Небо и государь в учении Конфуция

Как упоминалось, культ Неба в чжоуском Китае постепен­но вытеснил более древний культ Шанди, а само обожествле­ние Неба с первых же шагов приобрело несколько рациона­листический оттенок. В отличие от предка-покровителя Шан­ди Небо выступало в виде абстрактной регулирующей силы и было олицетворением разума, целесообразности, высшей справедливости. Конфуций и конфуцианцы еще усилили эти рационалистические черты культа Неба, превратив его в свое­образный символ верховного божественного порядка, в глав­ный регулятор Вселенной, центром которой, естественно, счи­тался Китай.-При этом — в полном соответствии с общим ду­хом и основной направленностью учения — конфуцианство по­чти совсем исключило из сферы своих интересов отношение к Небу, как к элементу великой Природы, натурфилософского Бытия и т. п. Небо воспринималось конфуцианцами лишь в качестве основной пружины социальной жизни, верховного регулятора человеческих отношений на земле. Соответственно были выработаны и нормы взаимоотношений людей с Небом.

По традиции, свято соблюдавшейся и возвеличенной кон­фуцианством, главным агентом социального организма в его общении с Небом выступал правитель, государь. Верховный правитель Китая, «сын Неба», не только почитался в качестве родо-племенного главы и первосвященника чжоусцев, но и вы­ступал в виде посредника между миром людей и миром богов и духов. Усилиями конфуцианцев «сын Неба» был возвеличен еще более. С течением времени он превратился в фактически единственного носителя божественной благодати и оказался на положении полубога. Как и прежде в общении с Шанди, он был единственным, кто имел право непосредственно об­щаться с Небом, совершать обряды и приносить жертвы в его честь.

Санкционированный конфуцианцами культ государя при­вел к тому, что начиная с Хань император в Китае всегда был наделен почти божескими почестями. Согласно вырабо­

тайным конфуцианством принципам, нет большей доблести для подданного, чем служить императору, беспрекословно по­виноваться ему, быть беспредельно преданным правителю. Показательно, что даже термин чэнь, который в Инь и в на­чале Чжоу соответствовал понятию «подданный», «сподвиж­ник», к середине Чжоу приобрел иной оттенок, сохранившийся и впоследствии,— «ваш слуга», «ваш покорный раб».'И сам государь, высоко вознесенный конфуцианством, стал как бы олицетворением государства. Как отмечается в некоторых работах, в китайской политической мысли никогда не разви­валась идея о государстве, как абстракции, о государстве вне государя) как то было характерным для Европы [660, 56—67]. Преданность государству означала лояльность- по отношению к государю, к династии. Государь в конфуцианском Китае был господином его подданных, «отцом Отечества». Однако, как и всякий отец в учении Конфуция, он имел не только права и почести, но и обязанности, причем немалые]

Будучи по форме деспотией, правление китайского импера­тора официально ограничивалось конфуцианским учением о добродетели п освященными нормами обычного права] [731, 172 185]. Каждый шаг и поступок императора, его одежда, ппща, жены, гарем, слуги и колесницы, приемы и вы­езды— буквально все, до самых мелочей, было строжайшим образом регламентировано. И что особенно важно и заслужи­вает внимания, Гвсе эти многочисленные обязательные ритуа­лы непременно опосредствовались волей Неба, божественным порядком, якобы строго-настрого предписанным всем госуда­рям Поднебесной и идущим еще от великих древних правите­лей, мудрость и заветы которых свято чтут и хранят окру­жающие государя ученые-конфуцианцы.

На тот случай, если бы государь все же пренебрег всеми церемониями и попытался править самолично и самовластно, а не при помощи министров-конфуцианцев, конфуцианство выработало свой знаменитый тезис о переменчивости божест­венного небесного мандата. {Согласно этому тезису, небесный мандат, мин, на право управления Поднебесной вручается Небом только высокодобродетельному правителю и безжа­лостно отбирается у государя недобродетельного. Другими словами, делая ошибки, император тем самым терял право управлять [337, 17]. Значительная часть отредактированного п интерполированного Конфуцием текста «Шуцзин» была по-свящепа иллюстрации именно этого крайне важного для кон­фуцианства положения. Во многих главах этой древней книги говорится 0 том, что Небо в свое время отняло свой мандат на правление Поднебесной у ставших распущенными и недоб-

родстелы ии последних правителей легендарной династии

Ся и от 1.1 и. ею мудрому и добродетельному иньскому Чэн Тану. То же самое повторилось и несколько веков спустя, ко-

гда опять-таки «развратный и недостойный» последний инь-ский ван Чжоу Синь был лишен Небом власти, переданной «справедливому, добродетельному и мудрому» чжоускому Вэнь-вану.

Эта доктрина о переменчивости мандата, существовавшая, возможно, еще до Конфуция (725, 198; 1054, т. I, 171], должна -была сыграть роль грозного предостережения в адрес неради­вых, алчных и жестоких правителем. Конфуций и конфуциан­цы способствовали усилению авторитета учения о мандате [725] — и в этом, по мнению Г. Дабса, проявился теизм Конфу­ция, который со временем забылся [351], Но всяком случае, начиная с эпохи Хань, когда КОИфуЦНанСТВО стало официаль­ной государственной иД «плотей, пчне о непостоянстве небес­ного мандата превратился в один из краеугольных камней со­циальной политики конфуцианцев. В руках окружавших им­ператора конфуцианских советников и министров оно стало ■оружием необычайной силы: учение о переменчивости небес­ного мандата висело над головой каждого из китайских пра­вителей, как своеобразный дамоклов меч. Оно предупреждало императора от любых попыток что-либо изменить или испра­вить в Поднебесной. Ссылками на волю мудрого Неба, кото­рое «бдительно следит» за поведением государя, консерватив­ные китайские конфуцианцы запугивали любого императора, пытавшегося было стать на путь реформ.

Практически этот бдительный надзор ревнителей старины осуществлялся прежде всего посредством специальных наблю­дений за «волей Неба», проявлявшейся в небесных предзна­менованиях. Эти наблюдения были функцией придворных аст­рономов, важная политическая роль 'которых особенно воз­росла с эпохи Хань. Как показали в специальных исследова­ниях Г. Биленстейн и В. Эберхард, все «небесные предзнаме­нования» — затмения солнца и луны, появление комет, сти­хийные бедствия и т. п. играли в руках опытных конфуциан­ских придворных роль могучего орудия запугивания и шанта­жа [215; 365]. Так, в периоды правления абсолютно «добро­детельных» ханьских императоров (Гао-цзу или Вэнь-ди) не только не были зафиксированы некоторые затмения, но не была даже замечена яркая комета Галлея (163 г. до н. э.). В то же время небесные явления меньшего масштаба выпячи­вались и старательно обыгрывались в другие периоды, напри­мер в годы правления узурпировавшей власть императрицы Люй-хоу, когда эти явления использовались в качестве гроз­ных небесных предупреждений. Отсюда следует, что с по­мощью нарочитого выпячивания или замалчивания небесных явлений, всегда воспринимавшихся в виде грозного преду­преждения Неба, конфуцианцы подвергали косвенной критике деяния неугодных им правителей. Такая критика с помощью «небесных предзнаменований» со временем стала нормой

8 Зак. 1051

113

в Китае. Китайские источники полны сообщений о том. как в годы стихийных бедствий, невзгод, небесных знамений и т. п. китайские императоры, вполне сознававшие свою от­ветственность за деяния, вызвавшие «гнев Неба», шли в хра­мы, приносили обильные жертвы и униженно каялись в своих прегрешениях ³.

Бывали, однако, в истории Китая случаи, когда такого рода «косвенная критика» не помогала, когда какой-либо са­мовластный император стремился освободиться от мелочной: опеки и удручающего однообразия социального порядка кон­фуцианства и править по своему усмотрению. В поисках под­держки такой император, как правило, обращался к своему ближайшему окружению (евнухи, родственники, родня жен. советники и т. п.), подчас весьма влиятельному, и стремился противопоставить его могущество традициям конфуцианских чиновников [770, 138—141]. Момент наибольшего обострения такого рода спорадических столкновений приходится на эпоху Мин (XIV—XVII вв.), когда в правящем стане разгорелась ожесточенная борьба конфуцианцев и евнухов. Некоторые ис­торики видят в этой борьбе проявление всегда существовав­шего противостояния легпстских и конфуцианских тенденций в рамках синтезированной лсгистско-конфуцианской полити­ко-административной структуры Китая [504, 21; 712, 357]..