4.2.5. Научная и практическая результативность

В Средние века познание выполняло две функции: а) получение информации об окружающей реальности, о способах ее использования и преобразования; б) самосовершенствование души для достижения ею Царства Божьего. По отношению к окружающей чувственно воспринимаемой реальности, познание ограничивалось, по преимуществу, случайными находками и поверхностными свойствами вещей. По отношению к Царству Божьему, познание представляло собою интеллектуальное самоограничение, ведущее к творчеству утопий и идеалов.

Вместе с этим, после Античности, средневековый тип рациональности был уже вторым в эволюции европейских культур. Он характеризовался более сложной и развитой структурой, проявляющейся в математике, в схоластике и диалектике (22. – С.112-123). Позднее математика усваивается естествознанием как один из ее важнейших методов (вторым остается философия), а схоластика и диалектика становятся важнейшими предпосылками методологии гуманитарных наук.

В конце эпохи Возрождения, английский философ Ф.Бэкон, опираясь на средневековых схоластов, показал, что наука должна существовать не столько во славу Божью, сколько для утилитарных целей. С этого момента наука рождается в качестве инструмента познания объективной реальности и обоснования целей и способов ее практического преобразования.

Конечной целью и смыслом науки является практика.

Практичность естествознания очевидна, и раскрывать ее не нужно. В чем же состоит практическая цель социальных и гуманитарных наук? Эти науки выступают наследниками средневекового самосовершенствования души, которое после Возрождения все больше и больше осознается как развитие культуры и ее институтов.

Практическая нацеленность социальных и гуманитарных наук состоит в творчестве, воспроизводстве, развитии, а порою, и в ликвидации, в интерпретации, переосмыслении и переоценке тех или иных ценностей и институтов культуры.

Наука реализует эту свою сверхзадачу разными способами, среди которых следует назвать:

1. выполнение ею «социального заказа», в сущности, всегда являющегося формированием и обоснованием управленческих и государственных решений и воспитанием граждан. В этом плане, наука неизбежно имеет идеологический характер. Именно по этой, идеологической причине, М.Фуко считал власть науки источником социального насилия над личностью. Однако в демократическом обществе ее идеологичность уравновешивается противоборством политических альтернатив, партий, научных взглядов и подходов, и с необходимостью вытекающим из такой борьбы интенсивным внутрикультурным диалогом. В тоталитарном же обществе такой диалог в открытой и легитимной форме отсутствует, и это всегда ведет к деградации науки.

2. Прямое влияние на культуру через интеллигенцию: писателей, режиссеров, ученых других научных отраслей, художников, учителей, даже политиков, через просто образованных и интересующихся наукой людей. Под ее влиянием формируется своего рода культурный стиль, «дух эпохи», мировоззрение, направляющее человеческие поступки и придающее им смысл в рамках культурного пространства.

Второй способ, на самом деле, является едва ли не более действенным, чем первый. Достаточно вспомнить ту культуротворческую роль, какую сыграли в СССР 60-90-х гг. публичные лекции М.Мамардашвили, сочинения А.Меня, С.Аверинцева, Д.Лихачева, А.Солженицина, А.Гуревича и др.

Научным результатом является знание, решающее поставленную проблему. Чаще всего оно представляется в виде обобщающих формулировок или иных утверждений о сущности предмета, имеющих императивный характер.

Наука, главным образом, добивается следующего:

• Теоретически обоснованных открытий, вводящих в состав культуры новые предметные области. Это понятие больше применяется для естествознания, но и в гуманитарных, и в социальных науках есть свои открытия. Как правило, они связаны с новыми ракурсами субъективного представления предметности и с новыми типами субъективности и рациональности. Такими гуманитарными «открытиями» была, например, констатация и легитимация представлений о целостном характере общественной жизни, обозначаемом понятиями цивилизации, формации, эпохи и т.д. Таково же открытие роли человеческой индивидуальности в обществе и в истории, обозначенное как «тотальная история», открытие бессознательного и его присутствия в общественной жизни в качестве своеобразной подосновы, открытие многовариантности истории и т.д.

• знаний о составе предмета, его свойствах, функциях, параметрах и практической применимости. Количественного, качественного либо оценочного измерения параметров, новых понятий и теорий, отражающих новые свойства;

• теоретических (научных) законов и обобщающих формулировок, то есть сущностных инвариантов в структуре и свойствах предмета, обусловленных его внутренней необходимостью и проявляющихся в поведении. Система законов и утверждений устанавливает соотношения между понятиями и является идеальной моделью и основой логической схемы теории. В исследованиях культуры законы и обобщающие утверждения соотносятся со скрытыми в культуре упорядочивающими ее нормами цивилизации;

• прогнозов, планов и проектов функционирования, развития и практического преобразования;

• интерпретации предмета в соответствии с разными типами субъективности;

• обоснования практической применимости своих результатов.

Схема результатов в своих основах не меняется в течение уже двух с половиной тысячелетий. Но происходящая время от времени смена типа рациональности вынуждает изменять и ее интерпретацию. Так средневековое представление о Божественном Законе в эпоху Просвещения сменилось на представление о законе природы, а в XX веке на теоретические модели и обобщающие формулировки. Характерное для Просвещения измерение только в количественных величинах пополнилось качественными и оценочными и привело к взглядам на измерение как отчетливое различение и продукт анализа.

И сегодня традиционные представления о смысле результатов научного познания опять попадают под сомнение. Если надо определиться с тем, какова новая проблематика, что такое предметность и какой должна быть адекватная им методология, то необходимо найти новые ответы на вопросы:

• Что можно считать знанием?

• Что сегодня стоит называть открытием в социальной и гуманитарной сфере?

• Какими могут быть итоговые обобщающие утверждения, помимо естественнонаучных законов?

• Какие типы прогнозов наиболее приемлемы в сегодняшней науке и адекватны для новых предметных областей и проблематик?

• Какие еще возможны типы измерения и различения?

• Как можно содержательно представить практическую применимость социальной и гуманитарной науки, особенно в плане учета возможных последствий?

• Имеет ли смысл включать в результат познания его последствия, и можно ли предусмотреть неожиданные негативные последствия познания и практики? Известно, что они порою способны перевешивать любой ожидаемый позитивный результат и т.д.?

Сегодняшняя рациональность унаследовала, хоть и в видоизмененной форме, типы мышления и Античности, и Средневековья, и Просвещения, и в любом регионе мира она воспринимает как свои предпосылки взгляды других культур, содержит их следы. Поэтому, чтобы быть адекватной, гуманитарная наука должна быть многомерной.

Античность эпохи досократиков предпосылает нашему познанию представление о целостности культуры через экзистенциальный диалог автономных индивидов и полисных культур. В ее логике каждый субъект сам себе начало, правило и вывод ("Человек - мера вещей", - утверждал Протагор). На этом раннем, полупервобытном этапе представлений об эпохе и о культурном контексте еще нет. Без таких представлений смысл предмета познания вообще не раскрываем научно или философски, потому, что он не устойчив и зависит от частной субъективности. А частных субъектов - много, и они разные, вплоть до личной несовместимости друг с другом. Без контекста "Я" может найти только "Свой", личный смысл, но это исключительно "Мое" дело, а наука тут уже ни при чем, она дает в итоге общее, а не исключительно индивидуальное знание. В итоге, познание оказывается произвольным и является скорее не познанием в ныне принятом смысле, а личным творчеством новых условий «из материала» родоплеменных предпосылок.

Досократики как бы находились в «чистых» креативных условиях, когда цивилизация, придающая многообразию отдельных культурных явлений качество целостности и позволяющая говорить о культуре как эпохе и пространстве, еще не появилась. Познавать было нечего, и надо было не познавать, а создавать и утверждать общее социокультурное пространство через межличностный диалог.

Средневековье, а за ним и Просвещение выстроило и оставило нам в наследие представление об эпохе и контексте, но редуцировало познание к одной-единственной всеобъемлющей формуле сначала религиозного монотеизма, а затем материалистического монизма. В основе познания полагается конечное число принципов, вроде аксиом Евклида, церковно-богословской догматики или элементов естественнонаучной картины мира, а ход познания выстраивается по схеме: одно начало - одна логика - один вывод. Познание становится предписывающим. В социальной и гуманитарной науке его ныне демонстрируемыми примерами является сегодняшняя новоправославная философия, советский исторический материализм или учебники права. Современная научная предметность такой схемой конечно не объясняется, но если вообще нет всеобъемлющих формул, то культура теряет целостность, а значит, и устойчивость, она перестает существовать.

Сегодняшняя проблематика, думается, в том, чтобы не отказываться от построения таких формул, а искать разные способы их построения. Можно предположить, что формул, описывающих культуру как целое должно быть много, и между ними тоже есть своеобразный диалог.

Главная проблема современной науки в том, чтобы в новой рациональности сохранить предпосланный монизм Средневековья и Просвещения не путем формулирования догматической аксиоматики, а путем определения границ единого пространства множества различных взглядов, подходов и логик. А для этого надо ответить на вопросы: Как объединяются эти взгляды в рамках общего пространства, достигая комплементарности? В чем мера комплементарности и каковы пределы, за которыми она становится невозможной?