3.8. Какова специфика культуры древнерусской субцивилизации?

Доминантной формой интеграции древнерус­ской субцивилизации было православие, которое распространялось на Руси государством, но в значительной степени носило автономный по отноше­нию к нему характер.

Киевские князья рассматривали православие прежде всего как социально-нормативный инсти­тут регулирования общественной жизни и не ис­кали опоры своей власти в духовно-нравственных аспектах православной веры.

Православие задавало для Руси нормативно-ценностной порядок, представлявший собой син­тез формального и невежественного массового православия с языческой мистикой и практикой. Единой символической формой выражения этого порядка стал древнерусский язык.

Древнерусскую субцивилизацию по многим ценностно-ориентационным чертам можно рас­сматривать как «дочернюю» зону византийской культуры. Однако по большинству сущностных форм социально-политического устройства и жиз­недеятельности древнерусская субцивилизация была ближе в Европе, поэтому ее иногда называ­ют «славяно-европейской».

С европейской цивилизацией того времени она имела целый ряд общих черт: христианские цен­ности; городской характер «титульной» культуры; преобладание земледельческого производства; от­сутствие синдрома рабского комплекса при сопри­косновении индивида с государством, высокий уровень милитаризованности и агрессивности по­литической идеологии и практики.

Культура древнерусской субцивилизации, по­мимо византийских и европейских влияний, испы­тывала воздействие культурных потоков, шедших со стороны половецкой степи, а также из мусуль­манской Волжской Булгарии и Средней Азии.

Поэтому древнерусская субцивилизация име­ла целый ряд общих черт с традиционными обще­ствами Востока: отсутствие частной собственнос­ти и экономических классов; господство принципа централизованной редистрибуции (обложения на­селения податью), при которой власть рождает собственность; автономность общин по отношению к государству, предоставлявшая значительные возможности социокультурной регенерации; эво­люционный характер общественного развития.

Следы восточного воздействия просматривались также в военно-бытовой культуре аристократичес­кого слоя, в определенной символике престижнос­ти и некоторых чертах дружинного этикета.

В целом древнерусская субцивилизация на славяно-языческой основе синтезировала некото­рые черты европейских социально-политических и производственно-технологических реалий, визан­тийских мистических рефлексий и восточных прин­ципов централизованной редистрибуции.

Геополитический, а также экономический фак­торы предопределили появление в древнерусской субцивилизации нескольких субкультур: южной (киевской), северо-западной (новгородской) и се­веро-восточной.

Южная субкультура была ориентирована на азиатскую «степь». Киевские князья предпочита­ли даже формировать дружинную гвардию из на­емников племенного объединения «черных клобу­ков», остатков тюркских кочевников — печенегов, торков, берендеев, осевших на реке Рось. В пери­од татаро-монгольского нашествия киевская суб­культура была ликвидирована.

Новгородская субкультура была ориентирована на партнеров по ганзейскому союзу, пред­ставлявших торговые островки европейской циви­лизации. Если новгородцы и прибегали к наемни­кам, то это были, как правило, варяги. Новгород­ская субкультура, сохранившаяся в период тата­ро-монгольского ига и усилившая свое европейс­кое своеобразие, деградировала после присоеди­нения Новгорода к Москве в XV в.

Специфика северо-восточной субкультуры была обусловлена в первую очередь начавшейся в сере­дине XII в. крестьянско-княжеской колонизацией центра и севера Русской равнины. Крестьянская колонизация захватывала в основном лесную зону, где крестьяне вели комплексное хозяйство, основу которого составляли экстенсивное подсечно-огневое земледелие, охота и собирательство.

Князья предпочитали большие пространства свободных от леса ополий, которые постепенно расширялись путем сведения леса под пашню. Технология земледелия на княжеских ополиях, на которые князья сажали зависимых от себя людей, была в отличие от крестьянской колонизации ин­тенсивной. Такая технология предполагала и иную поселенческую структуру: население концентри­ровалось на небольших территориях, что давало возможность княжеской власти осуществлять до­статочно эффективный его контроль.

В таких условиях монгольское нашествие ока­зало отрицательное влияние прежде всего на про­цессы княжеской колонизации, в малой степени затронув малочисленные и достаточно автономные, разбросанные на огромной территории селения, созданные в ходе крестьянской колонизации.

Экстенсивное подсечно-огневое земледелие, на котором базировалась эта колонизация, это — не просто определенная технология, но и особый об­раз жизни, формирующий специфический нацио­нальный характер и культуру. Лесное земледелие требовало глубокого понимания жизни леса, его гидрологии, микроклимата, особенностей почв, использования законов этой жизни в повседнев­ной практике.

Крестьяне в лесу жили фактически до государственной жизнью, парными или большими семья­ми, вне сферы власти и давления общины, отно­шений собственности и эксплуатации. Подсечное земледелие строилось как система хозяйства, не предполагавшая наличия собственности на зем­лю и лес. После того как подсеку забрасывали через три-четыре года, угодье вновь становилось ничейным, и крестьянам приходилось осваивать новый участок, переходя на новое место.

Население в лесах росло значительно быстрее, чем в городах. Подавляющее его большинство в ХIII-XIV вв. жило вдали от княжеского гнета, кровавых княжеских междоусобиц, от каратель­ных нашествий татарских отрядов и поборов хан­ских баскаков, и даже от церковного влияния. Если на западе «воздух города делал человека свобод­ным», то в северо-восточной Руси, наоборот, сво­бодным делал человека «дух крестьянского мира».

Таким образом, в результате крестьянской и княжеской колонизации северо-восточных земель там сложилось как бы две Руси: Русь городская, княжеско-монархическая, христианско-православ­ная и Русь земледельческая, крестьянская, пра­вославно-языческая.