Расцвет китайского буддизма

^Во времена правления лянского У-ди на юге страны (502—549) буддизм был объявлен чем-то вроде официальной государственной религии. Сам У-ди был ревностным будди-

"I Ли к и я № 1051

стом, он запретил и велел разрушить все даосские храмы (даосизм теперь уже рассматривался как соперник буддиз­ма), жертвовал храмам и монастырям огромные суммы денег и богатые дары и даже стал именовать . себя Хуанди-пуса (император-бодисатва) и Пуса-тянь-цзьД (боднсатва — Сын Неба) [273, 124—128; 799, 51—52]. Многие конфуцианцы уже восприняли отдельные идеи и построения буддистов, а неко­торые из них, как Янь Чжи-туй (531—591), пытались вслед за монахами Сунь-чо и Юань-хуном сближать отдельные эле­менты буддизма и конфуцианства [334, 49—51].

Аналогичный процесс распространения буддизма и усиле­ния его позиций и влияния шел и в Северном Китае, где вли­яние конфуцианства вследствие вторжения кочевых племен и нарушения традиционных форм социальной структуры бы­ло ослаблено ⁵. Здесь, на севере, особенно в период правле­ния династий Северная Вэй (386—535) и Северная Ци (549— 579), сложились особо благоприятные условия для расцвета буддизма. В 470—476 гг. императорский двор династии Вэй издал ряд эдиктов, предоставлявших монашеским сангхам право на сбор с окрестных крестьян, особенно в урожайные годы, определенного количества зерна, которое в голодные годы распределялось между нуждающимися (излишками это­го зерна сангха могла распоряжаться по своему усмотре­нию). Этими же эдиктами в распоряжение монашеских сангх была предоставлена даровая рабочая сила из рабов-преступ­ников. Словом, при династии Северная Вэй буддизм полу­чил все возможности для своего развития [836, гл. 114; 761, 150—152].

Неудивительно, что столь заботливое отношение прави­тельств Северного (да и Южного) Китая к новой религии по­влекло за собой бурный рост количества монастырей и ве­рующих, особенно на севере страны. Согласно таблицам, со­ставленным по данным источников, на юге страны в конце V в. (Южная Ци — 479—501) было около 2 тыс. монастырей примерно с 32 тыс. монахов и послушников, а век спустя (Южная Чэнь — 557—583) — 2846 монастырей с 82 700 тыс. На севере в V—VII вв. (Северная Вэй) насчитывалось 30 тыс. монастырей и почти 2 млн. монахов и послушников, а в конце VI в. (Северная Ци) — около 40 тыс. монастырей и 3 млн. монахов и послушников [901, 76; 966, 114]. Эти циф­ры весьма внушительны, а темпы роста — просто ошеломляю­щи, особенно если учесть, что до V в. число буддийских хра­мов во всем Китае исчислялось всего в две-три тысячи, а ко­личество живших в них буддистов — немногими десятками тысяч.

6 В эти века вызванная нашествием комадов миграция китайцев на юг примяла особенно большие размеры. К концу IV в. Свыше миллиона китайцев северных провинций переселилось в бассейн Янцзы [227, 85].

И действительно, именно V—VI вв. и последовавшие за ними первые столетия эпохи Тан (VII—VIII вв.) были «зо­лотым веком» китайского буддизма, временем расцвета его мысли [869]. Буддизм проник во все слои китайского обще­ства. Буквально по всему Китаю выросли десятки и сотни крупных монастырей, тысячи мелких храмов, ступ и пагод. Именно к этому периоду относится и расцвет храмового строительства в знаменитых пещерных комплексах Дуньхуа-на, Лунмыня и Юньгана. Здесь, наряду с большими пещера­ми-храмами с гигантскими многометровыми статуями Амита­бы, Майтрейи, Шакьямуни и Авалокитешвары (Гуань-инь), вырубались верующими многие тысячи мелких углублений-алтарей с небольшими горельефными изображениями будд, бодисатв, архатов и прочих святых буддийского пантеона. На эту гигантскую трудоемкую работу не жалели ни сил, ни средств: каждый более или менее состоятельный верующий буддист считал своим долгом внести личный вклад в прослав­ление учения и тем улучшить свою карму. Изображения допол­нялись благочестивыми надписями-молитвами. Начиная с VI— VII вв. буддийские храмы, пагоды и кумирни с изображениями будд и бодисатв, со статуями Будды и его ближайших спод­вижников стали неотъемлемой частью китайского пейзажа

Б

уЖпйские ритуалы и праздники, например, день рожде­ния Бу\чы, торжественно отмечались в монастырях при сте­чении многочисленных толп окрестных крестьян и паломни­ков. Буддийские идеи и верования внедрялись в самые широ­кие слои народа, подменяя собой некоторые древние местные культы и верования, или растворяясь в них, дополняя их. Сто­ронниками буддизма в обилии становились и представители высших слоев общества. Эти поклонники и покровители буд­дизма — за исключением тех немногих, кто действительно ин­тересовался доктриной нового учения и становился ревност­ным последователем буддийской философии, — обычно ничем не напоминали идеал буддиста. Они не отказывали себе ни в богатстве и роскоши, ни в удобстве и удовольствиях, ни в одежде и пище. Их связи с буддизмом чаще всего ограничи­вались тем, что они жертвовали часть своего богатства в пользу монастырей и храмов, рассчитывая за этот «доброде­тельный акт» получить спасение или хотя бы улучшить свою карму.

Важным средством распространения влияния буддизма во всех слоях китайского общества стало непременное участие монахов-буддистов в погребальных церемониях. Примерно с VI в. фактически все погребальные обряды в стране, начиная с похорон императора и кончая погребением последнего из его подданных, неизменно сопровождались чтением буддий­

скими монахами специальных «спасительных» сутр, дающих покойнику шанс попасть в рай. Они же читали сутры в слу­чае болезней и иных несчастий. Обычно этот ритуал стоил не­дорого, так что приглашение монаха в случае необходимости было практически доступно любому. Разумеется, однако, что плата за этот «божий» труд святых людей зависела от уров­ня состоятельности клиента: если на похоронах бедняка мо­нах подчас выполнял свою работу за гроши, а то и бесплат­но, то за аналогичный ритуал перед гробом императора или богатого чиновника и аристократа монастырь нередко полу­чал сотни тысяч монет, большие участки земли. Плата за по­гребальный обряд, равно как и прочие пожертвования со сто­роны богатых буддистов-мирян, составляли, таким образом, важный и все возраставший источник дохода монастырей.

Расцвет китайского буддизма во многом изменил его роль. Если на раннем этапе это было своеобразное «учение в се­бе», «учение для себя», то теперь на передний план все более отчетливо стала выходить социальная функция буддизма^ Именно эту сторону подчеркивали в своей деятельности пат-риархи раннего буддизма Дао-ань, Хуэй-юань, Кумараджи­ва. Изменение функций, повышение роли социального начала стало заметно во всем. Вот, к примеру, тот же вопрос о по-гребальных церемониях. В обычных условиях совершение это­го обряда по-прежнему зависело главным образом от инди­видуума, его желания, желания его ближайших родственни­ков. Однако это был суровый период китайской истории: войны и междоусобицы были доминантой эпохи, на поле брани гибли тысячи и сотни тысяч воинов. В этих условиях поминовение душ павших воинов стало одной из важных общественных функций китайского буддизма.

Если до буддизма страх перед- потерей тела или уродст­вом его был одним из наиболее сильных импульсов в жизни китайских солдат, то теперь буддизм со своей идеей спасения души помогал им освобождаться от этого страха. В стране была создана специальная сеть храмов в честь душ павших. воинов. Алтари и росписи этих храмов, совершаемые в них богослужения, чтения сутр должны были обеспечить всем павшим на поле брани спасение и райское блаженство [799, 75]. Конечно, главным исходным мотивом всех этих «добро­детельных» бескорыстных акций буддийских монахов было все то же стремление к улучшению кармы и в конечном счете к индивидуальному спасению. Однако эта своекорыстная цель все же никоим образом не меняла того, что описанные выше акции монахов (помощь больным, организация госпиталей во время эпидемий, стихийных бедствий и т. п.) приносили имен­но общественную пользу и отражали возросшую социальную функцию буддизма в целом как организации, как церкви.

Очень показательно, что этот социальный акцент не толь- ко играл важную роль в китайском буддизме, но и, в свою очередь, оказывал решающее воздействие на характер и пути развития этого учения — во всяком случае, в той его части, которая была предназначена для широких слоев населения и которая подчас именуется «буддизмом народным» (в отличие от буддизма для посвященных, от его эзотерических сект и т. п.). В первую очередь это заметно на примере той эво- люции, которую в китайских условиях претерпел буддийский пантеон. ¹