Буддизм и китайская культура

'Буддизм просуществовал в Китае около 2 тыс. лет и в виде остаточных явлений сохраняется и по сей день [775]. На про­тяжении двух тысячелетий это иностранное учение коренным образом изменило свой характер, окитаилось, приобрело ряд совершенно новых черт и особенностей. Вместе с тем буддизм в Китае не только сам испытывал большое влия­ние со стороны традиционной китайской культуры, но и ока­зывал свое влияние на эту культуру, знакомил ее с тем новым, что не было принято или развито в Китае1 Это влияние буд­дизма проявлялось в разных сферах.

Пожалуй, наиболее явным и весомым был вклад буддизма в сферу искусства и архитектуры. Строительство многочислен­ных храмов и монастырей, величественных храмовых комплек­сов и пещерных дворцов, бесчисленных пагод во многом пре­образило облик китайской архитектуры. Особенно это заметно на примере пагод, которые и поныне являются наиболее из­вестными и обращающими на себя внимание памятниками древней архитектуры Китая. Эти пагоды, восходящие к древнеиндийским ступам, обычно представляли собой много­ярусные сооружения, квадратные, круглые или многоугольные в плане. Каждый из ярусов призван был символизировать одно из небес буддийской космогонии. Такая пагода представ­ляет собой поистине великолепное и оригинальное произведе­

ние искусства. Независимо от того что идея подобных соору-

жений была привнесена извне, все эти храмы и пагоды за долгие века существования на китайской почве превратились в интегральную часть уже именно китайской архитектуры и являются, как и церковная архитектура у других наро­дов, ярчайшим свидетельством творческого гения многих тысяч безымянных мастеров культуры китайского народа

[908].

Еще в большей степени буддизм преобразил облик китай­ского искусства. Вместе с буддизмом в Китае получила широ­кое распространение до того почти не существовавшая скульп­турная иконография, послужившая основой для развития ис­кусства монументальной скульптуры в стране. Вплоть до са­мого недавнего времени подавляющая часть всего скульптур­ного наследия Китая приходилась на долю сооружений, так или иначе связанных с буддизмом, с его идеями, пантеоном, мифологией. Индо-буддийский пласт в этой сфере китайского искусства прослеживался особенно отчетливо (облик божеств, ИХ поза и жесты, даже преобладающий вид животных — из-•титленный в буддизме, но почти неизвестный в Китае лев), voi я и здесь многовековая эволюция традиции способство-1ЙЛ1 ее изменению, китаизации. В результате этой китаизации I китайской, буддийской иконографии сложился свой собст-

и ■и"|, н высшей степени оригинальный синтетический стиль

I к\чьи I \ |>1.1, являющийся сложной амальгамой множества | | 1ы\рпых влияний и традиций, но в то же время безуслов-

Н Г1ЙСХИЙ, составляющий неотъемлемую часть иациональ-

п и i \ поуры страны.

I I | возникновение и расцвет национальной скульпту-

I и I иг оказала решающее влияние буддийская иконогра-II г itiii'tie несмирно известной китайской пейзажной

п miii и p.Hi I Суп п последующих периодов важ-

' | • 11.1. • I.. |... и. . Ы1 p,i -и ..ми «Чинь>, Учение секты о том, что 1ч ' | I Hi I i. п и.. и. . I и молчании гор, н пенни птиц, в ше-

■ iiii'ihviiiiii. п< mi. pi,,i листвы, что главное в природе —

но целика»! net крайняя пустота, оказывало сильное воздей-ciinie на мастеров живописи. Для них не существовало зако­нов перспективы, ибо в обилии располагавшиеся на ланд-iii i.|i i пых свитках горы не имели,для них реального содержа­ния, а лишь иллюстрировали великую пустоту природы. Даже сам процесс создания свитка был полон мистики и таинства: художипк,проводил длительное время как бы в прострации, в молчаливой медитации, пытаясь схватить и уяснить внутрен­нюю сущность, духовную эссенцию вещей, скрытую покровом внешней оболочки. Как только он достигал желаемого, полу-1/ чал интуитивный толчок, озарение, вдохновение — он сразу же, не теряя ни минуты, начинал работать. Кисть его летала свободно, вдохновенно, почти автоматически, ибо моменты

вдохновения приходят редко, а именно в них — талант и ма­стерство художника.

Буддизм оказал немалое влияние на китайскую культуру также в обширной сфере языка, письменности и литературы. Благодаря буддизму в китайский язык было внесено множе­ство новых слов и терминов. Древнесанскритские звуки и сло­ги, зафиксированные в китайской транскрипции раннего сред­невековья, позволяют ученым сегодня вскрывать некоторые закономерности эволюции китайской фонетики. Буддийские тексты сыграли решающую роль в возникновении в китайской литературе некоторых новых жанров (бяньвэнь). Наконец, именно в недрах буддийских монастырей впервые зародилось, по мнению специалистов, искусство книгопечатания, ксилогра­фии [161, 28], расцвету которого наука обязана многим. Буд­дийские монастыри имели библиотеки, хранившие десятки и сотни буддийских сутр, которые на протяжении веков добро­совестно переводились, компилировались и размножались в большом количестве копий усилиями трудолюбивых монахов. Эти библиотеки и хранилища сутр при китайских буддийских монастырях имели огромное значение и сыграли важную роль в истории мировой культуры. Нужно сказать, что некоторые из ныне высоко почитаемых буддистами всех стран древних текстов дожили до наших дней только в китайских переводах. Уже в 972—983 гг. было напечатано полное собрание буддий­ских текстов, Трипитака («Дацанцзин» [853; 297]), состояв­шее из 5048 цзюаней [161, 71—72; 578].

Буддизм внес определенный вклад и в китайскую науку. Индо-буддийские эксперты реформировали китайский кален­дарь, занимались астрономией и математикой. Буддийские идеи метемпсихоза дали толчок изучению метаморфоз в мире животных и растений. На китайских врачей оказала влияние индо-буддийская медицина с ее культом умиротворения, спо­койствия, милосердия, непредвзятого отношения к любому живому существу. Наконец, очень много нового внес буддизм в китайскую философию. Не говоря о конкретных идеях и направлениях мышления, можно заметить, что с буддизмом' в Китай пришло довольно развитое учение о логике, как фор­мальной, так и диалектической. Весьма сильное влияние фило­софии буддизма испытало сунское неоконфуцианство.

(Словом, буддизм сильно модифицировал китайскую циви­лизацию, однако в конечном счете именно он подвергся наибольшей трансформации, китаизации! [398, 270]. Показа­тельно, что как раз те его направления, которые прочней дру­гих утвердились на китайской почве (амидизм и «Чань»), были в наибольшей степени именно китайскими. Важно отме­тить и еще одно обстоятельство! По своей интеллектуальной мощи, силе приспособляемости и довольно совершенным фор­мам организации буддизм мог претендовать (и одно время

действительно претендовал) на роль самостоятельной, даже основной религии в Китае. Однако эти претензии буддизма вступили в решительное противоречие с давно сложившейся структурой конфуцианского государства и общества.! И если в других случаях победа буддизму доставалась сравнительно легко (вспомним хотя бы успехи ламаизма в Тибете и Монго­лии), то здесь коса нашла на камень. Китайское конфуциан­ское государство, отнюдь не уничтожая буддизма как инсти­тут, сумело пресечь его притязания, поставить его под свой контроль и даже заставить его служить своим интересам.

Практически это нашло свое выражение в том, что вскоре после разгрома Н |Г> г. и начавшегося наступления на буддизм нее важнейшие для Китая буддийские идеи и институты «на­родного буддизм!* были умело вписаны в общекитайскую религиозно-синкретическую систему. Буддизм лишился своего былого статуса «государства в государстве», все его храмы и культы, проповедники и монахи, догматы и сутры преврати­лись в неотъемлемую часть общекитайской идеологии и куль­туры. Потеряв свою независимость, буддизм сразу же пере-II.i.i представлять какую-либо опасность для китайского госу­дарства, для конфуцианской верхушки. Продолжавшие свое i v шествование секты уже не могли претендовать на какое-ЛИбо исключительное положение. Вот почему, начиная при­мерно с Сун и параллельно с процессом сложения и укрепле­ния системы религиозного синкретизма в стране, буддизм как самостоятельная религия постепенно приходит в упадок.

Добившись победы над буддизмом, конфуцианство сумело заставить своего поверженного противника работать на себя. Создав и возглавив предназначавшуюся для народных масс систему религиозного синкретизма, китайское конфуцианство использовало обе соперничавшие с ним в прошлом идеоло- е< кие религиозные системы в целях усиления своего идей- но поли i ичееко! < • влияния.

Глава шестая

РЕЛИГИОЗНЫЙ СИНКРЕТИЗМ И ТРАДИЦИИ КИТАЙСКОЙ КУЛЬТУРЫ

Китайская система религиозного синкретизма, явившаяся результатом сложного процесса синтеза всех трех учений: конфуцианства, даосизма и буддизма, складывалась медлен­но и постепенно, на протяжении ряда столетий. Главенствую­щим в этом сложном процессе всегда было конфуцианство. Однако даже после провозглашения его в Хань официальной государственной идеологией конфуцианству далеко не сразу удалось доказать и отстоять свой бесспорный приоритет в духовной культуре Китая. Дело в том, что после крушения Хань в конце II в. н. э. Китай целых четыре столетия был раздроблен на независимые государства, управлявшиеся императорами как китайских, так и некитайских династий. В этот длительный период раздробленности, смут и междо­усобиц обстановка в стране отнюдь не способствовала успеху конфуцианства. Конечно, в сфере государственного управле­ния и административно-политической структуры, так же как и в области общественных отношений и в системе этики, вы­работанные в Хань конфуцианские стандарты продолжали существовать и даже определять характер и развитие ки­тайского общества. Однако многочисленные иноземные втор­жения расшатывали только что установившиеся общекитай­ские социальные нормы и традиции, децентрализация ослаб­ляла роль конфуцианской бюрократической структуры и рож­дала локальные центробежные тенденции феодальной знати.

Китай III—VI вв. меньше всего характеризовался абсо­лютным господством конфуцианства — хотя оно по традиции и продолжало считаться официальной государственной идео­логией, а его приверженцы, как правило, стояли у руля правления и занимали основные посты в системе админи­страции. В этот период китайской истории то в одном, то в другом из многочисленных государств временами приходили к власти правители, симпатизировавшие буддистам или дао­сам,— и эти религии выходили на передний план, завоевы­

вали прочные позиции и влиятельных сторонников. Понятно, что в таких условиях все основные идеологические системы Китая имели достаточно благоприятные возможности для своего независимого существования и развития. И хотя каж­дая из этих систем многое заимствовала от остальных, а дли­тельная практика сосуществования в рамках уже сформиро­вавшейся китайской цивилизации с ее устоявшимися куль­турными стандартами и общепризнанной системой ценностей вела к еще большему взаимовлиянию и выдвижению на пе­редний план того общего, что было у них, и конфуцианство, и даосизм, и буддизм в это время были еще вполне само­стоятельными и даже активно соперничавшими друг с дру­гом идеологиями.

С возникновением на рубеже VI—VII вв. централизован­ной империи и объединением всего Китая под эгидой единой и крепкой династии (вначале на короткое время Суй, с на­чала VII в.— Тан) картина стала заметно изменяться. По­требности создания крепкой и обширной централизованной империи заставили правителей Тан обратить особое внима­ние на совершенствование организации управления и соци­альной структуры, на освящение их божественного права на власть. Собственно говоря, конфуцианство было в эту пору единственно сложившейся и апробированной системой идей и институтов, посредством которых можно было наладить управление огромной страной и обеспечить столь желаемые прочность и стабильность. Ни даосизм, ни буддизм с их при­матом религиозного, эмоционального начала, смутными идеа­лами социальной справедливости и нередко лишь плохо скрываемым пренебрежением к условиям материальной жиз­ни общества и тем более к проблемам социальной политики и администрации для этой цели не годились. Не случайно синологи нередко подчеркивают, что в многовековой истории Китая конфуцианство всегда играло роль утверждающего начала, тогда как даосизм — отрицающего, что каждый ки­таец — конфуцианец, когда он процветает, и даос, когда на него сваливаются несчастья, и что таким образом конфуци­анство всегда выходило на передний план в период мира и процветания страны, тогда как даосизм занимал его место в период смут и неурядиц [515, 79; 573, ПО—1111.

И в самом деле, даосизм, так же как и буддизм в его наиболее популярной в Китае массовой форме амидизма, и все возникавшие на базе этих учений многочисленные кресть­янские секты с их эклектическими идеями, примитивными лозунгами уравниловки и революционно-бунтарским духом могли повести и действительно вели за собой миллионы угне­тенных и жаждущих справедливости крестьян, поверивших в утопические идеалы своих вождей [133; 181; 371; 451; 735; 760; 883; 928; 974; 977]. Однако ни даосизм, ни амидизм, ни

все прочие даосско-буддийские по своей идеологии секты ни­когда не имели сколько-нибудь четкой, последовательной и заслуживающей внимания с точки зрения ее осуществимости программы социальных преобразований, результатом чего и бывали их поражения и неудачи и соответственно триумф противостоявшего им конфуцианства. Победой именно кон­фуцианства, как социально-политической и религиозно-эти­ческой системы, неизменно заканчивались все столь частые в Китае и характерные для него социальные движения ни­зов— независимо от того, побеждали крестьянские восста­ния или терпели поражения.