2

ЛИНГВИСТИКА

2.1. Основные направления лингвистики

Как мы видели выше, и язык вообще, и каждый конкретный язык можно исследовать с разных точек зрения. Соответственно, лингвистика как единая дисциплина может быть разделена на несколько поддисциплин в зависимости от того, какие языковые явления или суждения о языке оказываются в центре внимания лингвистов и под каким углом зрения они рассматриваются.

Первое различие, которое следует провести, — это различие между общей и дескриптивной лингвистикой. Оно представляется достаточно оче­ видным: в первом случае речь идет об изучении языка как явления, при­ сущего человеку вообще, во втором — об описании конкретных языков. Вопрос «Что такое язык?», который, как мы установили выше, в конечном счете определяет границы лингвистики как самостоятельной научной дис­ циплины, естественно, должен рассматриваться как центральный вопрос общей лингвистики. Общая и дескриптивная лингвистика связаны между собой самым тесным образом. Общая лингвистика предлагает понятий­ ный аппарат, в терминах которого дескриптивист описывает конкретные языки. В свою очередь дескриптивная лингвистика занимается поиском данных, которые могли бы подтвердить или опровергнуть теоретические построения общей лингвистики. Например, специалист в области общей лингвистики может выдвинуть гипотезу о том, что во всех языках есть существительные и глаголы. Дескриптивист может в принципе эмпири­ чески опровергнуть эту гипотезу, т. е. указать хотя бы один конкретный язык, в котором нельзя провести различие между существительными и глаголами. Вместе с тем, опровергая (или подтверждая) эту гипотезу, он будет ориентироваться на те универсальные представления о «существи­ тельном» и «глаголе», которые предоставила в его распоряжение общая лингвистика.

Существует, разумеется, множество самых разных целей, которые может поставить перед собой исследователь, описывающий конкретный язык. Сбор эмпирического материала для общей лингвистики и верифи­ кация ее теоретических построений — лишь одна из них. Задачей дескриптивиста может стать, например, описание грамматики и создание словаря конкретного языка, предназначенных для сугубо практических целей.

40 2. Лингвистика

Это обстоятельство, однако, ни в коей мере не противоречит тому, что было сказано выше: общая и дескриптивная лингвистика являются двумя взаимосвязанными и взаимодополняющими областями лингвистики.

В XDC в. в фокусе внимания лингвистов оказались изменения, на­ блюдаемые в конкретных языках в ходе их исторического развития, а также общие механизмы языковых изменений. Эта область получила название историческая лингвистика. Достаточно очевидно, что историче­ скую лингвистику, как и многие другие ее области, может интересовать

иязык в целом, и конкретные языки. Здесь следует сказать несколько слов

оспециальных терминах «диахронический» и «синхронический», которые часто используются в лингвистической литературе. Эти термины впер­ вые были введены швейцарским лингвистом Фердинандом де Соссюром (чье имя уже упоминалось в предыдущей главе в связи с введенным им же противопоставлением «язык vs. речь»). Диахроническое описание конкрет­ ного языка — это описание изменений, происходящих в нем с течением времени: таким образом, термин «диахронический» фактически эквива­ лентен термину «исторический». Синхроническое описание языка — это описание его состояния в некоторый определенный момент времени.

Третье противопоставление, которое мы можем провести, говоря

оразных областях лингвистики, — это противопоставление теоретической

иприкладной лингвистики. Теоретическая лингвистика изучает структуру

ифункционирование языков, не задаваясь вопросом о том, какое прак­ тическое применение могут найти полученные результаты. Прикладная лингвистика, напротив, ищет возможность применить результаты лин­ гвистических исследований для решения широкого круга практических задач, включая задачу обучения языку. В принципе противопоставление «теоретическая vs. прикладная» лингвистика не зависит от двух проти­ вопоставлений, рассмотренных выше. На практике различию терминов «теоретическая лингвистика» и «общая лингвистика» придается мало зна­ чения. Те, кто пользуется только термином «теоретическая лингвистика», считают само собой разумеющимся, что создание общей теории язы­ ка входит в круг задач этой дисциплины. Для прикладной лингвистики, естественно, представляют интерес результаты, полученные как в области общей, так и в области дескриптивной лингвистики.

Четвертое, и последнее, противопоставление, которое мы хотим здесь обсудить, связано с тем, под каким углом зрения — более узким или более широким — рассматриваются те или иные языковые явления. Для этого противопоставления нет общепринятых терминов. Мы будем пользоваться термином микролингвистика, если речь идет о более узком взгляде на языковую проблему, и термином макролингвистика, если эта проблема рассматривается в более широком контексте. В предельном случае можно сказать, что микролингвистика занимается только соб­ ственно языковыми системами, отвлекаясь от вопросов о том, каким образом человек осваивает эти системы, как они «хранятся» в его памяти и как используются в разных ситуациях. Микролингвистика не учитывает также взаимозависимость между языком и культурой, психологические

2.2. Можно ли считать лингвистику наукой?

41

механизмы, регулирующие языковое поведение человека. Одним словом, микролингвистика изучает язык (в формулировке Соссюра, а скорее его редакторов) как систему, которая подчиняется лишь своему собственному порядку. Макролингвистику, напротив, интересует все, что так или иначе связано с языком.

Поскольку, кроме лингвистики, есть много научных дисциплин, в круг интересов которых входит естественный язык, в пределах макро­ лингвистики можно выделить целый ряд междисциплинарных областей: социолингвистику, психолингвистику, этнолингвистику, стилистику и др.

Следует подчеркнуть, что противопоставление «микролингвистика vs. макролингвистика» является независимым от противопоставления «теоретическая лингвистика vs. прикладная лингвистика». В принципе каждая область лингвистики может рассматриваться с чисто теоретичес­ кой точки зрения. Однако, поскольку в некоторых областях прикладной лингвистики, например в области обучения языку, наиболее плодотвор­ ным безусловно является более широкий подход к структуре и функциям языков, некоторые авторы включают макролингвистику в состав при­ кладной лингвистики.

К некоторым областям лингвистики мы еще вернемся в следующих главах. Поскольку язык входит в сферу интересов очень многих научных дисциплин, может сложиться представление, что лингвист всегда дол­ жен рассматривать язык с максимально широкой точки зрения. Такое представление, вообще говоря, имеет право на существование. Проблема, однако, состоит в том, что пока мы не располагаем (а возможно, никогда

ине будем располагать) такой общей теорией языка, которая позво­ ляла бы рассматривать язык одновременно с психологической, социо­ логической, культурологической, эстетической, нейрофизиологической

идругих, не менее актуальных, точек зрения. В настоящее время боль­ шинство лингвистов полагает, что именно теоретическая синхроническая микролингвистика составляет ядро их науки и обеспечивает ее единство

иоднородность. Почти половина этой книги будет посвящена именно этой области лингвистики; в остальных главах мы познакомимся с исто­ рической лингвистикой и некоторыми областями макролингвистики.

2.2. Можно ли считать лингвистику наукой?

Лингвистику обычно определяют как науку о языке или научное исследование языка (см. 1.1). Нельзя, однако, оставить без комментария то обстоятельство, что в этой книге, как и во многих других вводных курсах, мы находим раздел, в котором специально обсуждается вопрос о том, можно ли считать лингвистику наукой. В этом отношении лин­ гвистика отличается от таких дисциплин, как физика, химия, биология, чье право называться наукой не вызывает сомнения и не требует спе­ циального обоснования. Почему же лингвистике приходится с таким упорством доказывать справедливость своих притязаний на этот титул? И почему, наконец, при обсуждении этого вопроса лингвисты проявляют

42	2. Лингвистика

порой чрезмерную горячность? Все это может вызвать у читателя вполне обоснованные сомнения относительно научного статуса лингвистики.

В этой связи прежде всего следует обратить внимание на то, что английское слово science имеет более узкое значение, чем его эквивален­ ты в ряде других языков, ср. например, немецкое Wissenschaft, русское наука и даже французское science. В английском слова science и scientific относят главным образом к естественным наукам и характерным для них методам исследования, хотя в последнее время все чаще встречаются такие выражения, как the social sciences 'науки об обществе', the behavioural sciences 'науки о поведении* и даже the human sciences 'науки о человеке'. В связи с этим возникает вопрос, не следует ли считать, что слово «наука»

взаголовке данного раздела обозначает всего лишь «должным образом организованную академическую дисциплину»?

Это небольшое терминологическое уточнение, впрочем, не позволяет считать вопрос о научном статусе лингвистики исчерпанным. На самом деле, он гораздо глубже, чем может показаться на первый взгляд. Боль­ шинство лингвистов согласны с тем, что их дисциплину можно опреде­ лить как научное исследование языка. При этом они исходят из доста­ точно четкого представления о том, каким должен быть научный подход к решению тех или иных задач. Хотя в лингвистике, как и в философии или истории науки, толкования термина «научный» могут расходиться

вкаких-то деталях, есть положения, которые принимаются всеми без исключения специалистами. Остановимся на них более подробно.

Первое, и наиболее важное, из этих положений состоит в том, что лингвистика является эмпирической, а не умозрительной или интуитивной дисциплиной: она оперирует верифицируемыми данными, полученными посредством наблюдения или эксперимента. Для многих эмпирический (в указанном смысле) характер дисциплины сам по себе является доста­ точным основанием для того, чтобы говорить о ней как о науке. С этим свойством тесно связано свойство объективности. То обстоятельство, что язык, который мы усваиваем в детстве и которым пользуемся ежедневно, является для нас настолько привычным и естественным явлением, что мы обычно глубоко не задумываемся о нем, в какой-то мере, конечно, мешает взглянуть на него объективно. У обывателя существует множество социальных, культурных и националистических предрассудков, связан­ ных с языком. Так, например, один из диалектов определенного языка может считаться по природе своей более чистым, чем остальные, или один из языков оцениваться как более примитивный, чем какой-то дру­ гой. Объективный подход требует, чтобы такого рода представления были по меньшей мере подвергнуты тщательному анализу, а термины «чистый» и «примитивный» либо четко определены, либо отвергнуты.

Может показаться, что многие из тех представлений о языке, которые лингвист не отвергает категорически, а скорее готов принять, по суще­ ству не выходят за рамки обычного здравого смысла. Однако, как заметил Блумфилд (Bloomfield 1935, 3; цит. по: Блумфилд 1968, 17) по поводу под­ хода к лингвистическим проблемам с точки зрения здравого смысла:

2.2. Можно ли считать лингвистику наукой?

43

«...подобно многому другому, выдаваемому за здравый смысл, этот под­ ход не так уж прост и наивен и восходит в конечном счете к теориям античных и средневековых философов». Следует заметить, что Блумфилд, как никто другой, крайне скептически относился к суждениям о языке, принадлежащим античным философам, однако в главном он безусловно прав. Термины, которыми пользуются непрофессионалы, говоря о языке, и вообще многое в их отношении к языку, на самом деле, имеет долгую историю. Возможно также, что, если бы непрофессионал получил пред­ ставление об их истинных корнях, он не счел бы эти термины столь уж самоочевидными.

Мы не будем здесь слишком углубляться в историю лингвистики. Некоторые общие комментарии, однако, просто необходимы. Обычно во вводных лингвистических курсах проводится строгое различие между традиционной грамматикой и современной лингвистикой. При этом под­ черкивается научный статус последней и «ненаучность» первой. В этой связи уместно заметить, что многие из бытующих в современном обще­ стве ошибочных представлений о языке действительно можно объяснить исторически: они восходят к философским и культурологическим пред­ ставлениям, определившим развитие традиционной грамматики. Неко­ торые из заблуждений такого рода мы обсудим в следующем разделе. Подчеркнем, однако, что лингвистика, как и любая другая дисциплина, строится на фундаменте, заложенном в далеком прошлом; в процессе эволюции она не просто критикует и отвергает старые теории, а моди­ фицирует и развивает их. Во многих современных работах общего плана подробно анализируются большие успехи, достигнутые лингвистикой за последнее столетие, при этом, к сожалению, полностью игнорируется преемственность европейской лингвистической традиции с античности до наших дней. Неспособность взглянуть на традиционную грамматику с точки зрения тех задач, которые она перед собой ставила, также явля­ ется своего рода анахронизмом. Кроме того, не следует забывать, что сами термины «наука» и «научный» (или их предшественники) в разные исторические периоды понимались по-разному.

При ближайшем рассмотрении оказывается, что то, что мы понима­ ем под «традиционной грамматикой», т. е. европейская лингвистическая традиция, восходящая через эпоху Ренессанса и Средневековье к грамма­ тическим воззрениям эпохи Древнего Рима и, еще ранее, Древней Греции, гораздо богаче и разнообразнее, чем принято считать. В школах же многие поколения учеников заучивали с неохотой и без интереса искаженный ее вариант. Впрочем, в последнее время лингвисты начинают более трезво оценивать тот вклад, который традиционная грамматика — мы будем продолжать пользоваться этим термином — внесла в развитие их дис­ циплины. Дошедшие до нас сочинения грамматистов древности изучены еще далеко не полностью. Однако сегодняшнее поколение лингвистов имеет в своем распоряжении гораздо больше серьезных исследований по истории лингвистики, чем поколение Блумфилда.

44	2. Лингвистика

Вернемся, однако, к современному состоянию лингвистики. Без­ условно, термины «эмпирическая» и «объективная» применимы к ней в значительно большей мере, чем к традиционной грамматике, по край­ ней мере, если говорить о теоретических установках. Мы остановимся на них более подробно в следующем разделе. При этом возникает вопрос: реализуются ли эти установки на практике? Ответ на него не так уж оче­ виден. Дискуссионными являются и более тонкие вопросы — о природе научной объективности и о применимости так называемого научного метода к исследованию языка.

В настоящее время далеко не все ученые и философы полагают, что существует некий единый метод исследования, применимый во всех областях науки. Сам термин «научный метод» звучит несколько старомод­ но, в стиле XIX в. Многие считают при этом, что научное исследование должно строиться индуктивно, т. е. путем поэтапного обобщения более частных суждений, и опираться на данные, полученные путем наблю­ дения и не зависящие от теории. Именно это обычно подразумевают, говоря о научном методе. В действительности же эта методологическая установка очень редко реализуется на практике, даже в естественных науках. Что бы мы не понимали под научной объективностью, она, разумеется, не запрещает ученому выдвигать какие-то общие гипотезы или строить глобальные теории до того, как он собрал корпус данных, достаточный для их проверки. Научные данные, как часто подчеркивают, не предоставляются опытом, а извлекаются из него. Наблюдение предпо­ лагает избирательность внимания. Не зависящее от теории наблюдение, на самом деле, является фикцией. По образному выражению Поппера, наблюдение в силу необходимости и изначально обременено теорией.

Это высказывание весьма поучительно, хотя и небесспорно. Оно яви­ лось реакцией на сформулированный перед Второй мировой войной ло­ гиками-позитивистами тезис о том, что наука должна строиться на основе строго эмпирического подхода. Студентам, изучающим лингвистику, не­ обходимо иметь некоторое представление об эмпиризме и позитивизме. Без этого они не смогут разобраться в тех теоретических и методологических положениях, которые лежат в основе разных направлений современной лингвистики. Ниже мы попытаемся коротко и непредвзято охаракте­ ризовать как позицию эмпиристов и позитивистов, так и позицию их оппонентов. Следует добавить, что дискуссия, о которой пойдет речь, в принципе касается науки в целом. Однако для лингвистов она имеет особое значение, поскольку именно недавние исследования в области лингвистики и философии языка, связанные с именем Хомского, во­ влекли в обсуждение постулатов эмпиризма и позитивизма философов, психологов и представителей других наук (см. 7.4).

Понятие «эмпиризм» не сводится лишь к использованию эмпириче­ ских методов верификации теоретических построений. Поэтому следует проводить строгое различие между понятиями «эмпирик, последователь эмпиризма» {empiricist) и «эмпирический, (основанный на опыте, полу­ ченный из опыта)» (empirical). Эмпиризм — это философское учение,

2.2. Можно ли считать лингвистику наукой?

45

основополагающий тезис которого состоит в том, что все наши знания мы черпаем из опыта (сам термин empiricism восходит к древнегреческо­ му empeiria 'опыт') или, более конкретно, из данных о внешнем мире, которые мы получаем посредством органов чувств. Эмпиризм противопо­ ставляется в имеющем долтую историю философском споре рационализму (от латинского ratio в данном контексте означающего 'разум, интеллект'). Рационалисты делают особый акцент на роли разума в приобретении знаний. Они полагают, в частности, что существуют некие априорные {a priori в традиционной интерпретации означает 'полученный не из опы­ та') понятия или утверждения, в терминах которых разум интерпретирует данные опыта. Мы вернемся к некоторым более специальным аспектам спора между эмпиризмом и позитивизмом при обсуждении генеративизма (см. 7.4).

Для наших целей различия между эмпиризмом и позитивизмом можно считать несущественными. Заметим лишь, что первый имеет бо­ лее долгую историю и, как философское направление, охватывает более широкий круг проблем. При этом эмпиризм и позитивизм являются есте­ ственными союзниками и тесно связаны с предметом нашего обсуждения. Позитивизм проводит четкую границу между так называемыми позитив­ ными данными опыта и разного рода умозрительными построениями. Он занимает светскую и антиметафизическую позицию и отвергает любые ссылки на объекты нематериальной природы. Логики-позитивисты Вен­ ского кружка ставили своей целью построить единую научную систему,

вкоторой весь корпус позитивных знаний можно было бы представить

ввиде множества точно сформулированных утверждений.

Центром этой идеи позитивистов были два принципа. Первый — широко известный ныне принцип верифицируемости, согласно которому ни одно утверждение нельзя признать осмысленным, если оно не может быть проверено путем непосредственного наблюдения или с помощью стандартных научных методов, применяемых к данным, полученным в ре­ зультате наблюдения. Вторым принципом был принцип редукционизма, который объявлял одни науки более базовыми, чем другие, так, физика и химия считались более базовыми науками, чем биология, биология — более базовой, чем психология и социология, и так далее. При этом пред­ полагалось, что в процессе построения единой науки понятия и утвержде­ ния менее базовых наук будут редуцированы, т. е. переинтерпретированы в терминах понятий и утверждений более базовых наук. Сорок лет назад редукционизм, в отличие от принципа верифицируемости, имел широкое признание и далеко за пределами Венского кружка.

В настоящее время принцип верифицируемости фактически пол­ ностью отвергнут (хотя он сыграл определенную роль в формировании теории значения, основанной на условии истинности: см. 5.6), число сторонников принципа редукционизма среди специалистов значительно сократилось по сравнению с 1933 г., когда Блумфилд опубликовал свой классический труд о языке. Я не случайно' упомянул здесь Блумфил­ да — он был горячим сторонником эмпиризма и позитивизма (это ясно

46	2. Лингвистика

показывает вторая глава его книги). Тесно связанный с движением за со­ здание единой науки, Блумфилд, естественно, безоговорочно принимал и принцип редукционизма. В определенный период лингвисты, особенно в Америке, связывали представление о подлинно научном методе иссле­ дования прежде всего с именем Блумфилда. Таким образом, то влияние, которое эмпиризм и позитивизм оказали на лингвистику, с исторической точки зрения, вполне объяснимо.

Редукционизм, и шире — позитивизм, в наши дни для большинства ученых утратил былую привлекательность. Сегодня многие считают, что не существует единого метода, применимого во всех областях науки. Различие исследовательских подходов в разных дисциплинах, возможно, вообще не является лишь временной необходимостью. Можно думать, что такая ситуация в принципе неизбежна в силу глубоких различий

вприроде изучаемых объектов. Начиная с XVII в. — со времен Декарта

иГоббса — специалисты в области философии науки не раз выражали сомнения по поводу выдвинутой позитивистами программы применить к описанию ментальных процессов понятийный и методологический аппарат, который был разработан в науках, изучающих материальные объекты. Психология, социология и лингвистика XX в. стояли в основ­ ном на позициях позитивизма. Однако в последнее время во всех трех дисциплинах, и особенно явно в лингвистике, позитивистский подход часто подвергается критике как неэффективный или бесплодный.

Таким образом, ссылка на так называемый научный метод больше не рассматривается как удовлетворительный ответ на вопрос, является ли та или иная дисциплина наукой. Каждая правильно построенная наука пользуется своими особыми теоретическими конструктами и методами получения и осмысления данных. Понятие «языковая система», которое мы ввели в предыдущей главе, во вполне респектабельных с точки зрения современной науки терминах может быть охарактеризовано как теоретический конструкт. Можно, конечно, обсуждать реальность такого рода конструктов так же, как и теоретических конструктов физики или биохимии, однако более плодотворным является вопрос о том, какой объяснительной силой в отношении определенных эмпирических данных обладает тот или иной из предлагаемых теоретических конструктов.

Все, что было сказано выше об эмпиризме, позитивизме и современ­ ном отношении к так называемому научному методу, на наш взгляд, до­ статочно точно соответствует фактам и не должно вызвать сколько-нибудь серьезных возражений. Теперь мы перейдем к более спорным вопросам.

Первый касается высказывания Поппера о наблюдении, обременен­ ном теорией. Спорным здесь является использование термина «теория». По сути это высказывание было направлено против основополагающего тезиса позитивистов о необходимости проведения строгой границы между наблюдением, которое должно быть абсолютно нейтральным по отноше­ нию к любой теории, и собственно построением теории, которая должна возникнуть в результате поэтапного перехода от более частных утвержде­ ний к более общим (т.е. индуктивно). Сомнения Поппера относительно

2.2. Можно ли считать лингвистику наукой?

47

практической осуществимости такого разделения, и особенно относи­ тельно представления, что наблюдение и сбор данных могут и должны предшествовать построению теории, бесспорно, обоснованы. Обычно выбор материала определяется тем, какую теорию хочет проверить иссле­ дователь, при этом, вообще говоря, не имеет значения, как эта теория воз­ никла. Однако тот факт, что представление позитивистов о возможности неизбирательного наблюдения и сбора данных оказалось несостоятель­ ным, не означает, что вообще не следует проводить различий между предтеоретическими (pretheoretical) и собственно теоретическими {theoretical) построениями. Назвать «теорией» все те предварительные идеи и ожида­ ния, с которыми исследователь приступает к отбору данных, значило бы просто девальвировать этот термин. Мы вернемся к различию между пред-теоретическими и собственно теоретическими построениями в сле­ дующих главах и постараемся показать, что наблюдение, будучи в силу необходимости избирательным, все же может быть подчинено достаточно строгому, с методологической точки зрения, контролю. Это положение касается не только лингвистики, но и других эмпирических наук.

Второй вопрос, к которому мы хотим привлечь внимание по при­ чине его особой важности для современной лингвистики, касается роли интуиции в процессе исследования и возникающих в связи с этим мето­ дологических проблем. В повседневном употреблении слово «интуиция» имеет гораздо более широкий смысл, чем в лингвистике и связано с не­ которыми, нежелательными для лингвиста ассоциациями. В лингвистике обычно говорят об интуиции носителей языка, понимая под этим их способность спонтанно, без какого то ни было специального обучения выносить суждения о своем языке, в частности о приемлемости (или не­ приемлемости) тех или иных языковых выражений или об их эквива­ лентности (или неэквивалентности). В сравнительно недавнем прошлом среди лингвистов было широко распространено представление, что язык можно исследовать и не обращаясь к интуиции его носителей. Пред­ полагалось, что для этого достаточно собрать большой корпус данных и подвергнуть его исчерпывающему системному анализу. В настоящее время эта идея почти полностью отвергнута. Стало очевидно, что многие из таких, зарегистрированных объективным наблюдателем, языковых вы­ ражений могут оказаться, по лингвистически нерелевантным причинам, неприемлемыми, и кроме того, никакой, даже очень большой, корпус данных не сможет включить всех приемлемых языковых выражений. Однако обращение к интуиции носителя языка остается для лингвиста Эесьма проблематичным. Это обусловлено двумя моментами.

Первый связан с вопросом, является ли интуиция носителей языка частью их языковой компетенции. Если это так, то в соответствии с тем, как определяет языковую компетенцию Хомский и как он формулирует задачи лингвистики, интуиция носителя языка сама оказывается объ­ ектом описания любого конкретного языка. Однако многие лингвисты вряд ли согласятся рассматривать интуицию носителей языка как эмпи-

48 2. Лингвистика

рический материал. Мы вернемся к этому вопросу в главе, посвященной генеративизму (см. 7.4).

Второй момент — проблема надежности такого рода суждений но­ сителя языка, суждений, которые по сути представляют собой описание или предсказание его собственного языкового поведения или языкового поведения других членов того же языкового сообщества. Большинство лингвистов считают, что эти суждения, по крайней мере в определенных отношениях, в высшей степени ненадежны. Очень часто мнения носите­ лей языка относительно приемлемости конкретного языкового выраже­ ния не совпадают, причем такая ситуация может возникнуть даже тогда, когда нет никаких оснований подозревать, что мы столкнулись с диалект­ ными различиями. Более того, носитель языка может признать некоторое языковое выражение неприемлемым при работе с лингвистом, однако впоследствии оказывается, что он свободно использует его в ситуации естественного языкового общения. Столь же ненадежны, хотя и по при­ чинам совсем иного рода, данные, полученные путем так называемой интроспекции, т. е. путем наблюдения лингвиста над своим собственным языковым поведением. На лингвиста возможно меньше, чем на непро­ фессионала, влияют рекомендации нормативных грамматик: лингвист с легкостью признает, что в повседневной речи он в тех или иных случа­ ях регулярно нарушает литературную норму (например, часто используя выражение It's те вместо // is I 'это я'). Однако на его суждения может оказать существенное влияние то обстоятельство, что он хорошо осозна­ ет, какке теоретические следствия эти суждения могут повлечь. Таким образом, даже если он способен объективно фиксировать собственное языковое поведение, его интроспекции сильно «обременены теорией».

Действительно, проблема получения достоверного исходного мате­ риала является для лингвистики довольно сложной методологической проблемой. Однако эта ситуация в равной мере характерна для психо­ логии, социологии и других социальных наук. Лингвисты, в каком-то отношении, находятся даже в лучшем положении, чем их коллеги — пси­ хологи, социологи и другие. Лингвисты по крайней мере могут достаточно точно определить, когда они имеют дело с языковым поведением, а когда с поведением какого-то другого типа. Кроме того, в описании любого языка есть области, где надежность данных, получаемых путем обраще­ ния к интуиции носителей языка или даже к интроспекции лингвиста, вообще не имеет существенного значения. Поэтому не следует переоце­ нивать те методологические трудности, которые возникают в процессе лингвистического исследования.

В предыдущем параграфе мы не случайно упомянули в связи с лин­ гвистикой психологию, социологию и другие социальные науки. Многие лингвисты, если не большинство, склонны относить свою дисциплину именно к социальным наукам. Однако в рамках существующих класси­ фикаций академических дисциплин, например классификации, базиру­ ющейся на противопоставлении «естественные науки (science) vs. гума­ нитарные науки (arts)» или классификации, базирующейся на тройном