Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Борисов Б.Л. Технология рекламы и PR.doc
Скачиваний:
315
Добавлен:
05.02.2016
Размер:
7.67 Mб
Скачать

Сквозь призму науки

Под классическим тоталитаризмом следует понимать политический режим, в котором все стороны общественной и индивидуальной жизни про­низаны жестким контролем со стороны государства. Основными характери­стиками систем тоталитарного типа являются:

1. Безусловное лидерство одной политической партии и отсутствие сколъ-либо значимой легальной оппозиции.

В некоторых странах бывшего соцлагеря имела место многопартийная система, но это была лишь политическая декорация.

2. Централизованный контроль и управление экономикой.

В советском варианте он подразумевал всевластие военно-промышлен­ного комплекса, распоряжающегося ресурсами страны. Для поддержания должного напряжения руководства и народа, как правило, мобилизацион­ные мощности потенциального противника завышаются в несколько раз. Отсутствие прозрачности во властных коридорах помогает поддерживать заявленный паритет. Анекдот о рабочем, у которого всегда при сборке полу­чался пулемет, основан на реальных фактах. Не случайно же пробки от шам­панского соответствовали в СССР калибру авиапушек, а диаметр макарон по-флотски и гильз для папирос соответствовал винтовочному патрону.

3. Монополия государства на СМ И и все силовые структуры.

4. Официальное господство одной идеологии.

Но весь этот перечень отличий - ничто, по сравнению с одной осно­вополагающей чертой, "высшей стадией" тоталитаризма - способнос­тью играть человеческой свободой и жизнью. Как только тоталитарная власть лишается этого инструмента и в обществе исчезает страх, власть начинает терзаться сомнениями, истощается и, как следствие, катится к закату. История СССР после 1956 года (XX съезда партии) тому пример. Известна демократическая формула Рузвельта: "Свобода совести, сво­бода слова, передвижений и свобода от страха".

Тоталитаризм как термин ведет свое начало от латинского "totalis" (целый, полный) и имеет свою историю. Однако как вид поли­тической власти он с наибольшей полнотой осуществил себя в XX веке, став официальной формой правления и идеологией в таких крупных ев­ропейских державах, как Италия, Германия, СССР, и по сей день имеет место в ряде стран азиатского, африканского и латиноамериканского континентов.

Еще одним оттенком этого явления служит термин " авторитаризм". В теории коммуникавистики он подразумевает жесткий контроль государства над СМИ, ущемляющий конституционно-демократические принципы свободы информации. Одновременно в нем усматривают подчинение масс-медиа не интересам общества, а медиамагнатам, владельцам информационного капитала. Существует многообразие проявлений этого понятия в современной практике. В книге Ф.Сиберта и Т.Питерсона авторитарная теория - это одна из четырех теорий печати. Приказ, блокирование альтернативных взглядов во всех сферах идеологии - это и есть авторитаризм.

Существует также мнение, что переход от коммунистической идео­логии к демократии невозможен без авторитарного периода. Похожие мысли можно найти и у русского философа И.Ильина.

И. Бродскому принадлежит толкование политики как чистейшей гео­метрии, переплетенной с законом джунглей, а современного тирана - как компьютера устаревшего образца. Это яркие метафоры поэта. Но феномен тоталитаризма изучен и авторитетными учеными. Наиболее интересными исследователями тоталитарной проблематики несомненно являются:

Фридрих Хайек, австрийский экономист, Нобелевский лауреат, еще в 1944 году выпустивший книгу "Дорога к рабству";

Теодор Адорно, немецкий философ, опубликовавший в 1950 году книгу "Авторитарный человек";

Збигнев Бжезинский, американский политолог, автор книги "Тота­литарная диктатура и автократия" (в соавторстве с К. Фридрихом), изданной в 1956 году.

Большинство исследователей ищут объяснение феномена тоталита­ризма в социально-политических и психологических механизмах.

В первом случае, исследователи связывают возникновение фашизма с кризисом демократии и социалистическими тенденциями, обозначившими разрыв со всем ходом и опытом западной цивилизации, если вести отсчет с эпохи Возрождения. Анализируя ситуации, предшествующие подавлению демократии и установлению тоталитарных режимов, Хайек признает, что доминирующим фактором всегда является всеобщее недовольство медли­тельностью демократии и громоздкостью ее процедур. Оказавшись в по­добной ситуации, люди ищут лидера, внушающего уверенность. В Италии и Германии фашизм начинался как движение безработных, а Гитлер пришел к власти абсолютно демократическим путем.

Во втором случае, среди психологических причин, исследователи чаще всего ссылаются на отказ от принципов индивидуализма и утверждение воли большинства.

Чем выше умственные способности и уровень образования отдельных индивидуумов, тем резче разнятся их вкусы и взгляды. Кто стремится сконструировать единство взглядов, должен спуститься в сферы, где доминирует более низкий моральный и интеллектуальный уровень, более примитивны вкусы и инстинкты. Пополнять ряды всегда будут люди с неустойчивыми взглядами, легко возбудимые, социально ущемленные, тщеславные прагматики и перекрасившиеся приспособленцы.

Но чтобы участвовать в управлении тоталитарным государством, недостаточно быть готовым принять одну лишь веру, человек должен быть готов и способен сам, по собственной инициативе преступить любую моральную норму.

В этом смысле мотивы тоталитаризма можно в достаточном количе­стве найти в биографиях политических лидеров. "Зло извинительно, если

оно необходимо ", "Дайте мне пять лет деспотизма, и я введу во Франции свободу ", -утверждал Наполеон. Троцкий восклицал: "Революция - это чрезмерность ". Сторонников демократических процедур он именовал "презренными евнухами". Сталин читал книги об Иване Грозном, оставляя пометки: "Учитель!"Мао писал: "Революцию нельзя делать изящно и вежливо. Это - акт насилия ".

Среди наиболее спорных и интересных научных концепций последнего времени, несомненно, следует назвать книгу сына некогда опальных поэтов Анны Ахматовой и Николая Гумилева Льва Гумилева "Этногенез и биосфера земли", где состояние социальных и политических аффектов рассматривается как следствие пассионарных толчков. Пассионарность-это биохимическая энергия, низвергающаяся на Землю в виде кары небесной. Она подобна злому граду, который не поддается научному прогнозированию. Поэтому Л. Гумилев уходит от ряда сугубо научных вопросов, оставляя их разработку своим ученикам и последователям. К примеру, если пассионарность - это энергия, то в каких единицах ее измерять, в джоулях?.. Четко диагностируется лишь последняя фаза этногенеза: "...члены этноса предаются грабежам и алчности".

ТОТАЛИТАРИЗМ И ХУДОЖЕСТВЕННАЯ КУЛЬТУРА

Среди художественной прозы, посвященной исследованию тоталитариз­ма, достаточно назвать три антиутопии, написанные и изданные в пери­од 20-40-х годов: "Мы" Евгения Замятина, "О дивный, новый мир" Олдоса Хаксли, "1984" Джорджа Оруэлла.

Теме "Личность и тоталитарная власть" посвящены и такие шедев­ры культуры, как "Реквием" Ахматовой, 7-я симфония Шостаковича. Во всех этих произведениях представлена универсальная характеристика тоталитарных политических систем, обладающих способностью мимик­рии, от фарса до трагедии.

Нельзя не назвать и широко известный роман писателя, психолога и био­лога Артура Кестлера "Слепящая тьма"(1940 г.), где были описаны зловещие методы управления власти и идолопоклоннический образ мыслей толпы. Герой романа Рубашов, в котором угадываются черты биографии реальных деятелей русской революции, записывает в своем дневнике: "Политическая деятельность может быть сравнительно честной в тихих заводях Ис­тории, на ее крутых поворотах уместен лишь старый закон о цели, оправ­дывающей любые средства. Вы выбросили за борт балласт буржуазных предрассудков и правил "честной борьбы", а потому вынуждены

руководствоваться одним-единственным мерилом - последовательной логики ".

Целью тоталитаризма всегда было ускоренное стремление переделать человека. При этом решительно отметались таинства человеческого бытия и неодолимые характеристики человеческой индивидуальности. Тоталитаризм всегда ставил задачу конструирования нового типа личности с особой ментальностью.

Недаром Лев Троцкий, будучи видным идеологом партии больше­виков и нося мундир наркомвоенмора (министра обороны), осуществлял материальную поддержку фрейдомарксистам, живо интересовался пси­хофизическими экспериментами. Все ради того, чтобы получить в руки действенный инструмент управления человеческими массами. В его речах эти надежды озвучивались так: "Человек примется, наконец, всерьез гармонизировать себя самого. Жизнь, даже чисто физиологическая, станет коллективно-экспериментальной". Трудно удержаться, чтобы не отметить, что фрагменты этой лексики удивительно напоминают некоторые современные обороты политического языка.

Наиболее проблемным является вопрос о взаимоотношениях тота­литаризма и массовой культуры. Действенно управлять культурой можно только в условиях тоталитарного общества. Тоталитаризм - явление единостильное. Культура в демократическом обществе динамична, мозаична и слабо поддается прогнозам. Об этом писал еще Ф.Фукуяма в своей известной работе "Конец истории".

С одной стороны, маскульт сыграл безусловную роль в развале то­талитарных режимов, особенно советского. При помощи кинематографа, видео- и аудиопродукции успешно подтачивалось единство морального климата советского общества.

Но с другой стороны, маскульт угрожает стабильности самих демок­ратических институтов. Активная "редактура" жизни общества и его ос­новных ритуалов со стороны явлений массовой культуры несет в себе потенциальную опасность для потребительского демократического строя. Ему нужны не "редакторы", а исправные потребители и налого­плательщики. А маскульт как мало управляемое явление бывает склонен к "самоедству". Демократическая модель - это плюрализм мнений, от­сутствие единого стиля. Здесь и простирается территория действия для технологий паблик рилейшнз.

В новейшей истории тоталитарные общества возникли в Италии, России и Германии в период 20-30-х годов. И именно там и тогда в куль­туре XX века возникло такое яркое и противоречивое явление, как худо-

жествеиный авангард. Под этим термином следует понимать сложную и противоречивую совокупность художественных течений, возникших в европейской культуре первой четверти XX века. Итальянские футурис­ты, немецкие экспрессионисты и дадаисты, русские примитивисты, суп­рематисты, кубофутуристы и конструктивисты - это поэты, художники, писатели, дизайнеры теоретики, желавшие активно участвовать в борь­бе за революционное переустройство мира, своими эстетическими про­граммами и манифестами внесшие весомый вклад в теоретический фун­дамент тоталитаризма. Именно художественный авангард стал генера­тором эстетического и политического экстремизма. Генетическая связь авангарда и тоталитаризма - один из самых загадочных парадоксов XX века.

Связь эта, как явственно сегодня видно, произошла неким мистическим образом, поверх явных соответствий языка и стиля. Дело в том, что авангард претендовал не только на совершенствование художественных приемов, но и на переустройство самой жизни. Из сферы эстетических изысков он мигрировал в зону социальных экспериментов. Вот лишь несколько фактов, вразброс по хронологии.

В день путча 24 октября 1922 года итальянские футуристы во главе со своим лидером Маринетти шагали по улицам Рима в одной колонне с членами фашистских боевых отрядов. Футуризм Маринетти оказал определенное влияние не только на итальянских фашистов, но и на немецкий экспрессионизм, а через него - на национал-социалистов. Экспрессионист Йост, автор печально знаменитого высказывания: "Когда я слышу слово "культура" - я хватаюсь за пистолет", - возглавил нацистскую Поэтическую академию.

Если обратиться к связи национал-социализма и немецкого художест­венного экспрессионизма, то следует обратить внимание на то, что названия журналов художников-экспрессионистов "Действие", "Штурм", "Буря" очень скоро перекочевали из артистических кафе в пивные, где собирались штурмовики, составив основу их политического словаря.

Таким образом, внутри европейского авангарда разрабатывалась кон­цепция, которая стала фундаментом не только тоталитарной эстетики, но и пропаганды, своеобразной увертюрой грандиозного политического шоу. Без натяжки можно утверждать, что Ленин, Сталин и Гитлер с блеском воплоти­ли в политической реальности некоторые метафоры авангардистов.

Комиссар от Наркомпроса Марк Шагал написал в своей биогра­фии: "Ленин перевернул Россию вверх ногами - точно так же, как я па-

ступаю в своих картинах ". Несколько десятилетий спустя, живя уже не в советском Витебске, а в Париже, он напишет картину, где Ленин в кло­унском обличий делает стойку в карнавальном окружении шагаловских персонажей.

Еще один комиссар от Наркомпроса Казимир Малевич, ранее способ­ствовавший изгнанию Шагала из Витебска (по эстетическим разногласи­ям), писал, что "кубизм и футуризм были провозвестниками революции 1917 года ". Он утверждал свой стиль - супрематизм (геометрическую абст­ракцию). Любопытно вспомнить, что задолго до Малевича нечто похожее опи­сал Дж. Свифт в связи с путешествием его героя в Л апуту. Там принципы гео­метрии очень эффектно использовались для оформления трапезы и одежды.

А.Гастев, один из руководителей Пролеткульта и Центрального институ­та труда, ввел термин "социальная инженерия". Заметим, что именно этот термин сегодня часто применяют по отношению к паблик рилейшнз. Тогда, по Гастеву, это означало активную работу по созданию "нового человека" при помощи "конструирования психики".

Сергей Третьяков, один из теоретиков и руководителей русского авангарда, писал: "То, что именуется "личным делом", "частным интересом ", становится под организованный контроль коллектива ". И далее: "Работник искусства должен стать психоинженером". И.Сталин сделал это выражение директивным афоризмом, возвестив, что писатели должны быть "инженерами человеческих душ ". А Третьяков спустя некоторое время сгинул в лагере.

Русский футуризм, возникший вслед за итальянским, тем не менее проделал стремительную собственную эволюцию и, по выражению од­ного из своих лидеров, Маяковского, "мертвой хваткой взял Россию " в борьбе за власть.

Сам Маяковский в своих ранних стихах на практике поддерживал основ­ную концепцию авангарда - создание Нового Человека: "Мозги шлифуем рашпилем языка "("Поэт и рабочий", 1918); "Голов людских обделываем дубы" ("Поэт и рабочий"); "Флагами небо оклеивай!" ("Левый марш"); "Тише, ораторы! Ваше слово, товарищ маузер "("Левый марш")', "Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо ", "Людей у/сивых ловить, а не рыб ". Труд­но отделаться от впечатления, что некоторые из этих поэтических строк -цитаты из некоторых современных концепций политической рекламы.

Художник и время - тема не из простых. Многие режиссеры, компози­торы, художники, поэты и писатели высочайшей пробы посвящали свои хва­лебные произведения тоталитарным тиранам. Времена не выбирают, в

них живут и умирают. Из проносящейся жизни поэту всегда достаются дары и удары судьбы. Знаки этого невозможно не обнаружить в его текстах. Подобно многим художникам своего поколения, Мандельштам отдал дань увлечения утопическому мечтательству предреволюционных лет:

"Итак, готовьтесь жить во времени, где пет ни волка, ни тапира, А небо будущим беременно-пшеницей сытого эфира... "

Подобный поэтический язык очень близок футуристам - тем, кто вос­певал технику и нового человека, но очень скоро объекты их поклонения показали свой звериный оскал. Нечто похожее произошло и с поэзией Ман­дельштама. Период романтического предчувствия революции сменился тя­желым удушьем тоталитарной хватки. Вот строки о Муссолини в стихотворе­нии "Рим" (1937):

И над Римом диктатора-выродка

Подбородок тяжелый висит.

Сталину же посвящены знаменитые строки поэтического памфлета в 1933-м:

Мы живем, под собою не чуя страны,

Наши речи за десять шагов не слышны,

Только слышно кремлевского горца —

Душегуба имужикоборца.

Его толстые пальцы, как черви жирны,

А слова, как пудовые гири, верны

Тараканьи смеются глазища,

И сияют его голенища.

Строка, "А слова, как пудовые гири, верны ", выделена не случайно. Это вполне осмысленный, а не вынужденный реверанс великого поэта в сто­рону мастеров политической пропаганды.

ЯЗЫК КАК ИНСТРУМЕНТ ВЛАСТИ

Одно из самых парадоксальных заклинаний Гитлера было:" Ты-нич­то, твой народ - все ". Логика здесь не ночевала. Это очень зло и иронично доказал режиссер М.Ромм в своем фильме "Обыкновенный фашизм". Од­нако тот же М.Ромм в своих ранних фильмах "Ленин в Октябре" и "Ленин в 1918 году", не только поэтизировал самосуд (в сцене покушения на Лени-

на Фанни Каплан) и Большой террор, но и способствовал тиражированию в массах расхожих идеологических клише вроде "политические прости­тутки" (это о видных большевистских деятелях Зиновьеве и Каменеве), "возьмем силой. Или уничтожим" (это о крестьянах-середняках).

Так возникают новые знаковые словосочетания. Потом они перерас­тают в пропагандные клише. Язык, а точнее давление "языковой истерии" тоталитарных режимов, являет собой серьезный предмет для изучения. Одним из первых этим занялся немецкий филолог Виктор Клемперер в своей книге "LTI" (Lingua Tertii Imperil-Язык Третьей империи). На основании анализа исследователь доказал, что искусственный, пропагандный язык способен формировать мышление целой нации. Клемперер не просто описывает факты, а демонстрирует метод.

Клемперер пишет, что одним из самых популярных слов было "gleichschalten "- "подключаться ". За ним так и слышится сухой треск тумблеров, включающих некий автоматический процесс. Механизация образа человека- одна из прерогатив тоталитарной пропаганды. Недаром эта власть так любит грандиозные военные парады и массовые демонст­рации трудящихся.

В этой сфере истинными творцами были организаторы военных пара­дов и церемониальных ритуалов в Германии и мирных демонстраций тру­дящихся в СССР. В 30-е годы, с постановки массовых шествий на Красной площади в Москве начиналась творческая биография выдающегося ба­летмейстера и организатора всемирно известного ансамбля Игоря Моисеева. В связи с вышеупомянутым словом "подключаться" ненароком вспоминается деловая лексика 90-х: "крутить деньги", "раскручивать товар" и т. д.

Национал-социализм, пишет Клемперер, "въедался в плоть и кровь масс через отдельные словечки, обороты речи, конструкции предложений, вдалбливаемые в толпу миллионными повторениями и поглощаемые ею механически и бессознательно".

Он внедряет свои клише даже в такую сферу жизни, как газетные объявления о свадьбах, рождениях, смертях. Как тут не вспомнить и об одном из ранних советских ритуалов давать детям "идейные" имена, несущие в себе знаковую символику новой жизни. Так и возникли Октябрины, Стали, Сталины, Вавилены и т. д.

В работе Кремперера убедительно доказано, что для тоталитаризма нет Частной сферы - это язык массового фанатизма.

В лексике национал-социализма одним из ключевых было именно слово "фанатизм ". Даже в книге о Геринге рейхсмаршал восхвалялся

как "фанатичныйлюбитель животных". В речах и текстах постоянно можно обнаружить заклинания о "фанатичной вере в конечную победу ", "фанатизме народа " и "фанатизме защитников ". Недаром перед концом войны Геббельс писал: "Ситуацию можно спасти только диким фанатизмом ".

Пунктуация LTI также обладает рядом особенностей. Во-первых, ей свой- ] ственны россыпи восклицательных знаков. Во-вторых, тексты перенасыще­ны ироническими кавычками. При их помощи стараются всячески унизить противника. Вот примеры: "политик" Черчилль, "политик"Рузвельт, "мар-' 1 шал " Тито, русская "стратегия ", "ученый " Эйнштейн и т. д.

Еще одна категория - это вуалирующие слова. Особенно они стали популярны в период военных поражений 1943-1945 годов. Вместо слова "поражение" употреблялось "отход", "сокращение линии фронта", "спрямление". Тогда же, на манер "генерала Дуная", преградившего Наполеону путь под Асперном, был введен в пропагандистский обиход термин "генералЗима".

Не случайно частое употребление в немецкой пропаганде того времени слова "воля ". Это ритуальное слово режима. Воля к действию способна создавать новые глаголы, слова, обозначающие действия. В них заключен заряд необходимой активности, решимости действовать. Это поэтика времен художественного экспрессионизма, любившего щеголять словом Sturm. Отсюда и пошли словообразования типа "шгпурмбанфюрер", "штурмовые отряды ", "фольксштурм ".

Еще одна особенность использования языка в пропагандистских целях касалась рекламных текстов раннего периода германского национал-со­циализма. В книге В. Кремперера это описывается так: "Реклама магазина Кемпински: набор деликатесов "Пруссия" 50 марок, набор деликатесов "Отечество" 75 марок, и на той же странице утвержденный рецепт традиционного супа "Айнтопф" (буквально означает — "все в один горшок", суп, одновременно первое и второе блюдо). Насколько неуклюжей и вызывающей выглядит знакомая еще со времен Первой мировой войны попытка делать, играя на патриотических чувствах, рекламу дорогостоящих кулинарных изысков; и насколько умело подобрано и богато ассоциациями название нового официального рецепта ".

Вот пример текста на плакате, "приветствующего" насильное пере­селение рабочей силы: "Германия во время нынешней войны стала центром снабжения Европы. Рабочие всех наций, участвующих в строительстве Новой Европы, стекаются сюда, чтобы усердным трудом помочь своей родине".

LTI - это язык власти. Она может менять свои обличия и не обязательно быть тоталитарной. Важно распознавать ее природу.

РЕКЛАМА В СТРАНЕ БОЛЬШЕВИКОВ

Что касается рекламы в России после 1917 года, то она удостоилась одного из первых ленинских декретов. 21 ноября 1917 года Ленин подпи­сал документ о закрытии всех частных рекламных контор. С приходом нэпа государство сохранило монополию в сфере рекламы, позволив лишь государственным ведомствам иметь свои рекламные агентства. Их названия - "Двигатель", "Связь", "Рекламтранс" - говорят сами за себя. В период с 1922 по 1929 год в условиях тоталитарного рынка реклама все же имела место, но конкуренция не поощрялась. Поэтому в каждой сфере были свои монополисты.

В своей автобиографии "Я сам" Маяковский напишет: "Одно из больших завоеваний "ЛЕФа " - деэстетизация производственных искусств, конструктивизм. Поэтическое приложение: агитка и хозяйственная реклама. Несмотря на поэтическое улюлюканье, считаю "Нигде, кроме как в Мосселъпроме" поэзией самой высокой квалификации ".

В статье "Агитация и реклама" поэт писал: "Бурэ/суазия знает силу рекламы. Реклама - промышленная, торговая агитация. Ни одно, даже самое верное дело не двигается без рекламы. Это оружие, поражающее конкуренцию. Наша агитация выросла в подполье; до нэпа, до прорыва блокады нам не приходилось конкурировать. Мы идеализировали методы агитации. Мы забросили рекламу, относясь препебреоюительно к этой "буржуазной штучке ".

Цитируемые строки любопытны по целому ряду соображений. Во-первых, Маяковский очень точно определяет генезис тоталитарной агитации и рекламы - они вышли из конспиративного подполья и, следовательно, несут в себе всю его специфику. Отдав должную дань тому рекламному способу, сам поэт тем не менее находился под влиянием достижений европейской и американской рекламы, прекрасно понимая широту спектра ее воздействия.

Сам он был склонен к "прямой" рекламе. У Маяковского и у О.Ман­дельштама есть стихотворения с одинаковым названием: "Notre Dame". У Маяковского читаем:

6. ЛИКИ ТОТАЛИТАРИЗМА

6. ЛИКИ ТОТАЛИТА1

А для рекламы -

не храм,

а краса -

старайся

во все тяжкие.

Электрорекламе -

лучший фасад:

меж башен

пустить перетяжки, да буквами разными:

"Signe de Zoro",*

чтоб буквы бежали,

как мышь. Такая реклама

так заорет, что видно

во весь Париж.

Но если Маяковский увидел в "Notre Dame" могучий инструмент -носитель рекламных транспарантов, то О.Мандельштам в своем "Notre Dame" увлечен поисками тайных энергетических пружин этого архитектурного и культового сооружения: "Но выдает себя снаружи тайный план", "души готической рассудочная пропасть", "из тяжести недоброй ". В современных терминах здесь может идти речь о маркетинге власти, политическом паблик рилейшнз.

Это стихотворение написано в 1912 году, но в нем поэт в сущности дает поэтический аналог того, что спустя время Уолтер Липман назовет "овладением символами" и однотипностью механизмов создания образа Бога

и дьявола.

Особый интерес представляет эстетика графического дизайна полити­ческой и коммерческой рекламы в СССР 20-х, начала 30-х годов. Возник новый стиль предметно-пространственной среды. Одно из самых вырази­тельных стилевых направлений того периода-конструктивизм. Шрифтовые структуры, дизайн журналов и книг, афиш и рекламных листовок и по сей день являются источником вдохновения для современных художников. Пример тому -логотип, с которого в 90-х начинало свою жизнь популярное специализированное издание России "Рекламный мир", сделанный в манере графического римейка.

* "Знак Зоро" - название кинофильма.

В 30-е годы сигналом к ликвидации рекламных агентств стало из постановлений ЦК ВКП(б) о засилии коммерческой информации тирекламная пауза длилась с 30-х до 60-х годов, когда она вновь нг вяло существовать в системе "развитого социализма".

В тоталитарной коммуникации рекламу с успехом заменяло объ ние, а ПР-ропаганда. В Германии при Гитлере не было острой нуя рекламе. Высокий уровень технологии в промышленности поддержи; совсем другими способами.

ПРЕСТУПНАЯ ТОЛПА

Наиболее перспективным в контексте изучения технологии поли ской рекламы и ПР представляется анализ социально-психологических i bob тоталитаризма.

Теодор Адорно в своей книге "Авторитарный человек" среди npi описал типологию персонажей массового политического зрелища, выразительный калейдоскоп включает фанатиков, изгоев, конформи лидеров. Им свойственна полярная двойственность. С одной сторс склонность к грезе, визуальным галлюциногенам. С другой сторс психопатическая мятежность. Причем Адорно отметил, и это очень в: что невежественный человек все равно стремится "иметь свое мнен агрессивно его отстаивать. Результат этого - массовые предрасс; Об "искривленном" сознании масс лучшие повести и рассказы русс писателя Андрея Платонова. Феномен толпы замечательно опи Э.Хемингуэя в "Фиесте"(1926 г.). Поводом для серьезных размьшп служит и проблема поведения современных спортивных болелыщ фанатов, тифози.

Более века тому назад на русском языке вышла книга Густа] Бона "Психология толп". Среди поклонников этой книги были Л Муссолини, Гитлер, Геббельс. Фрейд написал свою работу "Психо: масс и анализ человеческого Я" как отклик на книгу Ле Бона.

Среди книг, по своему продолживших тему исследования Ле ] следует назвать "Восстание масс" Хосе Ортега-и-Гассета, "Ма власть" Э.Канетта, "Век толп" и "Машина, делающая бс С.Московичи, "Преступная толпа" С.Сигеле, "Коллективное повед Г.Блуммера, "Мнение и толпа" Г.Тарда, "Революционный не] О.Кабанеса.

Недаром многие из этих книг, написанные в начале в( объяснявшие природу вируса тоталитаризма, живущего в oprai современного человеческого общества, были подпольной литерату

ЛИКИ ТОТАЛИТАРИЗМА

Германии, СССР и ряде других стран с тоталитарными режимами правления.

С. Московичи посвятил Густаву Ле Бону главу в своей книге. Отчасти она поясняет, почему тот испытывал перманентное недоверие к толпе и недолюбливал ее как современник Парижской коммуны. Этот неудачник от науки, этот трибун без трибуны понимал, что происходит. Провинциальный врач небольшого роста, любитель хорошо поесть вскоре оставил лечебную практику. Он был одержим идеей лечить болезни общества, она его просто преследовала. Жаждая сделать карьеру - быть принятым в Академию или получить место в университете, - он берется за совершенно разноплановые исследования: от физики до антропологии, от биологии до психологии. Этот исследователь-дилетант и популяризатор науки совершенствует свои способности синтезировать. Но несмотря на широкий круг знакомств, его амбиции не были удовлетворены. Двери Университета, как и Академии наук, оставались для него напрочь закрытыми. Но он добился того, чего ни добился ни один французский ученый, его современник. Ни один из них не написал книг, получивших подобный резонанс.

Основополагающая идея его книги проста. Причиной всех катастроф прошлого и сложностей настоящего признается нашествие масс. Господ­ствующие классы совершали ошибки, они проигнорировали законы толп. Ле Бон писал об "исчезновении сознательной личности", "стремлении к неотложному приведению в исполнение внушенных идей". Он констати­ровал рад загадочных проявлений человеческой натуры. К наиболее ярким характеристикам толпы в этой работе относятся следующие выводы:

- Наступающая эпоха будет поистине эрой масс.

Толпой нельзя руководить посредством правил, а надо отыскивать то, что может произвести па нее впечатление, может увлечь.

  • Толпа мыслит образами.

  • Массы не склонны к теоретическим рассуждениям, зато склонны к действию.

  • Толпа управляется бессознательным, более подчиняясь влиянию спин­ ного, нежели головного мозга.

  • В толпе может происходить накопление только глупости, а не ума.

  • Толпа всегда обнаруживает черты женского характера.

  • Обладая преувеличенными чувствами, толпа способна подчиняться только влиянию таких же преувеличенных чувств.

- Толпа совсем не отделяет субъективного от объективного.

6. ЛИКИ ТОТАЛИТАРИЗМ

  • Вообраэ/сепие толпы склонно к легендам, но они не имеют сами но себе никакой устойчивости.

  • Толпа всегда готова восстать против любой власти, но раболепно преклоняется перед сильной властью и силой.

Многие из этих мотивов можно встретить в книгах-исповедях "звезд" политической практики от Гитлера до Мао. Эти вечные тайны масс отлично осознавали сами диктаторы. Ведь они сами сначала были в числе тех, кого ведут. Как великие фанатики, они тогда подчиняли массу своему обаянию, когда цинично поклонялись заблуждениям толпы. Здесь кроется один из секретов превращения в поп-звезд таких практиков тоталитаризма, как Че Гевара, Хо Ши Мин, Троцкий и др.

В большинстве же научных исследований сформулированы не слиш­ком комплементарные для человека суждения о поведении в толпе. Среди них:

  • критическое падение автономности поведения в толпе;

  • усиление чувства свободы от наблюдения извне;

  • отсутствие страха перед изоляцией;

  • переэ/сивание новых ценностных представлений как оснований для единства;

  • в толпе человек испытывает стадное чувство и не стремится по­ нять, кто он.

Как тут не вспомнить Аристотеля, который писал, что человеческое су­щество -это зоополитикус. То есть политическое животное.

Однако все эти гипотезы и наблюдения все же недостаточно способ­ствуют прояснению природы вопроса о взаимосвязи естества, силовых полей общественного мнения и аффективных вспышек.

В качестве реального исторического примера можно привести так на­зываемый "эффект Орсона Уэллса", имевший место в 1938 году в США.

Орсон Уэллс, тогда еще мало кому известный радиожурналист, а в ско­ром будущем классик кино и театра, осуществил радиопостановку по рома­ну своего однофамильца Герберта Уэллса "Война миров".

Постановка начиналась репортажем из дансинга в отеле "Астория", где выступал популярный оркестр Романа Рамиреса. Внезапно музыка прерывалась и диктор читал спецсообщение о приземлении предмета странной формы в штате Нью-Джерси.

Необходимо оговориться, что район этот находится в центре восточ-ного побережья США, между Нью-Йорком, Филадельфией и Вашингтоном.

В конце каждого очередного сообщения диктор просил не выключать радио. В радиопостановке участвовали актеры, исполняющие роли по-

лицейских, репортеров радио и газет, был даже имитатор голоса президента Рузвельта. И именно в тот момент, когда актер, исполняющий роль президента, произнес: "Оставайтесь сплоченными", - началась массовая паника.

Тысячи американцев покинули свои жилища. Некоторые из них по­чему-то обматывали головы полотенцами. Были мобилизованы отряды Национальной гвардии. На военных кораблях в нью-йоркской гавани сыграли тревогу. Кое-кто даже выпускал на свободу своих любимых животных, напутствовав их словами: "Спасайтесь как можете".

Потом были опровержения полиции, Красного Креста, радио. Шесть недель гасили эмоции и объясняли, что радиопостановка была 30 октября, в канун Дня всех святых, когда в Америке приняты розыгрыши.

Орсон Уэллс в ту ночь стал знаменитым человеком - человеком, кото­рый напугал Америку. Уже следующая передача с его участием открылась рекламной формулой: "Фирма "Супы Кэмпбелла" сгордостью представляет вам...". "Вот это было на самом деле достижение ", - с горечью шутил Уэллс, не избалованный рекламными деньгами.

Орсон Уэллс не упустил свой шанс. Он стал опорным в его дальнейшей шумной карьере. Вспоминается дневниковая запись С. Эйзенштейна: "Вся­кий факт обратим в рекламу!"

Интересно, что спустя некоторое время ряд видных американских пси­хологов обратились к анализу этого массового психоза. Им удалось выяс­нить, что детонаторами паники явились те, в ком жили латентные (скры­тые) тревоги. Общественная атмосфера того времени была полна предво­енных ощущений и связанных с ними отрицательных эмоций, а в подобной ситуации мощно срабатывает психологический "принцип домино".

Теперь постараемся ответить на вопрос, каким образом идея национал-социализма овладела массами?

Можно изучать особенности мифологического сознания в тоталитар­ном обществе при помощи социально-психологических исследований, а можно провести художественный анализ, как это сделал Бертольд Брехт в пьесе "Карьера Артуро Уи". Драматург показал процесс утверждения национал-социализма и структуру подобного типа власти на примере ган­гстерской банды.

Во главе банды, как правило, оказывается не самый-самый, а тот, чья сумма качеств наибольшим образом отвечает запросам группы, которая отождествляет себя с ним. В результате происходит акт идентификации, а это уж прямой признак мифологического мышления.

Ответ на многие вопросы дают социально-психологические иссле­дования. Например, проблема лидерства в коллективах, конструкция группового поведения, особенности восприятия массового зрелища. Психологами, социологами, теоретиками массовой коммуникации созданы убедительные модели человеческой личности.

Одной из основных их характеристик является асинхронность, или рассогласованность, таких существенных категорий, как социальное и биологическое, умственное и чувственное, интеллектуальное и телесное, плотское.

Именно из этих противоречий и конструируются формы тоталитарного сознания. Техника манипулирования новыми видами массовой идеологии лишь внешне противоположна мифу. Доминантой тоталитарного сознания можно с полным основанием признать парадоксальный "слоган": "Верую, ибо абсурдно ", приписываемый христианскому апологету Тертуллиану.

Психологическим инструментом здесь служит печальная аксиома о бес-сильности рассудка перед чувством. Опровергая известное изречение Бис­марка о политике как "искусстве возможного", Геббельс писал: "Мыпоняли, что не является искусством возможного, мы верим в чудо, в невозможное и недостижимое. Для нас политика есть чудо невозможного. Наплевать нам на искусство наличных возможностей!"

Не имея намерений анализировать логику этого афоризма доктора философии Йозефа Геббельса, отметим основной мотив этого апостола классиков пропаганды - это вера. Шеф германской пропаганды свято верил в манипулятивные возможности овладения массами. В.Клемперер пи­сал о нем: "Геббельс был, пожалуй, одареннее, чем мне хотелось бы при­знать ".

В основу его теории пропаганды были положены четыре правила: 1. Умственное упрощение. 2 Ограничение объемов текста.

  1. Эффект повторения.

  2. Эмоциональное нагнетание.

"Пропаганда, - писал Геббельс, — имеет только одну цель в полити­ке - завоевание масс. Любое средство, которое служит этой цели, хоро­шо. А любое средство, которое бьет мимо цели, плохо..." Даже этот текст, по сути, целиком отвечает геббельсовским правилам упрощения и повторения.

В 1923 году американский журналист и социолог Уолтер Липман опубликовал свою знаменитую книгу "Общественное мнение". Про-

изошло это именно в то время, когда в Италии и Германии кристаллизо­вался фашизм.

В своей книге Липман вводит понятие "стереотип". Это эмоцио­нальные первоэлементы конструктов общественного мнения, которые при определенных условиях способны скапливаться в критическую массу и оказывать решающее влияние на развитие политических событий. За пре­делами доступного человек, сообразно своему вкусу, создает в своей голове более упрощенную модель мира ".

"Стереотип однозначен; он делит мир на две категории - на "зна­комое" и "незнакомое". Стереотип содержит в себе оценочный элемент, выступающий в виде эмоционально окрашенной установки.

"Тот, кто овладевает символами, определяющими в настоящий мо­мент общественные чувства, в значительной мере торит дорогу в поли­тику, - пишет Липман. - Один и тот же механизм возвеличивает героя и

создает дьявола. ( )" Это ключевой критерий для осознания тайны

большинства массовых постановочных действ в политике и шоу-бизнесе.

Иными словами, реальная действительность не имеет решительно ни­какого значения, так как в основе ее постижения лежит наше предположение о ней или, пользуясь точной формулировкой Липмана, "псевдомир". Книга Липмана содержала разоблачения относительно людского самообмана на тему "Народ и власть".

Одним из самых древних свидетельств могут служить "крылатые выражения" греков и римлян, показывающие их отношение к обществен­ному мнению. Эти фразы можно воспринимать как античные политичес­кие слоганы.

Вот четыре вариации одного и того же девиза с заменой одного понятия:

  • Благо государства - высший закон - Salus respublicae - suprema lex

  • Благо народа - высший закон - Salus populi - suprema lex

  • Благо революции - высший закон - Salus revolutionis -suprema lex

  • Благо отечества - высший закон - Salus patriae - suprema lex

А вот некоторые из прочих "установок" на тему взаимоотношений народа и власти.

  • Глас народа - глас Божий - Vox populi - vox Dei

  • Благочестивый обман, святая ложь - Pia fraus

  • Быть, а не казаться - Esse - pekcipi

- Весь мир занимается лицедейством,

Весь мир - сцена - Totus mundus agit histrionem

- Хлеба и зрелищ - Panem et circenses