Глава II

ПРАКТИЧЕСКИЕ ВОПРОСЫ

Если естественная религия XVIII века искала поддержки, которую ей не могла дать естественно-научная метафизика, в морали, то это было воз­можно благодаря тому, что в промежутке времени эта ветвь философско­го исследования тоже достигла полной независимости от положительной религии. Действительно, освобождение философии, начавшееся вместе с распространением религиозно-индифферентной метафизики XVII века, со­вершилось сравнительно быстро и беспрепятственно, но при этом тен­денция новой эпохи сказалась, между прочим, и в том, что центр тяжести философских исследований был перенесен в область психологии. В этом отношении философии послужило в пользу литературное течение эпохи, направившееся к возбуждению в человеке более глубокого интереса к самому себе, к анализу его чувствований, расчленению его мотивов, приданию "сентиментального" характера личным отношениям. Индиви­дуум, углубившийся в свою внутреннюю жизнь, самодовлеющая монада -характерное явление эпохи Просвещения. Индивидуализм Ренессанса, оттесненный в XVII веке внешними обстоятельствами на второй план, теперь вырвался из-под власти неподвижных формул с новой силой: прег­рады были уничтожены, внешние формальности отброшены, и вместо них была выдвинута чистая естественная жизнь человека.

Но чем большее значение приобретал человек в своих собственных глазах, тем разностороннее он исследовал вопрос о сущности истинного счастья, тем в большей степени становились для него проблематическими нравственность, общество и государство. Каким образом - гласит основ­ной практический вопрос просветительной философии - человек при­обретает знание, выходящее за пределы его индивидуальности? При всех дебатах об этих проблемах, в качестве подразумевающейся посылки, про­ходит взгляд, что индивидуум в своей (различно понимаемой) естествен­ной определенности есть нечто первоначальное, данное, само собой разу­меющееся, и что только опираясь на него и можно объяснить более широкие отношения. Поэтому натуралистическая метафизика XVII века, в одних случаях более склоняющаяся к атомизму, в других к монадологии, является основой морали XVIII столетия.

422

Прочное установление этих предпосылок имело своим результатом уяс­нение принципов этики. Так как нравственная жизнь признавалась чем-то особым от естественной сущности индивидуума, чем-то подлежащим объяс­нению, то, с одной стороны, необходимо было точно установить, в чем же именно заключается подлежащее объяснению, и, с другой стороны, нужно было исследовать, на чем основывается его значение. Чем в большей степени нравственность казалась при этом чуждой естественной сущности индивидуума, тем настоятельнее, наряду с вопросом о происхождении нрав­ственных заповедей, возникал вопрос о мотивах, побуждающих человека следовать им. Таким образом, возникают, первоначально в тесной связи между собой, три главных вопроса; в чем состоит содержание нравствен­ности? На чем основывается значение нравственных заповедей? Что приводит человека к нравственным поступкам? Принципы морали могут быть рассматриваемы с трех точек зрения: с точки зрения критерия, санкции и мотива. Ответы на эти отдельные вопросы оказывались допускающими разнообразнейшие комбинации; уяснение и обособление нравственных принципов возникает именно из пестрого разнообразия и смешения нрав­ственно-философских учений XVIII века. Всесторонне деятельным и во многих отношениях господствующим умом является в этом движении Шефтсбери, но своего завершения оно в эту эпоху, именно вследствие отсутствия однообразия в постановке вопроса, еще не находит.

Типическим выражением индивидуалистического характера этой этики было обсуждение вопроса об отношении добродетели к счастью; более или менее ясно выраженным результатом такого обсуждения явилось то, что удовлетворение индивидуальных влечений было возведено в масштаб оценки этических функций. Основывающаяся на этом принципе система практичес­кой философии представляет собой утилитаризм, разностороннее развитие которого является главнейшим результатом обсуждаемого движения.

По отношению к политической и социальной действительности отсюда возникал жгучий вопрос о том, насколько общественное устройство, общественные установления и их развитие служат счастью человечества. Существующие и исторически создавшиеся установления потеряли свое не­посредственное значение и прежний авторитет; они должны были оправдать себя в критическом сознании и доказать свое право на существование преимуществами, оказываемыми ими для счастья человечества, На этой основе развилась государственная и общественная философия XVIII века, ею же определилось критическое отношение последней к исторической действи­тельности, и по тому же масштабу философия оценивала результаты исторического прогресса человеческой цивилизации. Таким образом, зна­чение и ценность самой культуры и отношение природы и истории тоже превратились в проблему, всего ярче формулированную Руссо, которая в дальнейшем развитии и в соединении с потрясающими событиями Революции привела к зарождению философии истории.

423