ностей риторический вопрос — это фигура речи, обладающая мощной диалогизирующей потенцией (возможностью).

Не всегда риторический вопрос обязан содержать некое рассуждение, доводы, описание, подразумевать некий опреде­ленный ответ типа «да» или «нет». Риторический вопрос в более широком смысле — это фигура простого вы­деления важных в смысловом отношении «идей» речи. В этой функции он может быть значитель­но проще по структуре. Тогда он нацелен на привлечение вни­мания адресата к той идее речи, которая в данный момент на­ходится в центре внимания ритора, и на формирование эмоционального отношения к этой идее. Возьмем пример из того же текста: Боги бессмертные! (риторическое восклица­ние. — А. М.).

Есть ли где народ, есть ли город такой, как наш? Что за государство у нас? Здесь, среди нас, отцы-сенаторы, в этом священнейшем и могущественнейшем совете, равного кото­рому не знает круг земель (риторическое обращение, одобре­ние, похвала адресату; здесь — сенату. — А. М.), здесь пребы­вают те, кто помышляет о нашей общей погибели, о круше­нии этого города и чуть ли не всего мира (градация, завершающаяся преувеличением: о погибели... всего мира. — А. М.). А я, консул, смотрю на них, прошу высказать мнение о положении государства и тех, кого следовало бы поразить железом, не смею беспокоить даже звуком своего голоса! (ри­торическое восклицание содержит антитезу (кого следовало бы предать смерти, не смею беспокоить звуком голоса), ме­тонимию (поразить железом: орудие названо по материалу, из которого сделано). — А. М.).

Итак, риторический вопрос — эффективная фигура диалогизации монологической речи, слу­жащая для смыслового и эмоционального вы­деления ее смысловых центров, для фор­мирования эмоционально-оценочного от­ношения адресата к предмету речи, а также для представления адресату особенно важ­ных в смысловом отношении этапов рассуж­дения (доказательства).

§ 127. Риторическое обращение (апострофа). Рито­рическое обращение (греч. Apostrophe)1— это еще одна фигура выделения важных смысло­вых позиций, существенных идей речи.

282

В приведенных выше в этом параграфе примерах мы уже встретили эту фигуру. Риторическое обращение, как и другие фигуры выделения, может включать определение: А ты, ви­но, осенней стужи друг... (определение— метафора; пери­фраз), описание: Кобылица молодая, честь кавказского тав­ра, что ты мчишься, удалая?., (здесь и перифраз, и обраще­ние-описание, и риторический вопрос). В речи оратор может обращаться к самому предмету («идее») речи, к богам, к от­сутствующим лицам или предметам (к героям, к родине, к друзьям, к потомкам, к признанным авторитетам), представ­ляющим важные «координаты» в системе мировоззрения, системе ценностей оратора и аудитории.

В современной речевой практике, в том числе ораторской, риторические обращения употребляются значительно реже, чем прежде, когда они составляли необходимый элемент пуб­личной речи. Сейчас чаще можно наблюдать следующую форму выражения, заменившую, по сути дела, риторическое обращение: Если бы тот-то и тот-то слышал (видел, знал и т. д.) то-то и то-то, он бы сказал (почувствовал, удивил­ся, был поражен и пр.). Оратор прошлого сказал бы иначе, на­пример, так: Что скажу я тебе, брат мой Квинт, товарищ былых моих дней, который теперь далеко? (Цицерон. Речь в защиту Тита Антония Милона). Эта фигура гораздо вырази­тельнее, чем распространенная сейчас схема (если... , то... — см. выше), однако требует от ритора стилистического чутья, верной оценки речевой ситуации, чувства меры. Иначе оратор рискует выглядеть напыщенным и смешным. Зато в соответ­ствующей ситуации речи, когда обстановка торжественна, чувства аудитории не дремлют, атмосфера приподнятая, до­пускающая пафос, или, напротив, когда нужно и можно по­зволить себе иронию, а комический эффект соответствует ора­торским задачам, риторическое обращение становится неза­менимым приемом.

§128. ВВЕДЕНИЕ ЧУЖОЙ РЕЧИ (СЕРМОЦИНАЦИО). Вве­дение чужой речи (лат. sermocinatio, от sermo — разговор, беседа, диалог) — риторическая фигура, которую не­часто можно встретить в современных публичных выступле­ниях. Однако недаром внимание именно к ней привлекал П. Сергеич еще в конце прошлого столетия: этой фигурой по­чти не пользуются наши рядовые ораторы, писал он. А ведь она «одна из наиболее сильных, понятных и простых»: «чу­жое чувство, чужую мысль несравненно труднее передать в

283

описательных выражениях, чем в тех самых словах, в коих это чувство или мысль выражается непосредственно. Послед­ний способ выражения и точнее, и понятнее, и убедительнее для слушателей» (Искусство речи на суде. М., 1988. С. 61). Сермо- цинацио — это «прямая речь» в ткани устной монологической речи (выступления), но не любая, а выдуманная, доду­манная или в обработанной форме восста­новленная самим оратором.

Так, хрестоматийной стала так называемая «Речь отчиз­ны» из первой речи против Катилины Цицерона. Это и есть фигура сермоцинацио: Вот она [отчизна] обращается к тебе, Катилина, вот какова ее безмолвная речь (обратите внима­ние на последнее словосочетание: оксюморон. — А. М.). «Сколько лет уже, Катилина, ни одно злодеяние, ни одно преступление не обходится без тебя, не свершается помимо тебя; и казни многих граждан, и притеснения союзников, а подчас прямой грабеж, — тебе одному, кажется, все это сошло безнаказанно и чуть ли не как должное. Ты пренебрег законами и судами и, однако, благоденствуешь, чтобы тем самым и вовсе попрать их и ниспровергнуть. Что же! Я вы­несла, как могла, все прежнее, невыносимое, но теперь вся я охвачена страхом, и виной тому ты один: чуть где какой шорох — и я уже боюсь, не Катилина ли; где бы ни возник какой преступный сговор — и тут не обошлось без тебя. Нет, этого вынести уже нельзя! (риторическое восклица­ние. — А. М.). Вот почему — уйди, избавь меня от страха, справедлив этот страх или несправедлив, — я не хочу боль­ше терпеть унижения, я просто устала бояться».

«Этот прием незаменим как выражение нравственной оцен­ки поступков... человека», — заключает П. Сергеич. Соблю­дая те же требования к использованию фигуры «сермоцина- цио», что и к употреблению риторического обращения, совре­менный оратор может получить от нее многое.

В судебной речи фигура «сермоцинацио» использовалась для того, чтобы слушатель вместе с оратором представил, что и как могло бы быть сказано в той или иной ситуации, и та­ким образом играла немалую роль в деле убеждения присяж­ных, воздействия на их чувства, формирования их мнения о виновности или невиновности подсудимого, о надежности по­казаний свидетелей.

Очень вэ.жнэ. фигура «sermocinatio» для «оживления», ди- алогизации хода рассуждений в речи. Автор (оратор, говоря-

284

щий) выступает как драматург, создающий диалог, причем нередко диалог эвристический, направленный на поиски ис­тины. Кроме голоса самого ритора, в его речи начинают зву­чать другие голоса, выступающие с других позиций; рас­суждение превращается в обсуждение: Итак (скажет мне кто-нибудь), вы позволяете себе отрицать не только воз­можность повсеместного «воцарения правды», «мирной гар­монии» и «благоденствия» на земле, но даже <...> противо­поставляете все это христианству... Вы забыли даже ка­техизис, в котором всегда приводится текст: «Бог любы есть...» <...> Но чего же вы хотите после этого? Чего же вы требуете от России нашей и от нас самих? (Далее автор, русский философ XIX в. Константин Леонтьев, отвечает этому прозвучавшему с возражениями голосу воображаемого оппо­нента. Леонтьев К. О всемирной любви: Речь Ф. М. Достоевско­го на Пушкинском празднике.)

§129. ФИГУРЫ, СОЗДАЮЩИЕ ЭМОЦИОНАЛЬНЫЙ КОНТАКТ С АДРЕСАТОМ: ОДОБРЕНИЕ, УМАЛЕНИЕ, УСТУПКА, а) Ободрение и одобрение адресата (экзорта- цио, от лат. exhortatio — ободрение, поощрение); б) ума­ление своих достоинств, признание своей ошибки (мейозис, от греч. meiosis — уменьшение, убыва­ние; вспомните термин «мейоз» (генетика); в) ус туп к а, допущение (концессио, от лат. concessio, с тем же зна­чением).

Для речевого поведения правильно подготовленного и ри­торически образованного говорящего (не обязательно именно оратора, но и собеседника) характерно неукоснительное со­блюдение следующего принципа: если хочешь убе­дить, не обижай. Более того, хвали (лучше намеком, чем прямо) и поддерживай бодрость адресата; постоянно внушай, что считаешь его достойным и равным себе, а еще лучше — превосходящим себя. Если станешь действовать ина­че — уронишь собственное достоинство: ни один уважающий себя человек не будет говорить с недостойным. (Принцип, как видите, может показаться устаревшим, однако риторическая практика, да и вообще жизненный опыт показывают: он со­храняет действенность и по сей день, и только весьма недале­кие и самонадеянные люди его недооценивают.)

Три фигуры речи, которые мы здесь рассмотрим, возникли как риторическая реализация этого принципа.

285

1. Ободрение и одобрение (exhortatio): фигура косвенной или прямой хвалы и внушения бодрости и надеж­ды слушателям. Особенно необходима (и поэтому часто ис­пользуется) в начале и особенно в конце публичной речи (см. дополнительные примеры, анализ и конкретные рекоменда­ции в следующей главе, посвященной ораторской речи). От­кройте любую речь Цицерона и посмотрите, чем она заверша­ется.

Так, в конце речи «В защиту Секста Росция Америйца» чи­таем: Людям мудрым, влиятельным и могущественным — таким людям, как вы [судьи], надлежит приступить к вра­чеванию недугов, от каких государство тяжелей всего страждет.

А вот окончание речи JI. Толстого в Обществе любителей ро<~о*1кской словесности, произнесенной в 1859 г.: В наше вре­мя возмужалости нашей литературы больше чем когда-ни­будь можно гордиться званием русского писателя, радовать­ся возобновлению Общества любителей российской словес­ности и искренне благодарить за честь избрания в члены этого общества. Это косвенная похвала членам Общества, одобрение их деятельности, выражение гордости, радости, благодарности в связи с избранием в члены Общества.

2. Фигура умаления (мейозис) — признание го­ворящим ошибочности своих прежних взглядов, выражение сожаления по поводу собственных ошибок — мощнейший спо­соб возбуждения симпатий слушателей. «Да, он человек объективный; он умеет оценить все правильно; он человек искренний, а что до ошибок... Ведь и я сейчас думаю так же, что ж, все мы не без греха, может быть, и я ошиба­юсь», — вот что подумает адресат речи, когда услышит, что оратор говорит: ...Эти роковые предубеждения [ошибочное мнение], я сознаю, что не имею права осуждать их. Никто не поддавался им с большим увлечением, никто не высказы­вал их так громко, как я... Я позволил себе сказать... слова, о которых, теперь вспоминаю с горьким сожалением... (Сер- геич П. Фрагмент речи по делу JIa Ронсьера // Искусство речи на суде. М., 1988. С. 64).

В речи современных ораторов, особенно отечественных, фи­гура умаления приобрела чисто декоративную роль: слушате­ли, как правило, понимают, что оратор вовсе не признает соб­ственных ошибок, потому что считает себя безупречным, а вот

286

свою аудиторию, напротив, ценит весьма низко. Оттого это риторическое средство вызывает эффект прямо противопо­ложный должному: вместо того, чтобы превратить слушате­лей в союзников, склонить на свою сторону, оратор только раздражает и восстанавливает их против себя. Применяя фи­гуру умаления, нужно играть строго по правилам.

3) Не менее эффективным средством «воспитания» из сво­их слушателей единомышленников в ходе одной речи или в процессе одной беседы (спора), чем хорошо исполненная фигу­ра умаления, служит фигура уступки (допуще­ния) — концёссио.

Эта фигура состоит в том, что говорящий сперва как бы соглашается с мнением оппонента, а по­том, анализируя его, разбирая, вместе с адресатом своей ре­чи приходит к тому, что это мнение неверно (и подводит к этому слушателя). На возражение лучше всего ответить, не говоря сразу: нет, вы не правы [имеется в виду: а я — прав]. Посмотрите, как это делает Цицерон: Нам возра­жают: «Значит, Клодий и не думал о засаде, если он соби­рался в тот день остаться в алъбанской усадьбе!» (сермоци- нацио: оратор вводит воображаемый голос оппонента. —А. М.). О, еще бы! (согласие. — А. М.). Беда только в том, что как раз для убийства-то он и покинул усадьбу... (возражение; все вместе образует фигуру допущения — уступки, концёс- сио. — А. М.). Но пускай даже так (согласие. —А. М.) — за­чем было спешить ему в Рим, зачем пускаться в ночь? Что заставило его торопиться? Наследство? Нет... (здесь и да­лее в речи Цицерон проводит анализ сделанного им допуще­ния и постепенно приходит вместе со своими слушателями к выводу. —А. М.). Мне кажется, судьи, что покамест все яс­но (далее формируется вывод, полученный оратором в «сов­местной работе» с адресатами речи. —А. М.).

Для беседы, спора современному ритору следовало бы во многих случаях взять себе за правило: «нет не говорить», по крайней мере, не стоит говорить «нет» немедленно после вы­сказывания оппонента; неправильно начинать со слова нет свою реплику. В речи культурных спорщиков и собеседников фигура допущения (концёссио) упрощается и может прини­мать следующую форму: Да, но... или: Согласен с тем-то и тем-то, но...; Вы правы в том-то и том-то, но...; Совершен­но справедливо, однако... (и т. д.).

287