Чжуан-цзы и Ле-цзы

Двумя другими наиболее известными трактатами даосско­го направления были «Чжуан-цзы» и «Ле-цзы». Оба они на­званы по именам их авторов, хотя оценки подлинности обоих трактатов и личности их авторов в современной синологии различны. Личность Чжуан-цзы и аутентичность трактата, носящего его имя [1016; 107; 296; 428; 557; 779; 784; 843; 884], сомнению не подвергаются. Чжуан-цзы был, в отличие от легендарного Лао-цзы, реальным лицом IV—III вв. до н. э., и сведения о его жизни, деятельности и идеях в обилии содержатся не только на страницах его трактата, но и во многих других древних источниках [1017]. Сложнее обстоит

15 зак. Ю51 225

дело с «Ле-цзы» [881; 107; 429; 779; 783; 1045]. Личность автора трактата вызывает сомнения и споры. Одни пытаются подтвердить реальное существование этого предшественника Чжуан-цзы, жившего примерно в V—IV вв. до н. э. [104; 107; 181]. Другие, ссылаясь на отсутствие точных биографических сведении о Ле-цзы и даже дат его жизни, ставят личность этого философа под сомнение [51, 268—270], третьи опреде­ленно отвергают достоверность этой личности [433; 1045]. Как и в случае с Лао-цзы и его трактатом, сомнения относитель­но личности философа тесно связаны с проблемой аутентич­ности трактата, носящего его имя. Хотя 'некоторые специали­сты настаивают на доханьском происхождении трактата [107], либо оспаривают аргументы тех, кто- считает это сочи­нение послеханьской подделкой [230], большинство исследо­вателей датирует его первыми веками нашей эры, что не исключает, разумеется, признания существования в нем отго­лосков идей более раннего времени: известии, например, что одна из глав трактата посвящена изложению взглядов Ян Чжу, жившего в IV в. до .и. э. (104; 107]. Дискуссия вокруг «Ле-цзы» не меняет, однако, того, что этот трактат, как и «Чжуан-цзы», справедливо считается классическим произве­дением философского даосизма.

Философские взгляды Чжуан-цзы и Ле-цзы весьма ориги­нальны, подчас даже парадоксальны. В их учении можно найти и черты эпикурейства и призывы к суровому аскетиз­му. Едва ли не первыми из китайских мыслителей они уде­лили большое внимание проблеме жизни и смерти, бытия и небытия. Так, Ле-цзы, следуя в какой-то степени эгоисти­ческой концепции Ян Чжу, которого Фэн Ю-лань считает своеобразным предтечей даосизма [415, 60—67], призывал своих последователей не очень-то мудрствовать, размышляя об истинном и ложном, полезном и вредном [881, 43; 107, 78]. Следует наслаждаться жизнью, не беспокоясь о несовершен­стве бытия. И само бытие — вещь не очень-то определенная. В одной из своих наиболее известных притч Чжуан-цзы на­писал о том, как ему приснилось, что он — бабочка, весело порхающая и наслаждающаяся жизнью. Проснувшись, он стал размышлять: ему ли снилось, что он — бабочка, или это сейчас бабочке снится, что она — Чжуан-цзы. «А ведь ба­бочка и я — разные вещи, — заключает Чжуан-цзы. — Это и есть превращение вещей» [1016, 18].

Эта притча о бабочке — один из центральных моментов философии Чжуан-цзы. Смысл притчи в том, что все в нашем мире относительно, подчас даже иллюзорно. Стоит ли обре­менять себя какими-то заботами, социальными обязательства­ми: «Как знать, не раскаивается ли мертвый в том, что цеп­лялся за жизнь?» [1016, 16; 107, 145].

Казалось бы, отсюда вытекает единственный логичный

вывод: наслаждайся жизнью, пока живешь! Однако сам Чжуан-цзы не следовал такому призыву. Он жил скромно, плохо питался, бедно одевался, всячески избегал славы и богатства. Когда ему был предложен важный пост, он отка­зался от него, сравнив чиновника'с тем откормленным быч­ком, которого предназначают для жертвоприношения и ко­торый в обмен на хорошее питание и уход лишается сво­боды, права распоряжаться собой и даже жизни [1016, 460; 107, 313]. Чжуан-цзы советовал своим последователям не под­даваться на такую удочку, оставаться свободным — пусть даже бедным. Он призывал людей отдаться естественному ходу событий, не насиловать свою природу и целиком под­чиняться судьбе, изменить которую человек не в силах.

В своих притчах и баснях Чжуан-цзы нередко выводил убогих к калек, но не с целью вызвать сострадание, а для того чтобы показать, что -лих люден любят, с ними дружат. Он старался подчеркнуть, что в человеке важна не внеш­ность, а содержание, т. е. сама естественность, само дао. Будучи равнодушным к смерти, он в то же время едва ли не первым в древнем Китае развил идею о возможности до­стижения фантастического долголетия, даже бессмертия. В его притчах встречаются отшельники, «святые люди», ко­торые прожили многие сотни лет, после чего были вознесены на небо [1016; 107; 445, 66—74].