных формах. Возьмем для примера хотя бы первую речь Цицерона против Катили- ны: До каких пор, скажи мне, Катилина, будешь злоупот­реблять ты нашим терпением? Сколько может продол­жаться опасная игра с человеком, потерявшим рассудок? Будет ли когда-нибудь предел опасной твоей заносчивости? Все три фразы, по сути, означают одно: «Доколе?» Но показа­но происходящее в разных «ракурсах» (вспомните об оратор­ской «режиссуре»): а) с точки зрения общества (первая фраза: терпение его иссякает); б) как характеристика Катилины и от­ношений его с сообществом (опасная игра с человеком, поте­рявшим рассудок); в) как призыв к обществу ответить на бро­шенный вызов (Будет ли... предел опасной твоей заносчивос­ти?).

2. Ничуть не менее действенны повторения слов и словосо­четаний: они создают ритм речи, делают ее поэтому в оп­ределенном смысле «музыкальной», а значит — легкой для усвоения и запоминания. Слушающий уже настраивается на определенную модель (схему) фразы или текста, знает, чего ему ждать. Это выгодно для говорящего и приятно для адресата. К таким повторам относятся следую­щие.

а) Риторическая фигура анафоры (единоначатия) за­ключается в повторении слова (нескольких слов) вна­чале нескольких фраз, следующих одна за другой: Таковы времена! Таковы наши нравы! (В ином переводе: О времена! О нравы!) Все понимает сенат, все видит кон­сул, а этот человек еще живет и здравствует! (Цицерон. Первая речь против Катилины). Примеров использования едино-

IX 3579

273

начатия в текстах ораторских выступлений несть числа: эта фигура весьма частотна, потому что очень действенна.

б) Естественно, существует и фигура эпифоры — повтора заключительных элементов последо­вательных фраз: Мне бы хотелось знать, отчего я ти­тулярный советник? Почему именно титулярный совет­ник? (Н. Гоголь).

Как и фигура стыка (см. ниже), она менее частотна и менее заметна, чем анафора.

в) Фигура стыка: последующая фраза начи­нается с повтора элемента, завершающего фразу предыдущую: Жил на свете таракан. Тара­кан от детства (Ф. Достоевский); О весна без конца и без краю — Без конца и без краю мечта! (А. Блок).

г) Разновидностью риторического повтора можно считать и повтор синтаксических конструкций (фигу­ра параллелизма); параллелизм — особое устройство следующих друг за другом фраз с одной и той же синтаксической структурой, с одно­типным порядком слов, однотипными сказуемыми. Чаще всего фигура параллелизма встречается в периодах (см. ниже, § 11):

Мне вас не жаль, года весны моей, Протекшие в мечтах любви напрасной, — Мне вас не жаль, о таинства ночей, Воспетые цевницей сладострастной, — Мне вас не жаль, неверные друзья, Венки пиров и чаши круговые, — Мне вас не жаль, изменницы младые, — Задумчивый, забав чуждаюсь я.

(А. Пушкин)

Части приведенного выше сложного предложения постро­ены по одной модели и начинаются одинаково (анафора): Мне вас не жаль + обращение + определение, выраженное прича­стным оборотом.

Очень часто и в фольклоре, и в ораторской речи одна из па­раллельных конструкций описывает жизнь и чувства человека, а вторая представляет сходную картину из жизни природы (метафору к первой); на параллелизме такого рода основана поэтика и воздействующая сила древ­нейших письменных памятников. Так, в Библии читаем: Но гора, падая, разрушается, и скала сходит с места своего;

274