2.3. В чем состоит историческое значение и культурный смысл позднего палеолита?

Поздним палеолитом называется заключитель­ный этап древнего каменного века. В общеприня­той классификации первобытная эпоха человече­ства (каменный век) включает палеолит (от гре­ческого palaios — древний и litos — камень), ме­золит (средний каменный век) и неолит (новый ка­менный век). Палеолит разделяется на ранний (нижний) и поздний (верхний). Иногда последний период раннего палеолита — мустверскую куль­туру — выделяют в средний палеолит.

Указанное разделение было создано в XIX в. археологами и отражало отчасти идею о роли тех­нологии в развитии человека, отчасти специфику археологического материала дописьменной эпохи. Неуничтожимый, имеющийся в изобилии камень (в ряде случаев — единственное, что можно извлечь из древнейших местонахождений) служил сквозным эмпирическим источником датировок, классифика­ций, гипотез о древнейшем прошлом. Лишенное ин­дивидуальных свидетельств, биографий, образов, безмолвное прошлое представляется идеальным примером бессобытийной, «долгой» (Ф. Бродель), «спящей» (Э. Леруа-Ладюри) истории, предназна­ченной для отработки естественнонаучной логики, количественных методов или (с добавлением соци­ально-экономических понятий) доктрин первичной («первобытно-общинной») общественной формации.

В ракурсе подобных объяснений поздний па­леолит занимает ключевое положение в каменном веке. Во-первых, на рубеже среднего и верхнего палеолита заканчивается эволюция ископаемых гоминид и появляется «настоящий» человек — Homo Sapiens. Во-вторых, скачкообразно увели­чивается разнообразие каменных и других орудий, появляются составные: вкладыши, наконечники, сшитая одежда. Наконец, главной социальной ин­новацией нижнего палеолита была экзогамия — исключение из брачных отношений ближайших родственников. Запрет инцеста (кровосмешения) требовал общественной регуляции брака, появи­лись род и семья. Замена биологически-эволюци­онного типа развития на исторический принесла столь радикальные изменения в столь сжатые по сравнению с темпами антропогенеза сроки, что может быть определена как палеолитическая ре­волюция. Продуктом этой революции стало фун­даментальное антропологическое, психофизиологи­ческое, психосоциальное, духовное единство человечества, которое сохранится в истории вопреки расхождениям в экономическом, политическом, социальном, языковом, бытовом развитии человеческих сообществ.

Из сказанного ясно, что верхний палеолит — та эпоха, когда человечество, вдобавок к биологически-видовому единообразию, приобретает тот уровень интегрирующих связей, который называ­ется культурой. Культура рождается в конце древ­ него каменного века как сложившаяся система, тогда как в исходной точке антропогенеза можно говорить только об отдельных зонах культурного поведения. Специфика палеолитической культуро­логии состоит в том, что ее типологии опираются на весьма локальный и ограниченный материал, а общечеловеческие закономерности, вышедшие из позднего каменного века, относятся к самым глубоким, аморфным, темным константам культурного бытия. Архаический базис цивилизации воспринимается как коллективное бессознательное, сложившееся из ряда открытий «прометеевской эпохи», доистория, в отличие от довербальной эволюции и от письменной истории.

Потребности гуманитарного изучения доистории требуют дополнения естественнонаучной логикой понимающей интерпретации.

Сознание, речь, религия, искусство возникли примерно одновременно в результате мощного пе­реворота, закончившего трехмиллионнолетнюю эволюцию гоминид. Эпохи человека разумного живут последствиями этого происшествия. Поэтому все люди познаваемы друг для друга, а все челове­ческие сообщества в пределах 30-40 тысяч лет — современники. Гуманитарный поиск направлен на установление родства цивилизаций, имеющих ниж­ний предел в палеолитической революции. Вопрос, откуда начинать культуру, — от австралопи­теков или кроманьонцев, три миллиона или трид­цать тысяч лет тому назад — решается сам собой, когда от умозрений переходят к интерпретации. Культура начинается там, докуда простирается символическая традиция, где еще есть материал для человеческого понимания. Не побоимся тав­тологии: культура там, где есть свидетельства куль­туры. Но что же отнести к ним и как быть с дока­зательствами иного рода: костными останками, геологическими отложениями, галечными раско­лами? Естественнонаучный подход не ищет чело­веческого лика в прошлом, он изучает антропогенную формацию. Объемы черепа и каменные сколы не могут еще сказать, есть ли человек. Оче­редная антропологическая или археологическая сенсация служит лишь преддверием к дискуссии, которая превращается в испытание кандидата на вхожесть в человеческое общежитие. Гуманитар­ная интерпретация проводит общечеловеческую экспертизу экспонатов доисторического музея, намечая новые границы коллективного «мы».

Узнавание находки свидетельствует о сходстве психических конституций интерпретатора и его ви­зави. Прошлое меняет нас, но и мы меняем про­шлое. Круг контактов, в периметре которого нала­живаются средства общения, называется культу­рой в гуманитарном значении слова. На перифе­рии он размыт и кое-где намечен пунктиром. Здесь происходит самое интересное: расширение челове­чества, просвечивание психологической архаики.

Любивший сравнивать психоанализ с архео­логией З. Фрейд находил на каждом слое «раско­па» свой язык. Главным достижением «перевод­ческой» деятельности психоаналитика он считал открытие «языка желания», собранного из снови­дений, обмолвок, описок, галлюцинаторных ассо­циаций и прочих лингвистических отбросов. Здесь, на пределе читабельности, совершается первое опосредование пока смутной реальности смутным языком. Подспудные связи психики с коллектив­ным бессознательным включены в работу языка по структурированию размытой зоны между речью и доречью, индивидуальным и коллективным, современным и мифическим. Мысль исследователя, спускаясь из плоскости читабельного в сферу неосвещенного, неизбежно находит эквиваленты своим полуоформленным состояниям где-то на краю истории. Гуманитарию удается включить в коммуникацию с доисторией пласты своего, едва прощупанного подсознания. Эманация гуманитар­ного разума на низлежащую темноту имеет ха­рактер смыслового очеловечивания физических и физиологических фактов, поставляемых естествознанием. Вычитывание «человеческого, слишком человеческого» в грудах материала, казалось бы, лишенного признака одушевления, означает рас­ширение человеческого в человеке и гуманитарно­го в науке.