1972); Результаты исследований, которые заставляют нас задумываться.

5. Примеры движения за эмансипацию

5.1. Студенческие выступления

Если психоаналитически подойти к этому особенному общественно-му

феномену, то речь тогда снова пойдет о возможных бессознательных

составляющих поведения тех, кто с 1968 по приблизительно 1978 гг. участвовал

в том, что получило название студенческого движения, куль-турной революции и

университетских волнений. Движение исходило от Социалистического Германского

Студенческого Союза (SDS) и внепар-ламентской оппозиции (АРО). Оно

воспламенилось как вследствие нежеланных законов, так и из-за гибели во

время антишахской демон-страции в Брелине студента Бенно Онезорга.

Студенческое движение получило импульсы и от движения хиппи,

распространенного по ту сто-рону Атлантики, и от Парижской весны 1968 г. --

майские беспорядки.

Я как очевидец имел отношения со студентами с 1970 по 1971 гг. в

Штутгартском университете, с 1972 по 1974 гг.-- в наиболее революционно

настроенном Свободном Берлинском университете, и с 1974 -- во Франкфурте. Я

очень хорошо помню время демонстраций, занятий ректоратов, "перманентных"

дискуссий, общественных протестов, сидя-чих, стоячих забастовок в вузах.

Вскоре SDS и АРО сменили кадровые коммунистические группировки:

Коммунистический Союз Западной Германии (KBW), марксисты-ленинисты и другие

коммунистические группировки. Непосредственно работая на месте событий, я

мог наблю-дать ситуацию и имел возможность на личном опыте почувствовать,

что это такое, когда воинствующие марксистские группировки бойкоти-руют

лекции.

Отчасти я должен признать правоту протестовавших студентов, по-скольку

лекционные залы в университетах крупных городов были дей-ствительно

переполнены. Некоторые университетские структуры зако-стенели и не отвечали

требованиям реальности. Руководство учебных заведений в большинстве случаев

было чрезвычайно консервативно и упрямо сохраняло старые, из поколения в

поколение передающиеся принципы, поддержанные субординацией. Оно оказалось

не в состоя-нии занять достаточно независимую позицию в отношении к

протестую-щим студентам.

Следствием этого явился всеобщий протест со стороны студентов и общее

разочарование в авторитетах ("Не доверять никому старше три-дцати!" -- "Trau

keinero ueber dreissig!"). Студенты видели, что их не воспринимают всерьез и

чувствовали себя в большой степени не поня-тыми в своем желании улучшить

мир, а часто и оскорбленными, и недо-оцененными. В целях противодействия они

объединились в группы и преследовали цель эмансипации, т.е. освобождения от

цепей унаследо-ванных отношений. Их требования включали в себя получение

само-управления с соотношением по меньшей мере трети студентов к

препо-давателям. Путем к достижению этой цели стало активное и пассивное

сопротивление. Текущие требования и решительные резолюции сме-няли друг

друга одно за другим. В конце концов последовало целе-направленное

использование силы.

Это было похоже на настоящую гражданскую революцию, на спра-ведливое

сопротивление несправедливым отношениям, на здоровый протест против

"больных" университетов с их " патогенным", т. е. болезнетворным климатом

(Mahler E., 1969). И вместе с тем это были сознательно проводимые и

рационально управляемые мероприятия.

Не играли ли, однако, в них определенной роли бессознательные процессы?

Мне с самого начала бросалось в глаза, что учащиеся того времени чувствовали

себя сильными лишь в группе, смело говорили и фанатично стремились к

поставленной цели -- изменению господству-ющих отношений -- лишь под защитой

других .

Реальные обстоятельства рисовались лишь в черных тонах. Умозри-тельные

воображаемые новые отношения, наоборот, представлялись исключительно в

светлых красках. Не кроется ли в этом "черно-белом" делении раскольный

экстремизм весьма сложных, более многокрасоч-ных отношений? Такие расколы

часто наблюдаются в группах, идеали-зирующих себя и проклинающих других.

Разве у группы не присутст-вует бессознательное стремление компенсировать

собственное чувство неполноценности или недооценки желанием принадлежать к

более выда-ющейся " революционной" группе? Разве не может быть так, что

личное чувство опустошенности наполняется политическим содержанием?

Личный опыт в обращении со студентами и студенческими группа-ми вполне

позволяет мне ответить на этот вопрос утвердительно. Я убе-дился в том, что

двусторонние отношения отходили на задний план и предпочтение отдавалось

работе в группе. Так. например, учащиеся по социальной педагогике и

воспитанию подростков Свободного Берлинс-кого университета в подавляющем

большинстве выбрали из двух воз-можностей -- "работа с индивидом"- или

"работа с группой" -- работу с группой. Они избегали отношений с

представителями власти и точно так же -- боязливо -- относились к

двусторонним отношениям вообще. Однажды студенты не зашли в помещение, в

котором должно было состояться заседание четырех групп самопознания, не

зашли лишь по-тому, что -- как им сказали -- там находились четыре

руководителя этих семинаров. Аффективно взбудораженные групповые дискуссии

напоминали мне катартические процессы в терапевтических группах:

повышенная активность, иррациональные действия, замещающие и

на-вязчивые действия. Все, даже отдаленно напоминающее о подчинении или

зависимости, панически избегалось. Мышление зачастую носило нереальный

характер, по форме выглядело очень абстрактным, а по содержанию представляло

пересказ прочитанных произведений Марк-са и Энгельса и Франкфуртской школы.

Когда в те времена я пытался применить к описанным отношениям

психоаналитические категории, то большинство активных студентов заявляло,

что это ограниченная патологизация и криминализация, в то время как другие

более сдержан-ные учащиеся скорее склонны были со мной согласиться. Что

касается группы, то господствующие в ней фантазии всемогущества и мания

величия заставляют задуматься о нерешенных проблемах самооценки, о

навязчивом восстании против авторитетов, о неразрешенных эдиповых конфликтах

с отцовской фигурой.

Если к этому прибавить выводы, полученные из психоаналитичес-кой

практики отдельных пациентов того времени, то подозрения на наличие

бессознательных невротических процессов еще более уси-лятся. Отцы учащихся

тогдашнего поколения очень часто были участ-никами войны, не редко --

погибшими на фронте. В связи с этим дети, тесно связанные с матерью,

испытывали страх по отношению к отцовс-кой фигуре.

Выйдя из процесса собственной социализации с лабильной неус-тойчивой

диспозицией и ориентацией, такие студенты развили повы-шенную

чувствительность по отношению ко всему тому. что исходило от авторитетов.

Группа заменяла мать. В группе они желали изменить в лучшую сторону мир,

опустошенный отцами.

В этой психоаналитической перспективе общие волнения можно назвать

действиями патологическими, а именно, более или менее бессо-знательными

действиями сопротивления по отношению к болезненно переживаемой внутренней

психической лабильности и неуверенности в себе, по отношению к желанию отца.

Действиями и одновременного освобождения от связи с матерью.

Дистанция во времени дает нам сегодня возможность гораздо спо-койнее

рассуждать о том, что же разыгралось между восставшими сту-дентами и

тогдашними общественными и научными авторитетами. Мой собственный вывод

сводится к мысли, гласящей: восставшие студенты словом и делом бросили упрек

отцам. Они заявили: "Вы бросили нас на произвол судьбы, вы постоянно

совершали ошибки, развязывали вой-ны, эксплуатировали людей!" Здесь можно

предположить, основываясь на концепции переноса и контрпереноса в

психоанализе, что студенты заняли позицию детей, упрекающих своих

профессоров, в которых они видели отцов, в том, что, собственно, было

адресовано собственным отцам. Таким образом в действительности упреки

относились не к уче-ным авторитетам, а к отцам.

Этому переносу соответствовал и мой тогдашний контрперенос. В то же

время я допускал, что отцы, со своей стороны, отчасти бессозна-тельно

вступили в конфликт со студентами, ассоциируя их со своими детьми, выступая

в известном смысле в роли Лая по отношению к сво-ему сыну Эдипу, иначе

трудно объяснить некоторые достаточно аффектные контрмеры авторитетных лиц.

Несмотря на эти бессознательные составляющие студенческого дви-жения, я

не хочу оставлять вне внимания их влияние (в смысле рефор-мы) на

зачерствевшую структуру университетских учреждений. Речь идет об эффективном

общественном инновационном процессе, через ко-торый обновлялись устаревшие

социальные порядки и осуществлялись конструктивные перемены, такие,

например, как приход демократии на смену авторитарным решениям, приоритет

критического мышления вместо некритических предрассудков, появление

ответственных поли-тических действий на смену политической апатии, большее

участие учащихся в процессе принятия решений вместо пассивного подчине-ния и

большее освещение принятых решений вместо "возни" за закры-тыми дверями.